Михаил Колесников
Школа министров
Михаил Колесников первый и, пожалуй, пока единственный, кто обратился как художник непосредственно к тем социально-политическим и нравственным проблемам, которые выдвинула и с каждым днем все настойчивее выдвигает перед нашим обществом научно-техническая революция. Такие его повести и романы, как "Атомград", "Право выбора", "Индустриальная баллада" и, наконец, трилогия - "Изотопы для Алтунина", "Алтунин принимает решение" и предлагаемая читателям "Школа министров", —целиком обращены именно к этим важнейшим проблемам современности.
Новое в жизни схватывается искусством не сразу. Тем более в такой сложной сфере, как индустриальное производство. Здесь неизбежны на первых порах увлечение "технологией", специфическими проблемами труда и управления производством, известная эскизность сюжетов и характеров, деловитая сухость авторской речи. Сказанное присутствует и в романах Михаила Колесникова. Читатель не найдет в них лирически выписанных пейзажей, изящной образности речи - всего того, что можно назвать поэзией прозы.
Написанные лапидарно, как диктовал "непоэтичный" жизненный материал, романы эти вместе с тем художественно самобытны. В них, в том числе и в "Школе министров", даны правдивые, живые картины важнейших сторон современной советской жизни, четко выписаны новые для нашей литературы характеры "деловых людей" эпохи научно-технической революции, выдвинуто немало коренных идейно-нравственных проблем. В "Школе министров", в частности, есть в этом смысле главное: строительный пафос нашей индустриальной державы, правдивые характеры тех, кто стоит у пульта управления технико-экономическим развитием страны, держит в руках его рычаги и надежно обеспечивает, говоря словами Пушкина, "бег державный корме родного корабля".
Именно таков прежде всего герой трилогии Сергей Алтунин, бывший рабочий, коммунист, сын рабочего-коммуниста, героически погибшего на фронте Великой Отечественной войны. Его глазами в основном и показывает автор масштабы и направление нашего материально-техничесного прогресса на современном этапе. Через его личность "пропускает" писатель доброе и дурное, сопутствующее этому прогрессу, частично и порождаемое этим прогрессом. Временами перед нами роман-монолог, роман-размышление, роман-исповедь. И такой прием делает образ главного героя подлинным центром повествования, делает характер законченным и глубоко типичным для наших дней.
У таких людей, как Алтунин, реальные проблемы труда, взаимоотношений в процессе этого общественного труда, организации работы миллионов людей в условиях социалистического индустриального государства, — все эти проблемы давно уже стали и личными, наполняющими новым, особым смыслом такие вечные понятия, как счастье, совесть, добро и зло, ответственность, долг, любовь.
В деятельный, полный высокого общественного смысла и пафоса мир Алтунина автор вводит нас не сразу. Если в первом романе трилогии перед нами Алтунин - рабочий кузнечно-прессового цеха, во втором - инженер и начальник этого цеха, то в "Школе министров" он уже начальник большого главка, а затем и заместитель министра.
Как видим, в самом движении сюжета, в судьбе Алтунина заложена еще одна существенная проблема нашего времени: проблема неограниченных возможностей для трудового, социального, идейно-нравственного роста советских людей в условиях социалистической действительности, проблема всестороннего развития их сил и способностей на благо родине.
Михаил Колесников, в прошлом инженер, хорошо знает то, о чем пишет. Поэтому при чтении его книг возникает ощущение полной достоверности происходящего. С первых страниц романа "Школа министров" мы легко и уверенно входим в малознакомую нам область высокоразвитого индустриального производства, следим за поступками людей особого "управленческого" склада, становимся заинтересованными свидетелями "управленческих" страстей, негодуем и радуемся, вдумываемся в своеобразие отношений Алтунина с приспособленцем Скатерщиковым, с первым заместителем министра Лядовым, склонным к волюнтаристским решениям, с симпатией приглядываемся к директору завода Мухину, ученому Карзанову и многим другим людям.
О своих писательских пристрастиях М. Колесников говорит: "Тема рабочего класса сегодня - одна из самых увлекательных. Из всего многообразия общественных отношений и характеров советских людей мне особенно хочется выделить отношения подлинно социалистические, рожденные всем ходом революционного преобразования жизни..."
Книги писателя подтверждают эти слова. В них он создал целую галерею образов наших современников, и Сергей Алтунин, прошедший путь от кузнеца до заместителя министра, пожалуй, самый значительный и типичный из них.
Первые два романа трилогии печатались: «Изотопы для Алтунина» — «Роман-газета», 1974, № 19; «Алтунин принимает решение» — «Роман-газета», 1976, № 15.
Иногда Сергей Алтунин думал, что все мы накрепко включены в некие общественные, производственные, бытовые орбиты и по ним совершаем из года в год свой беспрестанный бег.
Случается и так: на нашу укатанную, как шоссе, орбиту вдруг перескакивает «сторонний» человек. Он приносит с собой свое беспокойство, свои претензии к нам, и мы невольно соприкасаемся с миром иных представлений и требований, начинаем понимать, что существуем не сами по себе и не для себя - мы лишь частичка чего-то очень большого, стремящегося быть единым целым.
Такой «сторонний» человек, начальник Котуйканского рудника, сидел сейчас перед Алтуниным. У начальника рудника было обожженное ветром лицо, вспухшие, потрескавшиеся губы. И глядел он как-то исподлобья, прищурившись, словно оберегая глаза от невидимых разбушевавшихся стихий. Внешнему своему виду он, должно быть, мало придавал значения: в кабинет высокого должностного лица из другого министерства, другого главка явился в толстом сером свитере, поверх которого надел темно-коричневую замшевую куртку. Очевидно, привык к пятидесятиградусным сибирским морозам и, даже очутившись в Москве, с подозрением относился к климату.
«Неужто ему не жарко?» - с иронией подумал Алтунин.
В чужом кабинете начальник рудника вел себя свободно. Расставив ноги в меховых ботинках, широко раскинулся в кресле, почти возлежал. С губ не сходила непонятная улыбка. Вытащил из кармана пачку дорогих сигарет, хотел закурить, но вроде бы раздумал. Переменил позу, слегка подобрался.
- Можно, можно, курите, — улыбнулся ему Алтунин. — Я к дыму привычный.
Начальник рудника, кисло поморщившись, сделал отстраняющий жест.
— Пытался пробиться прямо к начальнику главка товарищу Ступакову, но не пустили, — проговорил он хрипловатым голосом. — К вам едва прорвался: неприемные часы. А я завтра чуть свет улетаю...
— У Ступакова только что умерла жена, — сказал Алтунин. — Сами понимаете...
Начальник рудника поджал губы. Выдержав паузу, произнес с горечью:
— Понимаю. И сочувствую. У меня самого рудник умирает. Целый рудник!
— В каком смысле?
— В прямом. В забоях приостановлены работы.
В глазах посетителя появилась злая желтизна. Он резко провел ладонью по взъерошенным волосам, но волосы продолжали торчать, завиваясь в яркие бронзовые кольца.
- С вашего позволения?.. — Посетитель вопросительно взглянул на Сергея и направился к двери.
- Да, да, — машинально ответил Сергей, не понимая еще, на что, собственно, требуется его разрешение.
- У меня там, в приемной, напарник. С аппаратурой. Мы долго вас не задержим, — пообещал начальник рудника и, распахнув дверь, крикнул: — Максим Васильевич, войдите!