Если не считать того, что голова моя раскалывалась от боли, я чувствовал себя прекрасно, поэтому с аппетитом пообедал, выпил кофе и, зажав в зубах сигарету, направился к Джею. В глубине души мне хотелось верить, что Глэдис, увидев меня в дверях, сочтет за лучшее промолчать. Был седьмой час вечера, и уже понемногу смеркалось.

Глэдис открыла дверь и уставилась на меня даже не с удивлением, а с гневом. Я подумал, что Джей предупредил ее о моем приходе, и у дамы было достаточно времени, чтобы разъяриться.

— Добрый вечер, миссис Уээер, — приветливо раскланялся я.

— Ублюдок! — прошипела она сквозь зубы. — Ну, наглости тебе не занимать! Так что ты там болтал о...

Я перебил ее, стараясь говорить так же тихо, как и она, и при этом сохраняя на лице самое приятное выражение.

— Послушай, Глэдис, будь же благоразумна! Ведь мы с тобой даже толком не знали друг друга. Так что все к лучшему. Позволь мне войти!

— Скорее я позволю тебе провалиться в преисподнюю! — буркнула она, но, помешкав, приоткрыла дверь, и я кое-как протиснулся мимо нее.

Знакомый аромат ее тела, такой возбуждающий, ударил мне в ноздри, но мысль о Джее привела меня в чувство, и я как ни в чем не бывало направился в гостиную.

Чувствовалось, что старина Джей просадил кругленькую сумму на этот дом. И не только потому, что стоял он в одном из самых фешенебельных районов, на Сент-Эндрюс-Плейс. В нем было два этажа, не меньше шестнадцати комнат, каждая из которых была обставлена так, что сделало бы честь любому музею. По щиколотку утопая в пушистом ковре, я пробрался к неимоверной величины дивану и скромно уселся на краешке. Глэдис, все так же кипя от ярости, промаршировала через комнату и, плюхнувшись на противоположный конец, уставилась на меня злющими глазами. Воцарилось молчание.

— Ты и в самом деле решил порвать со мной? — наконец не выдержала она.

В голосе ее чувствовалось невыразимое никакими словами презрение, которое отлично сочеталось с гадливой гримасой на хорошеньком личике. Разумеется, все это относилось именно ко мне, раз уж я позволил такой малости, как ее муж, разрушить нашу идиллию.

— Конечно, я и не собирался шутить, — сокрушенно покивал я. — Послушай, ты ведь и сама понимаешь, что рано или поздно это должно было случиться. Если помнишь, я предупреждал тебя, и не раз. А вот сегодня решил, что с меня хватит.

Ее темные глаза остановились на моем лице с загадочным выражением. Яркие губы дрогнули, но она ничего не сказала. Не дождавшись ответа, я продолжал:

— Тебе так нравилось считать себя абсолютно независимой, взрослой и современной — не по-викториански, разумеется! — поэтому не лучше ли будет немного поговорить о Джее как взрослые разумные люди? Скажи, тебе не кажется, что за последнее время он немного изменился?

— По-моему, ничуть.

— Может, он выглядит немного обеспокоенным? Или каким-то необычным, не похожим на себя?

Она решительно покачала головой, черные с синеватым отливом волосы разметались по плечам, и я невольно вспомнил, как она отбрасывала их назад, и их блестящая синева красиво выделялась на белом полот-" не подушки.

— Он такой же, как всегда! — фыркнула она.

— А кстати, где он сейчас?

— Наверху, в ванной. Впрочем, что-то он долго, может, утонул.

— Какая ты милая, Глэдис! А Джей никогда тебе не рассказывал о попугае?

— Нет. Да и с чего бы вдруг?

Я уже открыл рот, чтобы ответить, как вдруг дверь с шумом распахнулась, и кто-то вошел в гостиную. Я услышал, как свежий девичий голос произнес:

— Ах, прости, пожалуйста, Глэдис! — и невольно поднял глаза.

Передо мной стояла миниатюрная блондинка, футов пяти с небольшим ростом, одетая с иголочки — в шерстяной пуловер сочного зеленого цвета и узкую юбку. Девушка была настолько хорошо сложена, что скульпторы передрались бы за честь увековечить ее в мраморе. Блестящие светлые волосы были сколоты на макушке прихотливым узлом.

Увидев меня, она замерла, и Глэдис, сделав долгую паузу, лениво протянула:

— Мне казалось, ты знакома с мистером Логаном, не так ли, Энн?

Наваждение какое-то! Неужели это Энн Уэзер, дочка Джея от первого брака?! Я встал, словно во сне, и тряхнул головой, надеясь прийти в себя. Мне кажется, ни один мужчина не смог бы спокойно отнестись к тому, что еще вчера угловатая девчушка вдруг в мгновение ока превратилась в соблазнительную женщину! Нет, конечно, мужчины знают, что такое случается, и довольно часто, но чтобы вот так, почти на глазах! Мальчишки тоже порой растут, потом превращаются в мужчин, но все выглядит гораздо проще, будто бы они просто становятся выше и немного, как бы это выразиться, менее симпатичными. А вот девочки — это что-то вроде колдовства. Как по мановению волшебной палочки в один прекрасный день они расцветают, и кажется, будто они не просто становятся выше, а растут во всех направлениях сразу. А Энн Уэзер — у меня даже дух перехватило, — эта девчушка чертовски правильно выбирала направления!

Походкой, которая заставила бы позеленеть от зависти любую манекенщицу, она неторопливо пересекла гостиную и протянула мне узкую ладонь:

— Конечно, мистер Логан, я вас помню. Марк, не так ли? Только я вас не сразу узнала.

— Готов поклясться, что до сих пор не узнаете. — Я широко улыбнулся ей. — Да и как вам узнать? В последний раз, когда я вас видел, вы были довольно-таки Отвратительным маленьким чудовищем!

На лице ее появилось растерянное выражение, глаза округлились.

— Вам тогда было лет девять или десять, — пояснял я. — Однажды вы лягнули меня так, что синяк не сходил неделю.

Девушка откинула назад головку и рассмеялась мягким воркующим смехом, украдкой поглядывая на меня из-под завесы длинных густых ресниц, которыми, похоже, немало гордилась.

— Знаете, я это помню. Точно, помню. А потом не так давно я видела в газете вашу фотографию. Там еще было кое-что о вас — какие-то ужасы об убийствах и вообще...

— А вы изменились, мисс Уэзер, — вдруг брякнул я ни с того ни с сего.

Все еще не отрывая взгляда от моего лица, она проворковала:

— Изменилась — и больше, чем вы думаете. Но для вас, Марк, я все та же Энн.