— Уэбб, старина. Вставай. Ты же не умрешь. Вставай, Уэбб!

Я коснулся его, попытался нащупать пульс на запястье, на шее, но пульса не было. Кровь расползлась по белой рубашке, два кровавых потока. По одному на каждый выстрел, пославший пулю Уэббу в спину.

Я поднялся. Один рефлектор был направлен в тот угол, где Уэбб делал свои фотопортреты. Он мягко высвечивал вырезанную из дерева фигуру Пана, которую я видел прошлым вечером. Чувственные, улыбающиеся губы, глаза с тяжелыми веками.

Угол был затянут тяжелым красным бархатным занавесом, на который был направлен стационарный фотоаппарат Уэбба «спид-график» со свисающими с затвора проводами. Кадродержатель был на месте, а рядом на стуле лежали два темных слайда. Я вынул кадродержатель и, держа его в руке, направился в комнату, в которую выбежала девушка.

В студии был небольшой столик, заваленный книгами, катушками пленки и рамками, в которые вставлялись слайды. Положив кадродержатель на столик, я пошел в спальню. Дверь, ведущая в сад за домом, была открыта. На кровати в беспорядке лежали женские вещи. Белый бюстгальтер и трусики, зеленое, свободного покроя платье. На ковре у кровати лежали зеленые лакированные туфли на высоком каблуке и пара нейлоновых чулок. Я посмотрел на ярлык, пришитый к вороту платья, — «Моды Капиолани».

Я вышел в гостиную, намереваясь позвонить в полицию, но вдруг заколебался. Здесь Медина. Не какой-нибудь другой город Калифорнии, а именно Медина. Два года назад я занимался здесь одним делом, выявил шайку громил. Мой клиент лишился драгоценностей и мехов на пятьдесят тысяч долларов, а я через два месяца вернул их ему. Банда состояла из двух рецидивистов и... трех полицейских из местной полиции. Один из них — позднее осужденный и посаженный в Сан-Квентин[4] — был молодой полицейский, которого звали Джордж Фарли. У него в местной полиции работал брат — сержант-детектив Билл Фарли. Его по этому делу не привлекали, но приятного для него было мало. Он клялся, что я просто подставил его брата, никак не мог согласиться с тем, что его братец оказался вором.

Два года назад сержант Билл Фарли работал в отделе по расследованию убийств; интересно, где он работает теперь. Одно я знал твердо: он меня смертельно ненавидел.

Я набрал номер дежурного в полицейском управлении. И тут я услышал вой сирены. Звук приближался и нарастал. Кто-то, видимо, уже сообщил в полицию о выстрелах. Я положил трубку и подошел к двери. В этот момент у дома остановилась патрульная машина. Едва из нее выскочили двое полицейских, подъехала еще одна машина, остановившись рядом.

Полицейские держали револьверы наготове. Я вошел в комнату и сказал им, что убит человек, тело которого лежит в соседней комнате. Один из полицейских, держа меня на мушке, спросил, что я здесь делаю.

Я сказал:

— Я Шелл Скотт. Я друг... — Больше мне сказать ничего не удалось.

— Скотт! — произнес кто-то в дверях. Всего одно слово, но произнесено оно было так, словно являлось ругательством. В дверях стояли двое в штатском. И первым из них был Билл Фарли. Почти шести футов ростом, широкоплечий, крепкий, с полным лицом. Он вошел в комнату, вытаскивая из поясной кобуры револьвер с укороченным стволом. — Скотт! — повторил он с ноткой удовлетворения.

Полицейский доложил ему о том, что я сказал, и Фарли тяжело прошел в студию, вернулся и поманил туда другого в штатском. Затем он махнул в мою сторону револьвером и рявкнул:

— А ну подыми лапы, Скотт? Руки на стену!

— Не так шустро, Фарли.

— Руки вверх! — Его маленькие глазки налились кровью.

Я не сказал вслух рвавшихся из меня слов, медленно поднял руки. Повинуясь его рычащим командам, я отодвинулся от стены, опираясь на нее ладонями. Он забрал мой револьвер из наплечной кобуры и отступил.

— Выверни карманы, — сказал он. Я опустил руки и посмотрел на него:

— Не заходи слишком далеко, сержант.

— Лейтенант. Выворачивай карманы.

