Закрепляя успех, Улнар начал атаку, но его опередили. Он не успел сгруппироваться и упал, ударившись головой о землю и увидел перед лицом лезвие копья. Морронка стояла над ним и улыбалась. Провела ладонью по окровавленному животу и облизала пальцы.

— Что смотришь? Убей! — крикнул он. Колдунья оскалилась и покачала головой. Воин видел ее стройные ноги и то, что скрывалось под коротенькой юбкой.

— Нет. Я не убью тебя. Ты станешь служить мне, арн!

Слова ведьмы ошеломили сильней удара о землю. Она не шутила и не смеялась, но такие речи любой посчитал бы безумными. Служить ей?

— Я не стану служить! — твердо, как только мог, ответил Улнар. Наконечник из черного железа уперся в горло. Одно движение — и он захлебнется кровью. Лучше не смотреть на лезвие…

Женщина тряхнула волосами и расхохоталась:

— Ты станешь служить мне, не будь я Ош–Рагн!

Это сама Ош–Рагн! Улнар не раз слышал о великой колдунье из Кхинора, сумевшую объединить морронские племена и создавшую огромную орду. Пленные морроны говорили о ней с почтительным ужасом, ее имя наводило страх на племена великой равнины. Рассказывали, что она ест, отрезая куски от живых пленников, что может вызывать бурю и засуху, что бессмертна и способна овладеть душой человека…

Два рослых моррона подняли воина. Взгляд Улнара встретился с глазами ведьмы. Желтое пламя плясало в них, лишая сил и воли. Собрав все силы, он глядел в глаза смерти. Смерть улыбалась:

— Ты смел и потому достоин лучшей участи, — произнесла Ош–Рагн. — Что это на тебе?

Черные пальцы дотронулись до камня на груди воина.

— Подарок отца.

— Отца? Не стоит хранить такие подарки, глупый арн, — презрительно отозвалась Ош–Рагн. Она отпустила камень, и Улнар напряженно выдохнул. — Отведите его к остальным, пусть смотрит.

Что именно предстояло увидеть, воин не понимал. Его привязали рядом с мергином.

— Ты во всем виноват! — со злобой выкрикнул разбойник. — Мы взяли проклятое оружие, теперь ведьма возьмет наши души!

— У тебя, может, и возьмет, а я свою не отдам! — ответил воин. В ответ мергин разразился бранью, но Улнар не слушал, размышляя о словах Ош–Рагн.

Казалось, морроны на время забыли о пленниках. Они разошлись, оставив с арнами нескольких охранников. Улнар попытался пошевелиться, но путы затянули на совесть. Меж тем десятки чернолицых сновали туда и сюда, люди слышали гортанные команды. Ставились шатры из шкур и огромные чаны, под которыми запылал огонь.

— Нас съедят, съедят! — причитал Нарн. Остатки былого мужества покинули его. Мужчина плакал, как ребенок, и бился о колеса повозки.

Несколько морронов подошли к пленникам. Один, по–видимому, старший, указал на плачущего Нарна, и его быстро отвязали от повозки.

— Оставьте меня, чернолицые твари! — вырываясь, кричал пленник. — Я худ! Возьмите воина, в нем мяса больше!

Нарна подтащили к столбу, связали ноги и вздернули головой вниз.

— Не надо! Не надо! — раскачиваясь в воздухе, голосил пленник. Морроны негромко переговаривались, не обращая внимания на крики. Один вытащил кривой черный нож и одним движением перерезал Нарну горло. Кровь залила землю. Нарн дернулся и затих.

Улнар отвернулся и посмотрел на Франа. Охотник тоскливо закрыл глаза: он понимал, что сейчас случится, и готовился умереть.

Улнар поднял голову. Как бескрайнее море, небо несло облака–корабли, и воин не мог поверить, что так будет, когда их убьют. Его жизнь, как и жизнь многих, в этом мире не значила почти ничего. Ты умрешь — и что изменится? И раньше Улнар думал об этом, но еще никогда эта мысль не была столь ясна и горька. Он не мог прикоснуться к тофу, как того требует обычай, и молился в душе. «Великий Игнир, пришло время, когда я увижу тебя и приду в твое царство, — думал воин. — Если хочешь, чтобы я погиб, прошу одного: не дай умереть, как тот парень. Дай силы, дай умереть с мечом в руке!»

Ош–Рагн не появлялась, зато пришел жуткого вида шаман, скорченный полуголый старик, с ног до головы покрытый татуировками. Он ходил и плясал возле пленников, прикасаясь к их лицам грубыми, дрожащими пальцами, и людей передергивало от отвращения и страха. Наконец, чернолицый ушел, и арны погрузились в тоскливое ожидание конца.

