Он подпер кулаком щеку и с горькими нотками в голосе спросил:

— Когда уж тебе, Сергей Павлович, надоест впутывать меня в свои прожекты? Ведь как думалось: полез человек вверх — пусть себе занимается стратегией — авось меня оставит в покое. Ну что ты ко мне прилип? Возьми другое производственное объединение. Пусть оно хоть для Северного полюса, хоть для Сахары изготовляет машины! Видите ли, какому-то начальнику рудника не нравятся наши драглайны. Их рудник на хозрасчете и терпит убытки. А почему я из-за них должен терпеть убытки? Это же другое министерство!.. Понимаю, понимаю: общая задача и так далее. А урон терпеть будем прежде всего мы, и нас за это по головке не поглядят. Кто надумал выпускать эти чертовы драглайны? Ты! А я теперь отдувайся?

Он все более входил в раж, вынул блокнот, ручку. Почти кричал:

— Подсчитай, подсчитай, великий стратег, во сколько обойдется нашему объединению перестройка производства на алтунинский лад! Прикинь затраты по министерству в целом и сопоставь их с убытками министерства горнорудной промышленности из-за того, что остановилось десятка два наших драглайнов. Ты забываешь, Сергей Павлович, основную стратегию: у нас в стране существует единый машиностроительный комплекс. На том стоим-с. А тебе вздумалось создать несколько комплексов, разрушить то, что создавалось годами. Хочешь выделить Восточную зону в особую, а подсчитать не удосужился, во сколько это обойдется!

— Я убежден, — возразил Алтунин, — что в перспективе себестоимость продукции машиностроения Сибири будет ниже аналогичных производств в центральных районах.

— Ты убежден, а я не убежден. Это беспредметный спор. Я категорически против зонирования машиностроения. С Лядовым говорил на эту тему?

— Нет, не говорил.

Скатерщиков обрадовался, смахнул ладонью пот с лица.

— А ты посоветуйся, посоветуйся с ним, прежде чем вылезать на коллегию. Нет, Лядов не позволит морочить людям головы. Не позволит. Он подлинный экономист. Не тебе чета.

И, совершенно успокоившись, перешел на покровительственный тон:

— Много лет назад прочитал я в сборнике итальянских новелл про двух чудаков, которые поменялись душами: поэт и коммерсант. Так вот, помню: тогда очень хотелось поменяться с тобой душами, чтоб понять, что ты за человек. А теперь, представь себе, душами с тобой меняться ни за какие коврижки не согласился бы. Я тебя понял, и ты стал мне неинтересен.

— Что же ты понял?

— А то, что ты не умеешь нормально жить и работать. И другим не даешь. Ты отравлен своими же прожектами, болен гигантоманией и частенько забываешь, что осуществлять-то твои химеры приходится не столько тебе, сколько другим. Теперь вот надумал снова впрячь Скатерщикова в свою тележку: вези, коняга, — получишь горсть овса, а Сергей Алтунин в министры пробьется. Небось и сейчас все на тебя дивятся: нет и сорока, а он уже заместитель начальника главка. Молодец! Генератор идей!.. И Ступаков, вероятно, нахваливает, не понимая, что рано или поздно ты его спихнешь с должности и усядешься на согретое местечко. Нет, нет! Знаю: ни о чем подобном ты не мечтаешь! Ты честный, благородный. Но все произойдет как бы само собой. В силу внутренней логики событий... У тебя ведь всегда получается в силу внутренней логики. И тестя со свету сжил тоже в силу внутренней логики...

— Хочешь разозлить?

— Хочу, чтобы ты наконец оставил меня в покое и не втягивал в свои авантюры.

— Не кричи. Неприлично.

— С тобой нельзя иначе.

— Знаешь ведь: криком меня не проймешь. Кричи не кричи, а все твои соображения мелки, копеечны. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше для тебя. Я долго искал, как это называется, и, кажется, нашел: крупномасштабное мещанство новой формации.

— Ну и пусть. Все мещане, обыватели, один Алтунин шагает вровень с веком.

— Значит, не хочешь, чтобы ваше производственное объединение стало ядром своеобразной машиностроительной галактики восточного комплекса?

— Не хочу! Мы будем драться против этой сумасшедшей идеи! Всех экономистов на ноги поставлю.

