Сообразив, видимо, что одного только намерения создать правительство для приглашения в Казань союзников, да и то лишь после захвата Москвы немцами, маловато для контрреволюционного заговора, чекисты попросили Пинки вспомнить о непосредственной боевой работе «Союза».

Альфред Пинки вспомнил:

«В 19 верстах от Москвы по Нижегородской жел. дор. имеется дача, в которую недавно переселилась одна парочка. Недалеко от дачи на железной дороге два моста, под которыми подложен динамит в целях взрыва советского поезда при эвакуации из Москвы.

Бол. Николаевская, д. 5, кв. 7, спросить Гусева. В его ведении состоят все склады оружия в Москве. Прием от 1—3»^{103}.

Чрезвычайно трогательны эти заминированные «недалеко от дачи» железнодорожные мосты. Пинки помнил даже цвет гетр Савинкова, но при этом координаты железнодорожных мостов исчисляет от дачи, в которую недавно переселилась одна парочка.

Хотя и насчет Гусева, в ведении которого состоят все склады оружия в Москве и который «принимает от 1—3», тоже неплохо сказано. Сразу чувствуется настоящий конспиратор-заговорщик…

Рассказал Пинки и о стратегических планах организации.

Он настолько полно осведомлен о планах японцев, англичан, французов и американцев, что у чекистов вполне бы могло возникнуть подозрение, а не он ли, Адьфред Пинки, и составлял планы английского, французского, американского и японского Генштабов:

«Наши организации имеются в Ярославле, Рязани, Челябинске и приволжских городах. Было условлено, что японцы и союзники дойдут до линии Волги и тут укрепятся, потом продолжат войну с немцами, которые, по данным нашей разведки, в ближайшем будущем займут Москву. Отряды союзников составлялись смешанные, чтоб ни одна сторона не имела перевеса. Участие должны были принимать американцы. Семеновские отряды пока действовали самостоятельно, но связь все же хотели установить»^{104}.

Сценарий «раскрытого» Дзержинским дела «Союза защиты Родины и свободы» вполне мог соперничать по своей нелепости с таким же высосанным из пальца Урицкого делом «Каморры народной расправы»…

Но поразительно…

По мере ликвидации этого придуманного Дзержинским «Союза», «Союз» как бы материализуется. Самому Борису Савинкову начало казаться тогда, что это его людей и арестовывают чекисты…

«…Опасность началась с приездом в Москву германского посла графа Мирбаха, — пишет он в воспоминаниях. — С его приездом начались и аресты.

Уже в середине мая полковник Бреде предупредил меня, что в германском посольстве сильно интересуются “Союзом”, и в частности мною. Он сообщил мне, что, по сведениям графа Мирбаха, я в этот день вечером должен быть в Денежном переулке на заседании “Союза” и что поэтому Денежный переулок будет оцеплен. Сведения графа Мирбаха были ложны… На всякий случай я послал офицера проверить сообщение полковника Бреде.

Офицер действительно был остановлен заставой. Когда его обыскивали большевики, он заметил, что они говорят между собой по-немецки. Тогда он по-немецки же обратился к ним. Старший из них, унтер-офицер, услышав немецкую речь, вытянулся во фронт и сказал: “Zu Befehl, Негг Leutnant” (слушаюсь, господин лейтенант).

Не оставалось сомнения в том, что немцы работают вместе с большевиками»^{105}.

Обратите внимание, что Савинков, хотя и говорит, что сведения графа Мирбаха были ложны и значит никакого заседания «Союза», который организовывал он, Савинков, в Денежном переулке не будет, но все же он посылает офицера посмотреть на этих неведомых ему заговорщиков. Он как бы считает их своими людьми, потому что они могли бы состоять в его организации.

Происходит сложение двух фантазий.

Фантазии Савинкова, который был готов считать арестованных членами своего «Союза», потому что они действительно могли быть ими, соединялись с фантазиями Дзержинского, который арестовывал людей, потому что они могли быть членами савинковского «Союза».

В своих воспоминаниях «Борьба с большевиками» Б. Савинков приводит список высшего руководства «Союза защиты Родины и свободы». Со списком руководства «Союза», опубликованным чекистами, в нем совпадает только фамилия начальника штаба, полковника артиллерии Перхурова. Но Перхуров, как и Савинков, был известен чекистам и без показаний А. Пинки.

Савинков говорит в воспоминаниях, что у него не оставалось сомнения в совместной работе немцев с большевиками. Но ведь никакого сомнения нет и в том, что Дзержинский только для того и придумывал дело ликвидированного им «Союза защиты Родины и свободы», чтобы создать у немцев видимость успешной работы…

Так что и тут происходила самая настоящая материализация фантома…

Точно так же было и в ходе расследования дела «Каморры народной расправы»…

Несмотря на многочисленные огрехи, замысел Моисея Соломоновича Урицкого полностью удался.

В это невозможно поверить, но читаешь показания свидетелей и видишь, что для многих уже в начале июня 1918 года придуманная Урицким «Каморра народной расправы» начала становиться реальностью…

«В субботу (18 мая. — Н.К.) или в пятницу был у нас один красноармеец и сказал, что к ним приходил один и говорил о прокламациях “Каморры народной расправы”. Его не поддержали…” (Показания Моисея Александровича Рачковского.)

“О “Союзе русского народа” знаю, что существовал он при старом строе и задачи его были исключительно погромные, антисемитские. Что касается “Каморры народной расправы”, то она существует еще, кажется, с 1905 года, ею был убит Герцен-штейн. Эмблемой ее был какой-то крест…»^{106} (Показания Семена Абрамовича Рабинова.)

Можно иронизировать, что авторы этих показаний знают о «Каморре» больше, нежели сами «каморрцы», но ведь обилие даже фантастических подробностей только подтверждает, что «Каморра» осознавалась ими как неопровержимая реальность…

Слухи о «Каморре народной расправы», размноженные в десятках тысяч экземпляров петроградских газет, подтвержденные именами В. Володарского, М. Горького и других достаточно известных борцов за права евреев, усиленные многочисленными арестами, мобилизовали многих евреев на борьбу с «погромщиками».

Следственное дело пестрит доносами на еще не выявленных чекистами антисемитов.

«Быстрицкий у нас в доме живет года два и известен мне лично и многим другим жителям дома как человек безусловно правых убеждений и притом антисемит»^{107}.

Разумеется, после этого Семен Дмитриевич Быстрицкий, служащий Всероссийского комитета помощи семьям убитых офицеров, немедленно был арестован, и его племяннице пришлось развить бурную деятельность, чтобы доказать, что ее дядя не антисемит и не погромщик.

Собранное по ее просьбе общее собрание жильцов дома № 15/14 по Коломенской улице постановило: «о принадлежности жильца дома Быстрицкого к “Каморре народной расправы” никому из присутствующих не известно», тем не менее «что касается неуживчивого характера господина Быстрицкого, то у него выходили конфликты с жильцами».

Всероссийский комитет помощи семьям убитых офицеров удостоверил следователя Байковского на официальном бланке, что сотрудники Быстрицкого «от него никогда не слыхали никакой ни погромной, ни контрреволюционной агитации».

По такому же навету был арестован и псаломщик церкви при морском госпитале Григорий Иванович Селиванов. Его брат, юрисконсульт Всероссийского военно-хозяйственного комитета РККА Димитрий Иванович Селиванов, долго объяснял потом в ЧК, что в основе обвинения — сговор между Борисом Ильичом Бинкиным и его племянником Давидом Ефимовичем Хазановым, которые давно недолюбливали Григория Ивановича…