Изменить стиль страницы

Со стороны посмотреть — она как будто ребёнок, севший на стул крупного взрослого. Среди торов она считалась высокой, но здесь ноги её даже не доставали до пола. Турсла чуть поёрзала и коснулась спиной спинки трона. Трудно было положить руки на подлокотники кресла, но она это сделала, прежде чем закрыть глаза.

Неужели Вольт действительно слушает оттуда, куда удалился из Торовых топей? Неужели та сущность Вольта, которая, возможно, ещё сохранилась в мире, интересуется, что происходит с теми, кого он защищал и учил при жизни? У девушки не было ответов на эти вопросы, и никто не мог помочь ей.

«Вольт… — Турсла заговорила не вслух, произнося слова мысленно, — мы оказываем тебе почести и просим твоей доброй воли во времена нужды. Если ты по-прежнему смотришь на нас… Нет, я не прошу о помощи, как беспомощный ребёнок зовёт взрослых в доме клана. Я хочу только знать, кто я и как мне использовать то, что наполнило меня. Ведь Мафра говорит, что я наполнена. Но я не несу в себе ребёнка; может, то, что во мне, больше — или меньше. Я хочу знать!»

Всё так же, с закрытыми глазами, она откинула голову на спинку. С обеих сторон до неё доносился слабый запах древесных свечей, гораздо слабее, чем от зажжённых. Она не раз видела, как матери клана зажигают такие свечи, и дым окутывает их, когда они поют.

А она…

Где она? Перед ней расстилалось море зелёной травы, луг тянулся до самого подножия серой скалы. В траве, словно кто-то беззаботно разбросал пригоршню блестящих ярких камней, покачивались цветы с широкими лепестками, всевозможных красок и форм, как раковины на берегу. Над цветами вились бабочки — или крылатые существа, похожие на бабочек. Они тоже были ярко раскрашены, у многих попадались многоцветные крылья.

Ничего напоминающего Торовы топи. Турсла была уверена, что это и не мир её снов. Только она хотела двинуться вперёд, как воля послала девушку вверх, и она действительно устремилась вперёд, но не шаг за шагом, а полетев в воздухе, полетев, как бабочка.

Но вот Турсла долетела до скалы, возвышавшейся над травой. И снова желание подняло её выше, к самой вершине скалы. И девушка увидела за ней более обширную долину, по которой протекала река. Поперёк этой широкой водной ленты лежал каменный мост, к нему через зелёное поле вилась дорога.

А по дороге к мосту приближался…

Лошадь… это наверняка лошадь. Турсла никогда не видела этих животных, но сразу узнала. А на лошади — человек.

Её желание увидеть странно приблизило всадника, хотя она сама не покидала скалы, а он ещё не въехал на мост. Но она видела его ясно, словно он совсем рядом, она буквально могла положить руку на холку лошади.

На нём поблескивала рубашка из металла, сплетённая из маленьких металлических колец, сцепленных друг с другом. С плеч свисал плащ, заколотый у горла большой брошью с зелёными и серыми камнями. Такие же камни сияли на поясе, с которого свисал меч в ножнах.

Голова всадника была закрыта шапкой, тоже металлической, но сплошной, а не из колец. Надо лбом проходил выступ, охватывавший всю голову. В выступе теснились гнёзда, из которых торчали зелёные перья.

Но Турсла лишь мимоходом заметила всё это, потому что прежде всего её заинтересовал сам человек. И она принялась внимательно изучать его лицо в тени металлической шапки.

Он молодой, со светлой кожей, не темнее, чем у торов. В лице видна была сила — и красота. Он был бы хорошим другом или братом по клану, решила девушка. Или достойным противником.

Он ехал, глядя вперёд, но словно не видя дороги. Его полностью поглотили какие-то размышления, и мысли эти явно были неприятными. Неожиданно он повернул голову — и его глаза посмотрели на неё! А на лбу меж бровей появилась резкая складка.

