— Тут нужно понимать, — проскрипел Уолтер, — что говоря: американцы, англичане, мы имеем в виду не государства, а финансово–промышленные группы, территориально располагающиеся в том или ином регионе. А государство — лишь инструмент принуждения аборигенов к верности и лояльности.
— Дело ясное, что дело темное, — прокомментировал Вязовски.
Мне подумалось, что мои полковники, и те, кто остался в Вероне и те, кто был пока в Луисвилле как раз о чем‑то подобном и писали в своих планах — ведь там очень мало было об экономике и очень много о пропаганде, о национальной идее, построении социально–ответственного общества. Пусть поначалу и драконовскими методами.
— Если ты не понимаешь чего‑то происходящего вокруг, то часто это случается не от того, что у тебя недостаточно информации, но только лишь потому, что тебе непонятна и неизвестна первооснова событий и явлений. Тот, кто все закрутил, отталкивался совершенно от других посылок, нежели доступны тебе. Поэтому для тебя все выглядит сумбуром и хаосом, цепью случайностей, но в реальности всего только реализуется чей‑то строгий план, — сказал Уолтер. — Если ты параноик, это совсем не значит, что за тобой не следят. Вспомни историю своей страны. Когда была первая пятилетка?
— С 1929 по 1933 годы, — заученно ответил Захар. — СССР из аграрной страны превратился в индустриальную за четыре года.
— Даты ничего не напоминают?
Как же! Не напоминают! Великая Депрессия! Америка сидит без денег, в некоторых местах едят перекати–поле, а где‑то и того нет, а СССР за четыре года превращается в один из флагманов мирового производства! И теперь, немножко зная о том, как все устроено в этом мире, я никогда не поверю, что это смогли сделать в едином порыве энтузиазма вчерашние крестьяне и арестанты, из которых и состояло в основном население страны, как принято нам рассказывать на уроках по истории Отечества. Чтобы построить ГЭС, нужны экскаваторы, генераторы, бетон, тракторы и инженеры! Крестьян, тачек и лопат маловато будет. Чтобы построить ЗИЛ — недостаточно уметь ходить за плугом. За этой пятилеткой стояло огромное внешнее финансирование. Хоть лупите меня той же самой лопатой по башке — это очевидно. Что заставило Сименс, Форд и Дженерал Электрик прислать во вражескую коммунистическую Россию сотни своих инженеров, технику, оборудование? Деньги? Откуда у СССР в те годы деньги? Деньги были у кого угодно, только не у СССР. И никакой НЭП — частная торговля, Легпром, Пищепром и услуги, конкуренция государственных предприятий — ну точно, как у нас с Захаром — не способен дать столько денег. Они ведь за четыре года удвоили, а по некоторым позициям и удесятерили промышленный выпуск продукции. Почему‑то раньше я этого не видел. Какая же сделка была заключена между Россией Сталина и теми, кто разрешил и одобрил развитие Союза? Странная история — едва ли не то же самое, что пытаемся сделать мы.
И вторая пятилетка — под стать первой, а САСШ только–только начинают выползать из ямы, в которую их уронили. А в Германии — первые экономические успехи нацистов. И тоже — в разоренной, уничтоженной войной и контрибуциями стране, согласной отдаться кому угодно, лишь бы накормил.
А вот во время третьей пятилетки похоже произошла размолвка с неведомыми ее авторами — пришлось вооружаться, потратив на оружие от трети до едва ли не половины всего государственного бюджета.
И никакого визга про "иностранные инвестиции". Я уже привык к своеобразию буржуазной печати — если вокруг чего‑то пляшут танцы с бубном — это незначительный фактор. Про значительное — молчат.
Голова пошла кругом от сопоставления дат и событий. Что же там происходило? Кто‑нибудь когда‑нибудь напишет реальную историю моей страны? Впору уж поверить в еще один коллектив благодетелей вроде нас с Майцевым.
