— Дэнт поставил такое условие?

Она кивнула:

— Послушайте, давайте-ка начнем с Изабел или Картера, чтобы я мог ясно представить себе всю картину.

Я почувствовал, что бурбон начинает оказывать на меня свое несравненное действие, я хотел услышать все до того, как перестану соображать.

А она на постели, черт возьми, выглядит соблазнительно. И насколько я помнил, она была хороша!

Тут она сказала нечто такое, от чего я сразу протрезвел.

— Я вам тогда сказала правду, Шелл. Я не знаю этой Изабел.

— Вы не знаете миссис Дэнт?

— Да, знаю.

— Кто она?

— До замужества она была Кристел Клэр?

— А кто такая, черт возьми, Кристел Клэр?

— Девушка, с которой я работала в “Пеликане”, там она была моей лучшей подругой. Мы с ней прекрасно ладили Она та самая девушка, о которой я говорила с детективом Картером.

Я вздохнул и поднялся, допил бурбон и подошел к ванной.

— Лоррейн, вы не возражаете, если я смешаю еще один?

Она нагнулась, протягивая мне пустой бокал.

— Смешайте два.

Я все сделал и отнес ей один.

— Садитесь здесь. — Она похлопала по кровати рядом с собой. — У вас действительно ужасный вид. Снимите хоть свое серапе.

Я снял, она забилась в угол, давая мне место.

— О'кей, приступим? — спросил я.

Она подмигнула мне и хихикнула. Я понял двусмысленность своего вопроса и, нахмурясь, спросил:

— Что в отношении этой Кристел? Да и вообще всего?

Перестав улыбаться, она заговорила:

— Я участвовала в представлении в “Пеликане”, а Кристел была продавщицей сигарет. “Сигарет-герл”, как принято их называть. Очень привлекательная.

— Знаю. Жена Дэнта? Невысокая блондинка?

— Угу. В то время она не была женой Дэнта, но он сходил по ней с ума. Спускаясь вниз, все время вертелся возле нее. Он был владельцем “Пеликана” или большей части его и появлялся регулярно каждое первое и пятнадцатое число ежемесячно. Так или иначе, она проработала там пару месяцев, а в один прекрасный день исчезла.

— Умница. Теперь скажите, когда это было?

Она нахмурилась.

— В самом начале года, второго или третьего января, как мне кажется. Точно не помню.

— О'кей, продолжайте.

— Рассказывать мне не о чем, пока не заявился к нам этот детектив и не стал расспрашивать меня об Изабел. Я не знала никакой Изабел, как я вам тоже сказала, Шелл, но он показал мне ее фотографию. Эта Изабел действительно очень походила на Кристел.

Я чуть помедлил:

— Так это была Кристел?

— Я не уверена, но достаточно походила на нее, так что я прямо так и сказала мистеру Картеру. Он поблагодарил меня, задал еще несколько вопросов и ушел.

— Кто еще в “Пеликане” знал, что Дэнт ухаживает за Кристел?

— Ну-у... — Она снова нахмурилась. — Возможно, никто, кроме меня. В клубе они не афишировали свои отношения. Я бы тоже могла не знать, если бы она сама по-приятельски не поведала мне. Скорее всего, мне одной.

— Кое-что еще. Вы сообщали Дэнту о том, что Картер интересовался Кристел и что он из Вегаса?

— Да. Меня никто не предупреждал, что этого делать нельзя. Почему я не могла ему рассказать?

— Возможно, этим объясняется, что Картер погиб в Лас-Вегасе. Но все равно я не могу понять, почему его убили, — произнес я задумчиво. — О'кей, что еще? Что случилось дальше?

— Ничего, все было тихо и мирно до того дня, когда появились вы, Шелл.

— Угу. А когда я вернулся в вашу гардеробную, там находился Дэнт. Чего ради он пожаловал?

— Он говорил необычайно вкрадчиво, льстил мне, заявил, что хочет, чтобы я выступила в “Инферно”, предложил мне тысячу долларов. Было небольшое условие. Я должна была забыть, что я когда-либо видела того детектива или слышала о Кристел Клэр. Он сказал, чтобы я держала свой проклятый рот на запоре.

Она слегка усмехнулась.

— Именно так он и выразился: “Ваш проклятый рот...”

Она помолчала, моргая глазами, и лишь секунд через пять добавила:

— Настаивал, чтобы я сразу же поехала вместе с ним на машине.

