Вне себя от гнева, я кинулся к ним, стараясь, однако, производить как можно меньше шума — необходимо было добежать до Гленка прежде, чем тот меня заметит.

Мне почти удалось это сделать: обуреваемый скотскими желаниями и поглощенный борьбой с Вандой, второй помощник не замечал ничего вокруг. Однако, к несчастью, меня выдала Ванда. При виде меня в ее полных ужаса и отвращения глазах вспыхнула надежда. Гленка, должно быть, насторожила перемена в ее лице, так как он резко повернулся и, оставив свою жертву, двинулся на меня. Ванда повисла на нем сзади, пытаясь помешать ему разделаться со мной, но он стряхнул ее на землю одним движением плеча. Я увидел, что карман его брюк оттопыривается от револьвера, однако Гленк не спешил его вытаскивать, не без основания рассчитывая справиться со мной голыми руками.

Я двинул ему правой в челюсть, вложив в удар всю свою злость… С тем же результатом я мог бы ударить гранитную глыбу. Гленк лишь пошатнулся и продолжал наступать, растопырив волосатые руки. В следующее мгновение он сжал меня в медвежьих объятиях.

Вот и пришел мой последний час, подумал я, ощутив его железную хватку. Ванда неистово молотила кулачками по его широченной спине, но Гленк не обращал на нее никакого внимания. Наклонив голову, он уперся лбом в мой подбородок и надавил со страшной силой. Шею пронзила острая боль, я услышал хруст и понял, что это хрустит мой позвоночник. Крик застрял у меня в горле, я дернулся, однако не смог вырваться. Перед глазами поплыли черные круги, небо потемнело и закружилось.

Позади мне почудилось какое-то дуновение, и я догадался, что уже нахожусь в царстве духов, как вдруг…

Гленк неожиданно выпустил меня, сделал несколько неуверенных шагов по пляжу и рухнул как подкошенный на песок. Сам я тоже чуть не грохнулся в обморок; мне пришлось опереться на вовремя подоспевшую Ванду.

— Спасибо, — выдавил я, хватая ртом воздух, как пойманная рыба.

— Рад помочь, всегда к вашим услугам, — затараторил самодовольно сияющий Лакруз. — Услышал ваши крики и пошел к шлюпке. Там никого. Бегу к лагуне — и что я вижу? Паршивец Сэм вот-вот придушит вас насмерть! Хватаю камень потяжелее и бац его по макушке! — Он пнул шотландца ногой в бок: — Ты еще жив, паскудник? Ничего, сейчас я вышибу из тебя дух!

Пит снова занес руку с зажатым в кулаке увесистым обломком и, вероятно, выполнил бы свою угрозу, если бы мы с Вандой не удержали его. В качестве утешения Лакруз извлек из штанов Гленка револьвер и победоносно помахал им в воздухе.

Гленк пошевелился. Медленно подняв веки, он обвел нас налитыми кровью глазами. Когда он увидел револьвер в руке Пита, то сразу все понял; в его взгляде сверкнула злоба… Револьвер олицетворял власть. Тот, кто им владел, естественным образом держал главенство в группе. Гленку с его физической силой револьвер для этого не требовался, но нам, чтобы сладить с его строптивым нравом, без оружия было не обойтись. Теперь я мог не опасаться шотландца: отныне все его помыслы будут направлены на то, как отобрать револьвер у Пита Лакруза.

Когда я сам смог с грехом пополам подняться на ноги, то сказал:

— Мы должны сегодня же покинуть остров и сделать это как можно скорее.

— Невозможно, — угрюмо проговорил Гленк. — У нас не хватит запаса воды для дальнего путешествия, а это значит, что до острова Пасхи нам не добраться.

— Придется рискнуть. Я знаю, что произошло с Андерсоном, — и тут я подробно рассказал им, что увидел на плато.

Смятение отразилось на лице Ванды, Лакруз недоуменно смотрел на меня, скептически ухмылялся Гленк. Я чувствовал, что они не поверили мне. Чтобы окончательно их убедить, я рассказал об останках космического корабля и огромных сверкающих скафандрах, обнаруженных Дэйвом и мной под слоем ила.