— Но мало того, в начале тридцатых одним из основных экспортных товаров России было зерно. Как сейчас нефть, так тогда — зерно, — увидев мой зажегшийся интерес, продолжал удивлять Уолтер. — А цену на него устанавливали на Чикагской бирже. Тоже как сейчас — Россия торгует товаром, цену на который устанавливает бог знает кто. Русские набрали кредитов на многие миллионы долларов в тогдашних ценах, главным образом, у американских частных лиц, и обеспечением должны были выступать поставки зерна. Но в 1930–м году его цена на бирже упала с 65 до 8 долларов — в восемь раз! И обеспечение кредита становится проблемным. Но на этом загадки не кончаются: американские миллионеры продолжают занимать деньги коммунистической России! И шведские, и итальянские, и английские и немецкие — России ДАЮТ деньги все! Так много, что внешний долг страны за период с.., — он достал из шкафа книгу, открыл ее на заложенной странице, — с двадцать четвертого года по тридцать второй вырастает в девять раз — со ста пятидесяти миллионов золотых рублей до почти полутора миллиардов в тридцать втором году. И последние, самые крупные займы — как раз во время первой пятилетки. А вот в 1933 году долг сокращается сразу втрое! А в тридцать пятом — его практически нет вообще! Чем, кто финансировал это сокращение в условиях прекращения НЭПа и падения цен на основной экспортный ресурс? Долги‑то ведь валютные. Чтобы их закрыть, нужно продать что‑то за валюту. При том, что в те годы население заставляли покупать Гособлигации — дорожили каждой копейкой и, собрав в год с населения 20 миллионов золотом, были счастливы до дрожи! Но при этом легко занимали за границей… вот в первый год пятилетки — сто тридцать миллионов золотых рублей, во второй — двести пятьдесят, в третий — четыреста тридцать, в четвертый — сто! На, посмотри, — он положил передо мной свою книгу. — Дарю. Когда узнаешь, кто, за что и как списал коммунистической России чудовищный долг — позвони мне.
M. R. Dohan "Soviet Foreign Trade in the NEP Economy and the Soviet Industrialization Strategy" — прочитал я на синей обложке.
— В России искать что‑то бесполезно. Ваша контрразведка финансовые вопросы охраняет особенно тщательно. Вот так‑то!
Мне подумалось, что если он прав, то нам придется совсем кисло. Одно дело — играть против хаотичного рынка с тысячами хозяев, и совсем другое — действовать против единой организованной силы, обладающей ресурсами неизмеримо большими, чем наши.
Видно было, что герра Бильфингера разговор порядком утомил, и я решил, что пришла пора прощаться.
— Спасибо, Уолтер, за содержательную беседу, — поблагодарил я. — Вы смогли меня заинтересовать. Если позволите, то я как‑нибудь к вам еще наведаюсь. Когда проверю вашу информацию о масонах и прочих эзотериках.
Он усмехнулся и погладил свою блестящую лысину.
Когда мы уже сели в машину, Захар спросил:
— Ну как? Зря съездил?
— Не знаю, Зак, не знаю, — я и в самом деле пока даже не "видел".
— Я тебе еще одного старикана хотел показать. Здесь недалеко — в Цюрихе.
— Зак, нам пора возвращаться. Послезавтра свадьба у Эми, да и в Вашингтоне что‑то наклевывается. Бригли собирает журналистов, нам нужно быть там.
Майцев ненадолго задумался.
— И в самом деле, наверное, нужно там показаться. Ладно, я тебе сам расскажу. Завтра, в самолете.
Мы переночевали в гостинице, и утром поехали в Больцано — в ближайший аэропорт. А через три часа мы уже вышли из самолета в городском аэропорту Рима — Чампино. Потом был короткий переезд вокруг итальянской столицы в городок Фьюмичино, и уже оттуда мы вылетали в Чикаго на "Джамбо" — 747SP "Амэрикен Эйрлайнз".
Всю дорогу от Тироло до Фьюмичино я читал подаренную мне книгу и история первых лет моей страны открылась мне совершенно с другой стороны: здесь не было места трудовым подвигам, чудесам энтузиазма и всенародного единения. Эта история была написана языком денег: кто, кому, сколько дал, кто и как их использовал, когда вернул и в каком объеме. И выглядела эта история вовсе не так красиво, как меня учили в школе. Назывались имена забытых воротил, у которых молодая советская республика занимала деньги: Фаркуар, занявший коммунистам в 27 году 40 миллионов долларов — в три раза больше, чем дала вся программа гособлигаций, Фриман, предоставивший 50 миллионов под зерновое обеспечение, вездесущая "Стандард Ойл" предоставившая 75 миллионов в обмен на поставки бакинской нефти — их было много, именованных доброжелателей.