Он подвесил свой шлем на конец шеста, сам втиснулся в угол и с большим усилием двинул шестом так, что шлем показался в окне…

ЧПОК.

Щепки полетели из точки на полу, где без сомнения должен был находиться в неудобной позе на досках тот, кто с предосторожностью поднял шлем на палке.

Бодряк улыбнулся. Его пытались убить, и это придало ему больше жизни, чем он ощущал предыдущие дни.

А они оказались менее сообразительными, чем он. Это то качество, о котором вы всегда должны молиться для своего потенциального убийцы.

Он отшвырнул шест, поднял самострел, кувырком пролетел мимо окна и выстрелил в неясный силуэт на крыше оперного театра, как если бы лук мог выстрелить на такое расстояние, проскочил через комнату и вылетел в дверь. Что-то врезалось в дверной проем в тот миг, когда дверь закрывалась за ним.

Затем вниз по боковой лестнице, по чьей-то крыше, оказавшейся в Пассаже костяной, вверх по боковой лестнице к Зорго Ретрофренологу [12], в его операционную комнату, и бегом к окну.

Зорго и его нынешний пациент с удивлением посмотрели на него.

Крыша была пустой. Бодряк повернулся и встретил пару недоуменных взглядов. «Доброе утро, капитан Бодряк.» — сказал ретрофренолог, молоток все еще торчал в его крупной руке.

Бодряк машинально улыбнулся.

«Я просто подумал.» — начал он, а затем продолжил. — «Я увидел редкую бабочку на крыше — вон там.»

Тролль и его пациент вежливо проводили его взглядами.

«Но там ее не оказалось.» — сказал Бодряк.

Он пошел обратно к двери.

«Простите, что побеспокоил вас.» — сказал он и вышел.

Пациент Зорго проводил его взглядом, полным неподдельного интереса.

"У него что был самострел? " — спросил он. — «Немного странно гоняться за интересной редкой бабочкой с самострелом.»

Зорго вновь приладил решетку к голове пациента.

«Не знаю.» — сказал он. — «Полагаю, что это остановит их от создания всех этих проклятых гроз.» Он опять взял колотушку. «Так, а чем мы займемся сегодня? Решительностью, а?»

«Да. Впрочем, нет. Возможно.»

«Хорошо.» — Зорго прицелился. «Это.» — он сказал истинную правду. — «не будет болеть ни капельки.»

Это был не просто кулинарный магазин. Это был центр общества гномов и место их встречи. Шум голосов прекратился, когда вошла Любимица, согнувшись почти вдвое, но вновь возобновился с большей громкостью — раздалось несколько смешков — когда за ней последовал Морковка. Он приветливо помахал другим покупателям.

Затем он аккуратно отодвинул в сторону два стула. Сидеть можно было только на полу.

«Очень …прекрасно.» — сказала Любимица. — «Этнически.»

«Я прихожу сюда очень часто.» — сказал Морковка. — «Хорошая еда, ну и конечно стоит держать ухо поближе к земле.»

«Здесь это легко сделать.» — сказала Любимица и засмеялась.

«Простите?»

«Ну, я полагаю, что земля здесь …слишком …близко.»

С каждым произнесенным словом она ощущала возрастающее противостояние. Шум опять внезапно стих.

«Э-э.» — сказал Морковка, уставившись на нее неподвижным взглядом. — «Как бы вам это пояснить? Люди говорят на языке гномов…но слушают они на человеческом.»

Морковка улыбнулся, а затем кивнул повару за стойкой и громко прочистил глотку.

«Простите.»

«Полагаю, что могли бы освежить глотку где-нибудь в другом…» — начала Любимица.

«Я заказал завтрак.» — сказал Морковка.

«Вы знаете меню наизусть?»

«Ну да. Впрочем оно написано на стене.»

Любимица повернулась и вновь посмотрела на то, что она ранее приняла за случайные царапины.

«Это Оддам.» — пояснил Морковка. — «Древнее и поэтическое руническое письмо, чье происхождение теряется в тумане времени, но думается, что оно было изобретено еще до Богов.»

«Господи! И что там говорится?»

В этот раз Морковка откашлялся по-настоящему.

"Соус, яйцо, бобы и крыса 12 пенни ;

Соус, крыса и жареный хлеб 10 пенни ;

Крыса со сливочным сыром 9 пенни ;

Крыса и бобы 8 пенни ;

Крыса и кетчуп 7 пенни ;

Крыса 4 пенни ."