— Угу. Думаю, я видел его машину. А почему вы не поехали?

— Всего тысяча долларов? И я должна была срываться с места? Должна же я была собрать свои вещи, коли уж туда ехать?

— Да, разумеется.

Я понимал, что ей надо было произвести соответствующее впечатление. Впрочем, в отношении Лоррейн как раз первое-то впечатление не считается.

— Именно так я и поступила, — продолжала она. — Вылетела туда дневным самолетом... Шелл, смешайте мне стаканчик.

— У вас еще будет выступление?

— Нет. Всего два представления. Только что закончилось второе.

Я приготовил еще две порции. Она продолжала:

— Господи, Шелл, вы должны понимать, как я ошарашена. Я не подозревала ничего дурного, а сольное выступление в Лас-Вегасе выглядело так заманчиво...

Несколько секунд она молчала:

— Полагаю, с этим покончено.

Заговорил я:

— Лоррейн, дорогая. Мне не хотелось бы этого говорить, но имеется шанс, что не совсем покончено, если Дэнт выяснит, что вы со мной разговаривали. Кроме Фредди, был убит уже один человек.

Минуту подумав, я добавил:

— Как минимум, один убитый.

Лицо ее помрачнело, она потянулась к своему бокалу. Глядя на то, как она пьет, я подумал, что она скоро окончательно опьянеет. Но тут она улыбнулась мне, и мы, сидя на кровати, расправились с нашими бокалами. Настроение у меня улучшилось. Мы еще выпили и какое-то время бесшабашно болтали. Бурбон пытался нас “побороть”. Ничего существенного я больше не выяснил. Я решил, что мне по душе вот так, как сейчас, распущенные черные волосы Лоррейн, нежели когда они были собраны в пучок. И мне нравились ее нижняя полная губка, наглые, развратные глаза и даже носик, слишком миниатюрный для такого лица.

Наконец я спросил ее:

— Дэнт приезжал первого и пятнадцатого?

— Точно.

— Разве два вечера назад было пятнадцатое?

— А разве нет? Точно нет. На моей памяти он впервые приехал в другой день.

— Хорошо.

— Ненормальный! — воскликнула она, глядя на меня. — Но за кого ты себя принимаешь? Что это за сногсшибательные штаны?

— Маскировка. Я приватный ойо.

— Оно? Или Охо? Что это за штука?

— “Глаза” по-испански. Я “приватный глаз”, как говорят преступники. Вроде зрачка.

Она повела плечами!

— Ух, пожалуйста, не вспоминайте никогда про эти кошмарные глаза и зубы. Эй, Шелл.

— Да?

— Еще по бокальчику?

— Конечно. Конечно.

Я приготовил напитки и отнес их на кровать. Лоррейн здорово выглядела среди подушек. Она сказала:

— Тост, пожалуйста.

Я сказал какую-то глупость, мы еще выпили. Я обратил внимание на то, что у Лоррейн заплетается язык и закричал:

— Лоррейн! Ты пьяна!

Поморгав глазами, она покорно согласилась.

— Похоже на то. Но и ты пьян. Могу поспорить, это твое естественное состояние. Шелл — алкоголик.

— Ты злючка, Лоррейн, так говорить нехорошо. Только потому, что я слегка навеселе. Нет, мадам. Вы наносите удар ниже пояса.

Она прижалась ко мне:

— Шелл, а тебе нравится... как я танцую?

— Правда, я тебе не говорил, в какой восторг меня привел твой танец в “Пеликане”. Сейчас могу тебе сказать. Ничего подобного я никогда не видел.

Она счастливо улыбнулась.

— Спасибо. Спасибо. Я буду танцевать для тебя, для тебя одного. Хочешь, потанцуем вместе?

— Это убьет меня, я же старею!

— Ты вовсе не старый. Ты чудо. Давай потанцуем.

И она снова повторила для меня свой “Танец Огня”, по ходу которого постепенно скинула с себя решительно всю одежду.

Я был парализован, не мог даже пошевелиться. Лоррейн сделала шаг ко мне и остановилась в ярком свете верхней люстры. На ней не было больше ничего, кроме лодочек на высоченных каблуках и спустившихся вниз чулок.

Она засмеялась гортанным смехом и принялась исполнять последний “Танец Огня”, когда ее тело раскачивалось, извивалось, сжималось и разжималось, как огромные языки пламени. Возможно, иных движений она не знала, но ничего другого и не требовалось.