Когда солнце коснулось края равнины, за ними пришли. Всех троих отвязали от повозки и куда‑то повели. Люди хранили молчание, понимая, что ни слезами, ни мольбами не разжалобишь жестоких чернолицых.

Их привели к огромному шатру, заломив руки так, что не пошевелиться. Из шатра вышла Ош–Рагн. Теперь плечи вождя морронов покрывала шкура полосатого зверя, голову венчала корона из огромных звериных клыков. Ее сопровождали воины с лицами, закрытыми черными повязками. Улнар заметил: видневшаяся из‑под кожаных доспехов кожа была светлее, чем у морронов. Они не чернокожие! Быть может, Ош–Рагн наняла воинов из каких‑то неведомых земель, подумал Улнар. Его знакомый, бывший телохранитель, рассказывал, что хозяин предпочитал охранников из далеких земель, считая их надежнее своих.

Охрана встала за спиной колдуньи. Пустой, немигающий взгляд этих людей, похожих на живых мертвецов, мог напугать кого угодно — но не все ли равно, кто тебя убьет? Лишь бы быстро.

Чтобы не поддаться панике, воин сконцентрировался на торчащем из‑за пояса охранника мече. Хороший клинок, два локтя в длинну, узкий, легкий, судя по гарде — работа мастеров Эшнара…

Словно из воздуха, явился старик шаман. В его трясущихся руках, словно живой, прыгал мешочек из черной кожи. Он что‑то прошамкал Ош–Рагн, и та кивнула.

Колдунья прошлась перед пленниками. Ее стройное, без капли жира тело было поджарым, как у пустынного хищника, стремительная поступь и отточенные движения рук

выдавали прирожденного убийцу.

— Снимите повязки! — велела Ош–Рагн. Охранники подчинились, и Улнар оторопел: все они были арнами! Но что‑то было не так… Немигающие, смотрящие в никуда глаза, белые, обескровленные лоб и скулы, тонкие синюшные губы. Словно все они болели одной болезнью.

Вдруг воин узнал одного. Необычной формы шрам наискось пересекал лицо человека. Он был в отряде Кронна, бесследно исчезнувшем в походе к одному из уцелевших эмонгиров. Его, как и остальных, давно считали мертвым…

Властительница указала на мергина. Его вывели вперед. Разбойник часто дышал, его охватил ужас, но арн держался и не молил о пощаде.

— Ты будешь таким, как они, — сказала колдунья. — Тебе будет хорошо, как и им. Они не знают страха и сомнений. Они свободны, но не хотят уходить…

Ош–Рагн улыбнулась, но глаза оставались безжалостными.

— Ты будешь служить мне, арн, как служат они!

Улнар ничего не понимал, и от этого становилось страшнее. Колдунья говорила загадками. Страшными загадками. Заставит служить? Зачем? И почему они не уходят домой, если свободны, подумал пленник.

— Ты получишь силу и могущество. Всякий белокожий хочет власти и богатства. Я дам тебе и то и другое.

— А… если я не захочу? — дерзко спросил мергин. Ош–Рагн расхохоталась так, что пленники вздрогнули:

— Ты? Не захочешь? Ты уже хочешь! Если бы я не видела в твоих глазах жажду власти, а на лице печать жестокости — не стала бы и разговаривать, а вырвала сердце! — она кивнула в сторону застывших воинов. — Такие как ты служат мне, и будут служить, потому что я даю то, что не даст никто другой.

— Вы мои до самой смерти! — сказала Ош–Рагн, не поворачиваясь к воинам.

— Да, Властительница! — нестройным и негромким гулом ответили они.

— Начинайте! — приказала она. Два воина схватили мергина и повалили наземь, третий сел на ноги, лишая возможности двигаться. Конец, подумал Улнар, сначала он, за ним и мы…

Шаман склонился над головой пленника и что‑то достал из черного мешочка. Один моррон зажал мергину нос и рот, и воин понял, что его хотят удушить.

Усмехаясь, Ош–Рагн смотрела, как от недостатка воздуха и усилий освободиться лицо мергина багровеет, а глаза вылезают из орбит. Тело пленника напряглось и выгнулось, делая последнюю попытку спасти уходящую жизнь — но его держали крепко. Шаман подал знак, и моррон разжал руки. Мергин открыл рот, жадно глотая воздух, и старик с силой вдунул ему в лицо какую‑то черную пыль.