Если удача ему не изменит... “Черт, я же верю, что человек сам кузнец своего счастья. Я знал это с самого начала: парень с характером должен сам позаботиться о своей судьбе. Позаботься о себе, а другие пусть платят. Такова жизнь”.
Интересно, что подумает Бетти о нем, когда он взлетит наверх, окажется в числе действительно крупных шишек. Она одумается, раскается да и, глядишь, повзрослеет, молоко на губах обсохнет. Припарковавшись, Тони поднялся на свой этаж, открыл дверь и вошел в квартиру, все еще думая о Бетти, о том, что она подогревает в нем что-то вроде любви-ненависти.
Тони остановился как вкопанный у двери, затравленно озираясь. Что-то тут не так, иначе, чем полагалось бы. Он никак не мог понять, в чем дело, и его обуял страх при мысли, что Минт и Рэш могли передумать и решили ускорить события, отделаться от него, взяв все дело в свои руки... И тут он понял, что его насторожило: разбросанная одежда, женская одежда на диване и два чемодана. Он все еще пялился, не совсем понимая, что к чему, когда из спальни появилась Мария с дорожной сумкой.
Тони круто повернулся в ее сторону, все еще испытывая остаточный страх в сочетании с крайним напряжением последних нескольких часов.
— Какого черта ты здесь делаешь? — прорычал Тони. — Я же велел тебе убираться!
Мария, не говоря ни слова, распахнула сумку и принялась запихивать в нее разложенную на диване одежду, а затем и в наполовину заполненные чемоданы.
Ее неожиданное появление, ее молчание было последней каплей, которая привела Тони в состояние необузданной ярости.
— Будь ты проклята! Отвечай же!
Мария выпрямилась и повернулась к нему:
— Я пришла за своими вещами — они принадлежат мне. — Ее губы распухли, и она едва шевелила ими. — Я не долго задержусь. Мне тошно оставаться здесь.
— Ах ты, сучка! — прошипел он, готовый бросаться в нее, как булыжниками, обидными словами. — Или ты явилась сюда, считая, что мне уже хана? Может, ты думала, что здесь ждет тебя Анджело? Так, что ли?
Мария равнодушно пожала плечами, отвернулась:
— Не понимаю, о чем ты говоришь?
— Еще как понимаешь! Ты думала, я не вернусь, что меня уже прикончили холуи Анджело. Не вышло, мертв он, а не я. Ты, конечно, будешь убиваться, нацепишь траур...
Прищурившись, не скрывая обиды и презрения, Мария смотрела на него.
— Какой же ты поганый, Тони! В тебе не осталось ни на грош веры — может, никогда и не было. Ты считаешь дураком всякого, кто доверяет тебе, поэтому и сам не веришь никому. — Она говорила, с трудом роняя горькие, обидные слова, потом спокойно добавила: — Ты отвратителен, Тони, я ненавижу тебя. Ты долго добивался этого и наконец добился: заставил меня возненавидеть тебя.
Потемнев лицом, Тони шагнул к ней и схватил за руку. Резким движением она вырвалась и отступила:
— Не прикасайся ко мне. Если ты хоть раз еще дотронешься, хоть раз... меня просто вывернет наизнанку. Меня тошнит от тебя, Тони!
Он стоял рядом, свирепо глядя на нее сверху вниз и с трудом сдерживая рвущееся из груди дыхание. Да будь она проклята! Опять она достает его своим противным языком... как и та плаксивая Бетти в ту ночь, когда она убежала из его машины в дом.
— Заткнись! — проревел Тони. — Заткнись, замолчи и убирайся отсюда. Поскорее и подальше.
— Конечно, я больше тебе не нужна, — горько сказала она. — Как и Элтери, и Лео, и Свэн... а теперь вот и Анджело, как я понимаю. Тебе не нужны люди, когда они не могут быть тебе полезны. Ну что ж, Тони, ты мне тоже не нужен. Да никому ты такой не нужен. Ты хоть понимаешь это? — Мария помолчала. — В целом свете у тебя нет ни одного друга. Нет у тебя никого. Теперь даже меня. — Она улыбнулась, с усилием кривя разбитые губы. — А как там насчет твоей девушки? Твоей Бетти? Где она, Тони?
— Закрой пасть. Предупреждаю тебя...
Мария уже смеялась, открыто, с нелепым истерическим повизгиванием:
—Все ненавидят тебя, Тони Ромеро. Я ненавижу тебя. Думаю, ты сам себя ненавидишь. А вот твоя Бетти...
Тони с такой силой сжимал зубы, что у него свело от боли челюсти. “Почему она не замолчит? Нарочно своим вяканьем она доводит меня до бешенства? Что ж, сама напросилась”.
— Хорошо, сучка! — Тони взмахнул кулаком от бедра, точно врезав ей по скуле, и почувствовал, как странное, дикое наслаждение охватило его всего в тот момент, когда его кулак соприкоснулся с ее разгоряченным лицом, она отлетела, запрокинулась и упала. Тони склонился над ней, подождал, пока она с усилием приподнимется и сядет, и, кривясь освирепевшим лицом, затараторил: — Я тебе говорил, я тебе говорил... — словно забыв остальные слова. — Ты, сучка, замолчи, заткнись!
Мария смертельно побледнела, ее разбитые губы растянулись на белых зубах, сверкнувших как кость в месте открытого перелома. Она собралась с силами и харкнула ему в рожу, дотянулась до его щек и в нескольких местах глубоко содрала кожу ногтями. Тони ударил ребром ладони по ее залитой кровью челюсти.
Она опрокинулась на спину, как тряпичная кукла, платье высоко задралось, обнажив белые бедра.
— Сучка, грязная шлюха, — повторял в беспамятстве Тони. — Вот я и дотронулся до тебя. Тебя тошнит от меня, да? Так вывернись наизнанку. Давай поблюй, ты ведь это собиралась сделать, а? Я еще только начал дотрагиваться до тебя, будь ты проклята!
Мария сидела оглушенная, упираясь ладонями в пол. Тони наклонился, схватил у воротника ее платье, с силой дернул и разорвал его сверху донизу, отбросив ошметки за спину, одним движением располосовал белую комбинацию и тоже швырнул в угол.
Сейчас они мало походили на нормальных людей. С ненавистью уставившись на него, Мария бросала ему в лицо страшные ругательства, обзывала какими только знала последними словами. Ее ненависть, ее брань, холодное презрение в широко открытых глазах привели его в уже неуправляемую ярость.
Тони схватил ее за волосы, протащил по ковру в спальню, приподнял и швырнул на кровать. Он тупо уставился на ее распростертое избитое тело, чувствуя, как его охватывает темная, извращенная страсть, опаляя ему низ живота и чресла.
Тони ухватился скрюченными пальцами за лифчик и рывком содрал его с груди, оставив красные полосы от ногтей на ее белой коже. Мария шипела, извивалась, выплевывала ругательства, кровь с ее разбитых губ струйками стекала по подбородку.