— Теперь вы понимаете, почему нам нужно немедленно бежать отсюда, — заключил я свое повествование. — Ясно как день, что Андерсона сожрала эта плесень, хотя мне непонятно, каким именно образом. Но я не собираюсь это выяснять, да и вам не советую. Возьмем всю воду и провизию, какую сможем собрать, и сразу же отчаливаем. Это единственный шанс остаться в живых. На-острове нас ждет неминуемая гибель.

В глазах Гленка вспыхнули алчные огоньки. Должно быть, ему снова померещилась богатая добыча. Я словно читал его мысли; услышав о доспехах, он вообразил, что они изготовлены из какого-нибудь драгоценного металла, и, видимо, решил выяснить, нельзя ли тут чем-нибудь поживиться.

— Вы только пересказали нам свои собственные страхи, — заявил он. — Прежде чем мы окончательно решим, что предпринять, — необходимо пойти и удостовериться во всем самим.

С этими словами он поднялся на ноги и повернулся, чтобы идти к плато.

— Стой! Ни с места! Буду стрелять! — закудахтал Лакруз, потрясая револьвером.

— Стреляй, дьявол тебя побери! Я не двинусь с этого острова, покуда не увижу своими глазами то, о чем сейчас врал этот недоумок! И если здесь найдется хоть один черепок, за который можно выручить пару монет, я буду последним идиотом, если упущу случай поправить свои делишки. Может, Андерсона и впрямь сожрала какая-нибудь тварь, так ведь это было ночью! При ясном солнце я уж как-нибудь сумею за себя постоять.

И он, не оборачиваясь, широким шагом направился в глубь острова. Пит Лакруз прицелился из револьвера в его спину. Если бы Он, не раздумывая, продырявил второго помощника, то, может быть, спас бы себе жизнь.

Но Пит не выстрелил.

VII

Пирамида

— За мной! — скомандовал я и устремился к шлюпке, что осталась на берегу в полумиле от нас. Ванда и Лакруз следовали по пятам.

Пит и я перевернули лежавшую вверх дном шлюпку и поволокли ее к океану. Ванда, как могла, помогала нам. Подтащив ее к самой кромке воды, мы остановились, готовые в любую секунду одним рывком столкнуть утлое суденышко в море. Я повернулся к Ванде:

— Нужно набрать запас пресной воды; грузите все, что найдете вокруг съестного, и дожидайтесь нашего возвращения. Если вдруг заметите что-нибудь подозрительное, тут же отчаливайте от берега.

Пригнувшись к земле, мы бросились обратно к плато. Пит всю дорогу бубнил что-то о револьвере, но мне было не до него.

Бежать было трудно. Царапины от колючих кустов, ссадины от острых камней на ногах отдавались мучительной болью. От усталости и треволнений вчерашнего дня у меня вновь разболелась голова. Удары дубовыми веслами не проходят даром, как, впрочем, и любые другие. Прихрамывая, я ковылял по каменистому берегу и крыл последними словами второго помощника. Какого черта я должен, сбивая в кровь ноги, спешить на помощь этому строптивому болвану, спрашивал я себя! Однако, как и Пит, я хорошо знал ответ: без Гленка, без его решительности и опыта у нас нет и призрака надежды преодолеть пятьсот миль по соленой глади океана, чтобы высадиться на острове Пасхи. Гленк законченный негодяй, это верно, однако в отваге ему не откажешь.

У Гленка было преимущество в пять — десять минут, которые я и Лакруз потратили, переволакивая шлюпку, однако он двигался к плато со стороны лагуны, к тому же через совершенно незнакомую местность. Но моим расчетам, он должен был выбраться на вершину почти одновременно с нами.

Так оно и вышло. Когда мы поднялись на край плато, справа возникла коренастая фигура шотландца; он был на полпути к ближайшему из двух бугорков. За ними возвышался большой продолговатый холм, еще дальше маячил центральный монолит. Все как будто оставалось по-старому, и все же я шел вперед, полный дурных предчувствий.

Стараясь не терять Гленка из виду, я краем глаза продолжал следить за пирамидой. Вид серого чудовища всколыхнул во мне прежний страх и вместе с ним — прежние вопросы. Из кучи гипотез и предложений в моем мозгу мало-помалу начинала вырисовываться стройная картина; странно, но я чувствовал, что теперь как никогда близок к разгадке тайны острова.

— Держись подальше от Гленка, — посоветовал я Лакрузу. — Он не успокоится, пока не заполучит обратно свой револьвер. Но помни: главная опасность — пирамида.