— Мама. — Я попятилась от Эвана, практически спотыкаясь из-за этих вещей, разбросанных на полу. Но мама подняла руку, чтобы остановить меня.

Эван выглядел потрясенным и возмущенным.

— Как ты выбралась? — прорычал он. — Я тебя предупреждал…

— Послушай меня. — Она пресекла его слова, её голос был официальным и авторитетным. Она была самой старшей из нас. Мы молчали, ожидая, что она произнесет.

— Я не разбила сердце твоего отца, — сказала она более устало. — Он сломал моё. Он не любил меня. Он так сказал. Сказал мне, уйти и никогда не возвращаться.

Я нахмурилась. Что она говорит?

— Ложь, — Эван плюнул на землю.

— Но я не хотела в это верить, — продолжала она. — Я вгоняла себя в заблуждение, что это было моим решением. Моя мать была больна… И я была человеком. Я понимала, что наши чувства никогда не сработают. — Она покачала головой. — Я даже записала все в своем дневнике. Я подумала, что если напишу это, то это станет правдой.

— Ты думаешь, что я поверю в это? — Он нахмурился.

— Это правда. — Она смотрела прямо на него. — Я не лгу.

Возникло острое молчание, когда она посмотрела на него.

Лука откашлялся. — Эван, поверишь ли ты в это…если это будет написано…твоим собственным отцом? — Спросил он.

Я переводила взгляд с одного на другого, запутанная.

— Что? — огрызнулся Эван.

— Твой отец написал письмо, — тихо сказал Лука, — тебе и Доркас. Далия нашла его, во дворце. В комоде Габриэля.

Далия, которая к этому времени уже обратилась носила мамин пиджак, кивнула, немного подергиваясь от холода.

— Я не хотела подглядывать, — скромно сказала она, — но я думаю, там могут быть некоторые объяснения…

— Хватит! — Эван был в ярости, но теперь он был не так самоуверен. Он попятился и прислонился к стене. — Где это письмо?

— В Ниссилиуме, — сказал Лука терпеливо. — Мы не могли принести его с собой в обличье волков.

— Ну, конечно, — сказал Эван мрачно и саркастично.

Моя мать вышла вперед. Её джинсы и рубашка цеплялись за неё. Она была мокрая насквозь из-за дождя. Но она выглядела сейчас такой молодой, какой я её никогда не видела.

— Слушай, — сказала она. — Твой отец был хорошим, сильным человеком. Он мечтал иметь свою собственную семью. Мирную жизнь. Он руководствовался моралью… — Она быстро взглянула на меня, прежде чем продолжить. — Он знал, что у него никогда не могло быть ничего со мной. И он понимал это. — Я наблюдала, как слезы собрались в её глазах. — Он хотел твою мать и тебя. Он любил вас, больше всего на свете.

Было молчание, прежде чем Эван переварил её слова. Он, видимо, изо всех сил пытался скрыть любые эмоции, кроме чистого презрения и ненависти.

— Он никогда бы не оставил нас, если бы не вы, — начал он. — Это просто то, что вы говорите себе. Если бы вас никогда не существовало, он никогда бы не был соблазнился…

— Эван, — сказала она, раздраженно. — Быть человеком — значит брать на себя ответственность. — Я взглянула на мать с восхищением, и на Эвана, чье лицо исказилось от раздавленной ярости. Эти слова дошли до него. Впервые то, что было написано в его глазах было настоящим.

— Как ты смеешь… — выплюнул он наконец, не в состоянии сформулировать ничего, кроме этого, пока он сжимал и разжимал пальцы.

— Жизнь создает много проблем, — продолжала мама, бесстрашно. — Искушение является одной из них. — Она протянула руку, и взяла меня за руку. — И свободная воля управляет всеми нами. У нас есть возможность выбирать.

Я затаила дыхание, ожидая, когда Эван взорвется, но он, казалось, был заморожен словами мамы. Подняв голову, я встретилась со взглядом Луки. Он не смотрел в сторону, он смотрял прямо мне в глаза. Звук дождя казался прекрасным фоном к тому, что мы так столкнулись взглядами.

— Джейн, — спокойно сказала мама. — Ничего в нашем мире не просто. Особенно любовь. Ты должна доверять тому, что тебе говорят твои инстинкты.

Неужели она предупреждала меня или давала мне благословение? Когда я увидела, как Лука смотрит на меня, я больше не могла описать, это как просто "дружественный взгляд". Я надеялась, это чувствовали мы оба.

