1905, 1931
Помойная яма
Бросила красная Пресня
В ветер свои головни…
Кончено: старая песня —
Падает в дикие дни.
В тучи горючие, в крики —
Тучей взметаемый прах…
Те же — колючие пики,
Кучи мохнатых папах.
Спите во тьме поколений,
Никните в грязь головой,
Гните под плети колени, —
Дети семьи трудовой!
Будет, — направленный прямо
В нас орудийный огонь…
Та же помойная яма
Бросила тухлую вонь.
В то же слепое оконце,
В злеющий жужелжень мух
И в восходящее солнце —
Пухнет мохнатый паук.
1906, 1925
Японец возьми
Муха жужукает в ухо,
Пыльная площадь — пуста…
В пригород, тукнувший глухо,
Желтая ступит пята.
Крик погибающих братии
Встанет в пустой балалай,
Лай наступающих ратей
Слышишь ли, царь Николай?
В блеск восходящего солнца,
Став под окошко тюрьмы,
Желтая рожа японца
Выступит скоро из тьмы.
Тухни, — помойная яма!
Рухни, — российский народ!
Скоро уж маршал Ояма
С музыкой в город войдет.
1906, 1925
Вставай
В черни людского разроя
Встал параличный трамвай;
Многоголового роя
Гул: «Подымайся… Вставай…»
Стекла каменьями бьются:
Клочья кровавых знамен
С площади в улицы вьются, —
В ворохе блеклых времен.
Улица прахами прядет, —
Грохяет сердитым свинцом;
Ворон охрипнувший сядет
Над восковым мертвецом.
1907, 1925
Город («Выпали желтые пятна…»)
Выпали желтые пятна.
Охнуло, точно в бреду:
Загрохотало невнятно:
Пригород — город… Иду.
Лето… Бензинные всхлипы.
Где-то трамвай тарахтит.
Площади, пыльные липы, —
Пыли пылающих плит, —
Рыщут: не люди, но звери;
Дом, точно каменный ком, —
Смотрится трещиной двери
И чернодырым окном.
1907, 1925
Пустой простор
Рой серых сел
Маячит
В голый дол;
Порывы пыли;
Bырывы ковыли.
Сюда отдай бунтующий
Глагол —
В маячащие,
Дующие
Плачи…
Прокопы, торчины, —
Пески…
Маячат трёпы туч
На дико сизом небе…
И точно —
Скорбно скорчены —
Лески;
И точно —
Луч
На недожатом хлебе.
Шатнет листвою
Ерзнувшая
Жуть;
В пустой овраг
По сорным косогорам
Течет ручей, —
Замерзнувшая
Ртуть…
Мой шалый шаг —
В разлом
Пустых
Просторов.
Страх,
Как шарах мышей — в пустых
Парах,
Повиснувших, как сизый камень,
В небе…
Но грянет
Гром,
И станет
Пламень
В прах —
Ерошить: — мглой
Свой,
Яснокрасный
Гребень…
1908, 1925
Декабрь
Накрест патронные ленты…
За угол шаркает шаг…
Бледные интеллигенты…
— «Стой: под воротами — враг!»
Злою щетиной, как ежик,
Серый ощерен отряд…
— «Стой!..» Откарманенный ножик.
— «Строй арестованных в ряд!»
Вот, под воротами, — в стену
Вмятою шапкой вросли…
Рот, перекошенный в пену…
Глаз, дико брошенный… Пли!
Влеплены в пепельном снеге
Пятна расстрелянных тел…
Издали — снизились в беге:
Лицами — белы, как мел.
Улица… Бледные блесни…
Оторопь… Задержь… Замин…
Тресни и дребезень Пресни…
Гулы орудия… —
— Мин!
1908, 1925
Алмазный напиток («В серебряный…»)
В серебряный
Расплёск
Как ослепленных
Глаз, —
— Сверкни,
Звездистый блеск!
Свой урони
Алмаз!
Дыши, —
В который раз, —
Души
Душистый стих! —
— Сверкни,
Звезды алмаз, —
Звездою глаз
Моих!
Раздольный
Плеск
Звучит
Покоем —
— Ветерков;
Настроем
Звезд — кипит
Невольный
Блеск —
— Стихов…
Душа,
Стихи струя,
Дыша,
Блеснет из глаз; —
За ней — и я, —
С себя —
— Слетающий
Алмаз.