Председательствовал Г.Л. Пятаков.

Обвинение представлял Н.В. Крыленко, защиту — Н.И. Бухарин.

На скамье подсудимых вперемешку сидели эсеры и агенты ВЧК.

В ходе процесса говорилось и об убийстве Володарского.

Самого исполнителя теракта Сергеева на процессе не было, но руководитель боевой группы, в которую якобы входил Сергеев, эсер Григорий Иванович Семенов оказался в наличии.

Более того, в конце февраля 1922 года, за три месяца до начала процесса, Г.И. Семенов предусмотрительно опубликовал в Берлине брошюру о военной и боевой работе эсеров в 1917—1918 годах, в которой содержались все имена террористов. Подробно была описана в брошюре и подготовка покушения на Володарского.

На следствии Григорий Иванович, конспективно излагая текст брошюры, признался, что самолично отравил ядом кураре пули, которыми стрелял Сергеев в Володарского.

«Место для выполнения акта мы старались выбрать на окраине города, чтобы покушавшийся мог легко скрыться, и решили действовать револьверами. Коноплева передала мне яд “кураре”, оставшийся у нее от времени мартовского неудавшегося покушения на Ленина. Я хотел отравить пули ядом и сделал это на квартире Козлова»^{186}.

— Убийство Володарского — случайность… — попытался было отвести удар от партии заведующий военным отделом ЦК ПСР Михаил Александрович Лихач[36]. — Оно произошло без ведома ЦК ПСР. Боевая группа Семенова действовала стихийно, на свой страх и риск.

Но Г.И. Семенов — большинство исследователей считает его чекистским агентом — был безжалостен.

— Боевым отрядом руководил я — член военной комиссии при ЦК ПСР! — отрезал он. — Все указания по организации покушения на Володарского я получал от члена ЦК ПСР Абрама Года.

— Прошу приобщить к делу № 130 «Петроградской правды» за субботу 22 июня 1918 года! — потребовал государственный обвинитель Н.В. Крыленко. — В разделе хроники помещено извещение ЦК ПСР, касающееся убийства Володарского. Текст его чрезвычайно существенный и важный: «В редакцию “Петроградской правды” поступило следующее извещение: “Петроградское бюро ЦК ПСР заявляет, что ни одна из организаций партии к убийству комиссара по делам печати Володарского никакого отношения не имеет…”»

Голос его торжествующе зазвенел, и Г.И. Семенов согласно склонил голову.

— Да! — сказал он. — Я был возмущен поведением ЦК ПСР. Я считал необходимым, чтобы партия открыто заявила, что убийство Володарского — дело ее рук. То же думала центральная боевая группа. Отказ партии от акта был для нас большим моральным ударом. Моральное состояние всех нас было ужасно.

— А в «Голосе России» № 901 за 25 января 1922 года на-печатана статья под заглавием «Иудин поцелуй», подписанная Виктором Черновым, — подал свой голос и председатель трибунала Г.Л. Пятаков. — По поводу покушения на Володарского написано следующее: «Убийство Володарского произошло в самый разгар выборов в Петроградский Совет. Мы шли впереди всех… Большевики проходили только от гнилых местечек, от не работавших фабрик, где были только одни большевистские завкомы… Наша газета “Дело народа” пользовалась огромным успехом в массах. И вот неожиданная весть: выстрелом убит Володарский. Это величайшая ошибка… В присутствии С.П. Постникова… по его предложению было составлено заявление о непричастности партии эсеров к этому акту».

Этому выступлению товарища Пятакова не следует удивляться.

Будучи председателем трибунала, он должен был обеспечивать «состязательность» сторон, а защитник эсеров Бухарин как будто воды в рот набрал, вот и пришлось товарищу Пятакову самому зачитать выдержку из эсеровской газеты в защиту обвиняемых.

Но обвиняемые сами, не дожидаясь, пока это сделает обвинитель Крыленко, отбили попытку председателя суда защитить их. Приведенную Пятаковым выдержку из газеты опроверг член центральной боевой дружины эсеров товарищ Зубков.