Сзади нас, Далия полностью разрушила чары. Сжимая куртку моей матери, она тяжело вздохнула, а потом заговорила с Эваном.

— Я могу показать тебе письмо, — сказала она, её голос немного колебался. — Я вернусь домой.

— Принеси мне письмо, — рявкнул он, глаза его опустились вниз. — Затем и разберемся.

Далия посмотрела на Луку. Он колебался, прежде чем ответить.

— Иди и возьми его. — сказал он Далии, хотя его глаза были на Эване. — Я останусь здесь.

Далия кивнула и повернулась, чтобы уйти, но затем она остановилась, спиной к нам. Мы увидели другую приближающуюся фигуру. Я затаила дыхание, надеясь, что это не Альфред и не Хенора, которые пришли за своими детьми.

Но все было ещё хуже. Мое сердце упало, когда я увидела Лоу в поле зрения. Я слышала, что Лука немного застонал, в то время как Эван выглядел позабавленным.

— Отлично, — сказал он. — Другой благодетель пришел поговорить со мной.

Лоу проигнорировал меня, просто положил руку в карман и вытащил от туда какую-то бумажку. — Ты забыла это, — сказал он, отдав бумажку Далии.

Сконфуженная, я взглянула на Луку, хмурый взгляд которого, сменился улыбкой. Рука моей матери затянулась в защитном жесте.

Лука подошел к брату и обнял его. Через плечо глаза Лоу встретились с моими, но на этот раз в его взгляде не было злого умысла, просто странный тип принятия и понимания.

Далия передала то, что я сейчас увидел, и это было письмо или записка, которая предназначалась Эвану.

— Вот, — сказала она любезно. — Это от твоего отца.

Руки Эвана дрожали, когда он развернул письмо, но к моему удивлению, он откашлялся, сейчас он был больше похож на мальчика, чем на монстра, и начал читать вслух:

Моим дорогим Доркас и Рафаэлю.

Я ускользаю. Это не мое тело, это мой ум. Я знаю, никто из вас этого не поймет. Но я не могу продолжать жить как один из серафимов, тех, кто, как предполагается, направляет и защищает свою семью и население Ниссилиума — я не могу продолжать зная, что я сделал много лет назад. Это был момент глупости, редкой человеческой слабости, но я влюбился в смертную девушку.

Она была красивой, сильной и смелой, и она прожила жизнь, о которой я мог только мечтать. Там, где человеческие ошибки допускаются. Я хотел быть частью этого мира. Я был еще мальчиком. Я мечтал о ней, и я направил всю свою силу, чтобы заполучить её. И она влюбилась в меня. Я думал, что я чувствовал то же самое. Но я понял, после некоторого времени, что она никогда не могла дать мне то, чего я действительно хотел, и того, что Селеста и Кадмий ждали от меня. Им нужны были дети, не тронутые человеческой, смертной кровью. Я плохо поступил с ней. Я оставил её и, хотя я знал, что она путешествовала, чтобы увидеть меня, я не пришел к ней. Я чувствовал такую вину, что моему сердцу было больно. Я знал то, что я сделал, было черствым и жестоким. Анна не заслуживала этого.

Вина, что я чувствую сейчас, возникла из-за того, что я плохо относился к Анне. Я не чистый. Я не заслуживаю своего места здесь. Или свою жизнь.

Я люблю вас обоих больше, чем могу сказать. И Раффи, мысль о том, чтобы оставить тебя приносит мне столько боли. Будь осторожным, мальчик. Изменчивость — в твоей эмоциональной природе. Стань тем, кем я не могу стать. Истинным лидером, образцом для подражания для всех на Ниссилиуме. Я так горжусь тем, что я знаю, кем ты станешь.

Габриэль.

Взглянув я увидела, что лицо моей матери было мокрым от слез. И напротив меня, стоял Эван, выглядя уязвимо, хотя он делал все, чтобы не показать своих чувств.

— Я устал от вас, — прошипел он, глядя на Луку и на меня. — Просто убедитесь, что я никогда не увижу вас снова.

Мы были безмолвны. Освобождены. Едва смели пошевелиться.

Эван прошел мимо нас, локоть его ударился о мой, когда он прошел мимо. Я едва могла поверить, что всего несколько дней назад, он был моим обожаемым другом. Но я не чувствую боль. Я даже не удивлена. Я ничего не чувствовала к нему.