"Почему кетчуп стоит почти столько же, сколько и крыса? " — спросила Любимица.

"А вы пробовали крысу без кетчупа? " — сказал Морковка. — «В любом случае, я заказал вам хлеб гномов. Вы когда-нибудь ели хлеб гномов?»

«Нет.»

"Каждый должен попробовать его хоть один раз. " — сказал Морковка. Он обдумал сказанное и добавил. — "Большинство людей это уже сделали. [13]".

 Через три с половиной минуты после подъема капитан Сэмюэль Бодряк, Ночной Дозор, прополз последние несколько ступенек лестницы на крышу оперного театра, набрал воздуху и бросился allegro ma non troppo.

Затем он перегнулся через стену, держа перед собой самострел и неуверенно им размахивая.

На крыше никого не было. Там были только следы, ведущие прочь, высыхающие в лучах утреннего солнца. Было уже слишком жарко, чтобы шевелиться.

Когда он чуть отдышался, то принялся шарить среди дымоходов и застекленных крыш. Но там были десятки путей, ведущих вниз, и тысячи мест, где можно было спрятаться. Отсюда он мог посмотреть прямо в свою комнату. Придя сюда, он мог заглянуть в большинство комнат города.

Катапульта …нет …

Ну что ж. По крайней мере есть свидетели.

Он подошел к краю крыши и выглянул.

«Эй, там.» — сказал он и моргнул. Вниз было шесть этажей, и не было сил смотреть из-за совсем недавно пустого желудка.

"Э …не могли бы вы сюда подняться, пожалуйста? " сказал он. "

Может вы."

Бодряк сделал шаг назад. На камне виднелась царапина, и горгона, кропотливо свесившаяся над карнизом, двигалась рывками как дешевая анимация.

Он мало знал о горгонах. Морковка однажды что-то рассказывал, как изумительна эта городская разновидность троллей, которая развилась из симбиотических взаимоотношений с водосточными канавами, и он восхищался способом, которым те, как воронки, собирали стекающую воду в свои глаза и извергали сквозь тонкое сито своих ртов. Возможно они были самыми странными созданиями в Мире Диска [14]. Вы не найдете много птиц, гнездящихся на домах, захваченных горгонами, и даже летучие мыши стремились их облетать.

«Как вас зовут, приятель?»

«…арниз-…оматривающий…одвей.»

Губы Бодряка двигались по мере того, как он мысленно вставлял все те звуки, недоступные созданию, чей рот постоянно разинут. Карниз-Осматривающий —Бродвей. Самоидентификация горгоны была самым тесным образом связана с ее нормальным местоположением, как у миноги.

«Прекрасно, Карниз.» — сказал он. — «ты знаешь, кто я?»

«Ох.» — угрюмо ответила горгона.

Она сидит здесь в любую погоду, процеживая мошек через свои глаза, — подумал он. Подобные люди не имеют переполненной адресной книги. Даже морские улитки оставляют больше.

«Я — капитан Бодряк из Дозора.»

Горгона прикрыла свои огромные глаза.

«Вы …аботаете …истером …орковкой!»

Бодряк разгадал и это предложение и моргнул.

«Вы знаете капрала Морковку?»

«О, да-а. Каж …дый …нает …орковку.»

Бодряк фыркнул. Я вырос здесь, — подумал он, но когда я иду по улице, то все спрашивают, — "Кто этот угрюмый парень? " Морковка пробыл здесь несколько месяцев и каждый его знает, и он знает каждого. Он нравится каждому. Я должен бы испытывать из-за этого досаду, если бы только он не был таким симпатичным.

«Вы живете здесь наверху.» — сказал Бодряк, заинтересованный несравненно более насущной проблемой, занимавшей его голову. — «как вы узнали об …орковке… Морковке?»

«Он ходит здесь иногда…»

«Часто?»

«Да-а.»

«Кто-нибудь поднимался сюда? Сегодня?»

«Да-а.»

«Ты видела, кто это был?»

«Ох. Он пришел и принес с собой. Взрыв и запах фейерверка. Я видела, как он убегал по улице…лоферна.»

Улица Олоферна, — перевел Бодряк. Кем бы он ни был, но сейчас он был далеко отсюда.