— Ты даром теряешь время. Примерно пять минут назад неизвестным был застрелен Уэбли Олден. Лица его я не разглядел, но он уехал на машине налево по улице. И еще здесь была девушка...

— Ты будешь делать, что тебе говорят, Скотт?

— Фарли, ты дурак. Я приехал сюда через пять минут после...

Он осклабился и сделал шаг ко мне, поднимая левую руку. Я сжал пальцы правой руки в кулак.

— Шелл! — Другой полицейский в штатском негромко обратился ко мне, стоя в дверях студии.

Когда я увидел Фарли, я не обратил внимания на второго полицейского, но сейчас я узнал его. Мы с ним тоже встречались два года назад, но отношения наши были нормальными. Это был приятный парень по фамилии Дуган. На Фарли он не был похож. Я разжал кулак. Фарли очень хотел, чтобы я его ударил, это прямо написано было у него на лице. Уж тогда-то у него бы появилась возможность порезвиться со мной по-настоящему.

Я отвернулся от него, стиснул зубы и вывалил все из карманов в кучу на стол. Один из полицейских в форме говорил по телефону. Фарли рассматривал содержимое моих карманов.

Я попытался еще раз:

— Фарли...

— Лейтенант Фарли.

— Лейтенант Фарли! Пока ты здесь великолепно изображаешь идиота, тот, кто убил Уэбба, отваливает из Медины. — Я глотнул и перевел дыхание. — Хотя, если у него есть хоть капля ума, ему лучше остаться в этом городе. Здесь он будет в безопасности.

Фарли усмехнулся, взвесил мой кольт в своей ручище и резко открыл барабан, хотя для этого резкости и не требовалось. Фарли весил за двести фунтов, массивный мужик. Выглядел он толстым и не шустрым, но очень сильным.

— Из этого револьвера совсем недавно стреляли, — довольно произнес он. — Три раза. — Он резким движением кисти вернул барабан на место.

У меня вспотели ладони.

— Ты хочешь, наконец, узнать, что случилось, Фарли?

— Я послушаю это в конторе.

— Не собираешься же ты меня задерживать?

— Почему же?

— Ты, несчастный дубоголовый... Если ты, толстолобый...

— Заткни пасть. — Его загорелое лицо потемнело от прилива крови. — Еще раз пасть откроешь, я тебе ее заткну собственноручно.

Значит, вот как обстоят дела. Я посмотрел на Фарли:

— Ладно, пусть будет по-твоему, приятель. Пока. Я, пожалуй, позвоню по телефону.

— Зачем?

— Чтобы вызвать своего адвоката.

— Адвокат тебе понадобится. Сможешь его вызвать из полиции.

«Ага, — подумал я, — на днях или раньше». Прежде чем выйти, я еще раз посмотрел на труп Уэбба. По комнате расхаживали какие-то люди, проводили мелом линии на полу, фотографировали со вспышкой, чертили диаграммы и что-то писали. Почему-то это показалось мне непристойным, а когда я выходил из комнаты, мне вспомнились последние слова Уэбба, сказанные вчера вечером. Он сказал, что это должна была быть его первая брачная ночь. Похоже, так оно и вышло, только он обручился со смертью и уснул навсегда.

Фарли подтолкнул меня ладонью в спину. Мы спустились вниз по лестнице, сели в полицейскую машину и поехали в полицейский участок Медины.

С восьми тридцати вечера пятницы до почти девяти часов утра субботы они держали меня в комнате для допросов, при этом команды полицейских менялись, обрушивая на меня груду вопросов. Одни и те же вопросы, снова и снова. При этом направленная мне в лицо лампа сияла как маленькое солнце, а из деревянного сиденья стула, казалось, начали расти иголки. Вскоре я уже говорил только:

— Я на это уже ответил девятнадцать раз, несчастные вы недоноски.

У них, разумеется, нежных чувств ко мне не прибавилось, но в девять утра субботы они были вынуждены меня отпустить. Помог мне и умный, изворотливый адвокат, но главным было то, что меня не в чем было обвинить. Рассказ мой подтвердился, пули, попавшие в Уэбба, были выпущены не из моего револьвера. Одна из пуль, выпущенных мной в сторону окна, засела в оконной раме, и баллистическая экспертиза подтвердила, что она вылетела из ствола моего револьвера.