— Прогремел выстрел, и был убит большевик Володарский! — сказал он. — Партия эсеров отреклась от Сергеева и его акта. Здесь некоторые цекисты наводили тень на него, что он убил Володарского из любви к искусству. Я знал Сергеева хорошо, он ни одного шага в революции не делал без разрешения ЦК ПСР. Так что напрасно бросать тень на Сергеева. Он убил Володарского от имени боевой организации, которой руководил ЦК ПСР.

Обратим внимание, что член центральной боевой дружины эсеров товарищ Зубков, хотя и знает Сергеева хорошо, но имени его не приводит.

Увы!..

Убийца Володарского так и останется просто Сергеевым — человеком без имени…

— Да! — подтвердил Г.И. Семенов. — Все показания Гоца и иже с ним — сознательная ложь. Гражданину Гоцу больше всех известно, что санкция покушения на Володарского была дана ЦК ПСР.

Совместными усилиями боевикам-эсерам, многие из которых были провокаторами, завербованными ГПУ, удалось-таки убедить товарищей Пятакова и обвинителя Крыленко, что моральный уровень руководителей партии правых эсеров совсем не так высок, как они думают.

— Гоц не хуже, чем Семенов, был посвящен во все детали подготовлявшегося убийства… — вынужден был признать Крыленко. — Так обстояло дело с убийством Володарского «раньше времени», несмотря на запрещение Гоца…

Вообще-то ирония, к которой мы попытались прибегнуть, пересказывая ход процесса, не то что бы неуместна, но просто не различима в той пародии на правосудие, которую устроили большевики в 1922 году.

Как мы уже отмечали, не только председатель трибунала и государственный обвинитель, но и защитник подсудимых эсеров были членами ЦК РКЛ(б) — партии, которая и была прежде всего заинтересована в устранении эсеров с политической арены.

Как сочинялась эта пародия на судебный процесс, расскажет через шестнадцать лет «защитник» эсеров Николай Иванович Бухарин.

«Нельзя пройти мимо чудовищного обвинения меня в том, что я якобы давал Семенову террористические директивы… — будет оправдываться этот “любимец партии” в письме к Пленуму ЦК ВКП(б) 20 февраля 1937 года. — Здесь умолчано о том, что Семенов был коммунистом, членом партии (! — Н.К.). Семенова я защищал по постановлению ЦК партии. Партия наша считала, что Семенов оказал ей большие услуги, приняла его в число своих членов… Семенов фактически выдал Советской власти и партии боевые эсеровские группы. У всех эсеров, оставшихся эсерами, он считался “большевистским провокатором”. Роль разоблачителя он играл и на суде против эсеров»^{187}.

7 августа 1922 года было оглашено обвинительное заключение Верховного революционного трибунала ВЦИК РСФСР:

«Верховный трибунал приговорил: Абрама Рафаиловича Гоца, Дмитрия Дмитриевича Донского, Льва Яковлевича Герштейна, Михаила Яковлевича Гендельман-Грабовского, Михаила Александровича Лихача, Николая Николаевича Иванова, Евгению Моисеевну Ратнер-Элькинд, Евгения Михайловича Тимофеева, Сергея Владимировича Морозова, Владимира Владимировича Агапова, Аркадия Ивановича Альтовского, Владимира Ивановича Игнатьева, Григория Ивановича Семенова, Лидию Васильевну Коноплеву, Елену Александровну Иванову-Иранову — расстрелять.

Принимая во внимание, однако, что Игнатьев бесповоротно порвал со своим контрреволюционным прошлым, добросовестно служит Советской власти и является элементом социально безопасным, Верховный трибунал обращается в Президиум ВЦИК с ходатайством об освобождении его, Игнатьева, от наказания.

В отношении Семенова, Коноплевой, Ефимова, Усова, Зубкова, Федорова-Козлова, Пелевина, Ставской и Дашевского Верховный трибунал находит: эти подсудимые добросовестно заблуждались при совершении ими тяжких преступлений, полагая, что они борются в интересах революции; поняв на деле контрреволюционную роль ПСР, они вышли из нее и ушли из стана врагов рабочего класса, в каковой они попали по трагической случайности. Названные подсудимые вполне осознали всю тяжесть содеянного ими преступления, и трибунал, в полной уверенности, что они будут мужественно и самоотверженно бороться в рядах рабочего класса за Советскую власть против всех ее врагов, ходатайствует перед Президиумом ВЦИК об их полном освобождении от всякого наказания»…