Сам удивляюсь, но я никак не отреагировал. Наверное, оттого, что в последние несколько часов моей нервной системе пришлось пережить слишком много потрясений. А может, это был эффект калейдоскопа: все, что за этим стояло, было перепутано где-то внутри меня и вдруг начало складываться воедино.

Я пока просто стоял словно набрав в рот воды и пялился на Еву. Кажется, она тоже была потрясена, но быстро пришла в себя:

— Шелл, какого черта ты здесь делаешь? Что тебе нужно?

Она говорила — или, может, мне просто казалось, что она говорила, — очень медленно, вставляя между словами значительные паузы, давая свободу и пространство каждому слову по отдельности и окружая его весомой многозначительностью.

Я ничего не ответил, шагнул вперед и шире распахнул дверь. Она попятилась, круто повернулась и пошла по лавандовому ковру к белому дивану, где мы с Лоримером сидели накануне вечером. Ее пиджак лежал на спинке дивана, а перед ним на полу стояла большая черная сумка.

Теперь она говорила резко и зло:

— Очень странно, что ты явился сюда. Я просто зашла повидать Лоримера, я была здесь раньше случайно, всего один раз, но мне нужно было срочно спросить его кое о чем. И тут же являешься ты.

Она остановилась возле дивана, нагнулась и подняла сумку, а потом посмотрела мне прямо в лицо. Я подошел к ней и остановился в двух шагах. Ева потеребила пальцами кожаную завязку и открыла сумку. Пошарила внутри, ища что-то, и как раз в этот момент в дверях появился Гораций Лоример. На нем был шикарный халат, расшитый бисером, белый шелк или атлас блестел и переливался всеми цветами радуги. В этом наряде он смахивал бы на принца из Хамаду или Самарканда, если бы не круглое, толстое, розовощекое лицо Санта-Клауса.

Он меня тотчас узнал, как только я повернул голову. Лоример замер, будто наткнувшись на невидимую преграду, его нижняя челюсть отвисла, и вдруг он... завизжал. Это был пронзительный, но писклявый, душераздирающий визг — так может кричать напуганная женщина. Не мешкая ни секунды, он метнулся назад в комнату.

И вот это произошло. В тот же самый миг. Что-то случилось со временем — оно стремительно убыстрилось почти так же, как в том странном фильме Джима. Как бы под воздействием какого-то толчка у меня возникло чувство — и это не просто плод моего воображения, — что в группе клеток моего мозга на самом деле происходят какие-то физические изменения, возможно, пока неведомые науке. Все, что уже произошло, все, что я слышал или сделал за последние несколько дней, ярко вспыхнуло в сознании и предстало передо мной: десятки разрозненных кусочков слились в одно целое без трещин и помех, все встало на свои места, и я понял. Ясно и четко.

Я быстро повернулся и с размаху занес вверх правую руку. Я не просто хотел ее ударить, я собирался снести ей голову. Мой кулак чиркнул ее по виску — это был скользящий удар, не мощный, но вполне надежный. Она была без сознания, когда падала на ковер.

Я среагировал как раз вовремя. Едва успел. Ей не хватило доли секунды, чтобы нажать на спуск.

Пистолет, который она выхватила из черной сумки, упал и отлетел в сторону. Я подобрал его. У Лоримера продолжался припадок, если судить по истеричным, безумным выкрикам. Он вновь ворвался в гостиную — обезумевший от испуга истеричный толстяк. В его правой руке плясал маленький пистолет.

Ему ничего не стоило сразить меня пулей из этого якобы игрушечного пистолета. В таких ситуациях я не особенно задумываюсь над вариантами. Я выстрелил в него четыре раза — в грудь, еще куда-то и для верности — в голову.

Я подождал, пока Ева очнулась и, застонав, медленно села.

— Все, Герда. Я только что убил твоего мужа.