— Ставь хоть на голову. А решению министерства придется подчиниться. Не сомневаюсь: Лядов не в пример тебе мыслит широко и поддержит меня. Зря только сопротивляешься.

Да, Скатерщиков не понял главного. Вернее, не захотел понять. Во имя собственного спокойствия. Но в разговоре с ним Алтунин окончательно убедился, какие возможны возражения на коллегии. Главное из них: машиностроительная промышленность СССР представляет сейчас единый комплекс, отдельные территориальные звенья которого успешно обслуживают общесоюзные потребности; создание локальных комплексов — шаг назад.

А что? Козырь увесистый. Не оказаться бы Алтунину в гордом одиночестве.

Все может быть. Но он никогда не жил разумом Скатерщикова. Всегда пытался разобраться в каждом деле сам. Только достаточно ли хорошо разобрался в данном случае? В полную ли меру? Ступаков, мудрый Ступаков не ухватился за его идею, дал уклончивый ответ. Почему? Не вник? Не до того?.. А что скажет Лядов?

Сергей знал: заместитель министра очень занят. И все же он должен был поговорить с ним предварительно, до коллегии. На коллегии Алтунин будет ограничен жестким регламентом, и его идея может остаться недостаточно обоснованной. Ей снисходительно улыбнутся и пойдут дальше.

Эх, иметь бы в своем распоряжении хотя бы несколько месяцев, чтоб с головой уйти в изучение проблем развития восточных районов СССР! Но такого времени у него не было. Почему бы ироничному Гривцову не объявиться раньше? Объявился в самый критический момент. Вот и вышагивай, Алтунин, по кабинету, вытанцовывай навеянную им идею.

А что, если истина все-таки на стороне Петеньки?..

Иногда Алтунин не понимал самого себя. Сейчас был именно такой случай. Другие люди, такие, как Скатерщиков, страдают по причинам сугубо материальным. То их долго не продвигают по службе, то квартира покажется тесной, то с награждением выйдет задержка. Жизнь есть жизнь, и личная заинтересованность занимает в ней не последнее место.

Петр не претендовал на большее, чем ему доложено. Он хотел иметь именно то, что положено. Нe больше, но и не меньше! Прежде всего ему нужны «нормальные условия для существования семьи, — тогда работается продуктивнее». И награды требуются не сами по себе. Они нужны для того, чтобы все знали: дела в объединении «Самородок» процветают, генеральному директору за успехи даже орден дали. Значит, нужно и впредь так держать! Порядок есть порядок. Скатерщиков во всем и всегда требовал от всех строгой официальности.

Так понимал его Алтунин, не удивляясь пристрастию Петра к материальной стороне бытия. Не зло подшучивал над ним: «Если каждый возомнит себя аскетом, кому достанутся легковые машины, цветные телевизоры, ковры, удобные квартиры с прекрасной мебелью? Не для спекулянтов же все это создается, а для тружеников, имеющих сбережения».

— Тут, брат, такое дело, — подыгрывал ему Скатерщиков, — мы с тобой, к примеру, могли бы жить и в бараке, пить чай из жестяного чайника. Но какой в том прок? Сами ведь на всех собраниях трубим о необходимости повышения благосостояния трудящихся. И другое прими в расчет: рядом с тобой живут твои дети, жена, у которой есть призвание создавать уют. Зачем лишать ее этого удовольствия?..

Он мог прочитать целую лекцию о пользе благосостояния. И все было правильно. В душе Сергей с ним соглашался. Но самого-то Алтунина внешняя сторона быта как-то мало занимала. Он словно бы существовал в безвещном пространстве. Не знал, какой марки телевизор стоит в его квартире, какой волшебник подвесил там сияющую люстру. Все это делала Кира.

Иногда ей удавалось вовлечь его в свой «шопинг» (так она называла походы в магазины). Однако и при этом он оставался равнодушным к приобретенным вещам, что очень сердило Киру.

И никакие продвижения по службе, никакие награды не занимали его ум. Все его награды лежали неподвижно в ящике письменного стола, и в любой день он готов был вернуться на свой завод, в свой цех, к своему гидропрессу или даже к паровому молоту. Ему казалось, что он все еще находится в самом начале пути. В этом смысле он жил как бы вне возраста, хотя само время чувствовал очень остро.