Турсла увидела, как шевельнулись его губы. Но если он и говорил что-то, она не слышала. Потом он поднял левую руку и протянул её к девушке. И в то же мгновение всё исчезло. Её головокружительно, ошеломляюще быстро унесло оттуда. Открыв глаза, Турсла увидела, что она опять сидит на кресле Вольта, и вокруг только рухнувшие от времени стены гробницы. Но теперь — теперь она знала! Вольт ответил на её просьбу! Она оказалась связана со всадником. Их настоящая встреча ещё впереди, и её ждёт опасность и такое испытание сил, какого она сейчас не может представить.

Девушка медленно встала и глубоко вздохнула, словно готовясь к схватке, хотя и знала, что время её ещё не настало. Он теперь знает о ней, этот всадник, а его лицо ни на мгновение не потускнеет в её памяти. Нет, он где-то едет верхом, он реален!

В тот же день она снова пришла к Мафре. Может, мать клана и не сможет дать ей ответа, но по крайней мере она хоть с кем-то поделится видением Вольта. А здесь она может без ограничений доверять только Мафре.

— Дитя-мотылёк… — Мафра повернула к ней незрячие глаза. Она никогда не ошибалась в том, кто к ней приближается. — Ты ищешь…

— Да, мать клана. Я искала в разных местах и на разных путях, и я не понимаю. Но вот что я видела: с собственного трона Вольта я совершила странное путешествие, которого не могу объяснить, — и она рассказала Мафре о всаднике.

Мать клана долго молчала. Потом коротко кивнула, словно подтверждая какую-то свою мысль.

— Итак, началось. А чем закончится? Моё предвидение не показывало этого. Тот, кого ты видела, мотылёк-дитя, это тот самый, что связан с нами кровью…

— Корис!

Рука Мафры, лежавшая на колене, напряглась, голова чуть дёрнулась, как от удара.

— Значит, старый рассказ до сих пор не забыт, — сказала она. — Но твой всадник не Корис. Тот, о ком я говорю, — дитя тех, кто заговорами движут горы или убивают людей сталью, чтобы ничто не могло повредить им самим. Это сын Кориса, и зовут его Саймонд. Имя ему было дано чужестранцем, который доблестно сражался рядом с его отцом, освобождая Эсткарп от колдеров.

Мафра помолчала, потом продолжила:

— Если тебя интересует, как всё это стало мне известно, так слушай. Когда я была моложе и сильнее в своей силе, я часто уносилась мысленно за пределы Торовых топей, как ты это сделала сегодня. Друга Кориса — Симона Трегарта — благодаря волшебству его противников заманили сюда, а потом отдали врагам. И с ним была та, кого по обычаям чужаков выбрал себе в пару Корис. Но тогда мы поступили неправильно, и в ответ нас окружили барьером. Мы не можем выйти за пределы болот, даже если захотим, и к нам никто не может прийти.

— А морской берег тоже ограждён, мать клана?

— Большая часть берега — да. На него можно смотреть, но туман встаёт стеной, как камни, которые окружают нас сейчас.

— Но, мать клана, я ходила по песку у моря, находила раковины…

— Молчи! — прошептала Мафра. — Если это дано тебе, никому не рассказывай. И может настать время, когда это тебе пригодится.

Турсла тоже заговорила шёпотом.

— Это предвидение, мать клана?

— Не очень ясное. Я знаю только, что тебе понадобятся все силы тела и разума. Вот что я скажу тебе. Уннанна призывает сегодня вечером, и если ей ответят… — Мафра подняла руки и снова уронила их на колени. — Тогда я всё предоставлю твоей сообразительности, дочь-мотылёк. Твоей сообразительности и тому в тебе, что из другого мира.

И она сделала знак, отпуская девушку. Турсла пошла к себе, взяла веретено, но если бы кто-нибудь понаблюдал за ней, то увидел бы, что работа её приносит мало проку.

Наступил вечер, и женщины клана начали шёпотом переговариваться. Никто не обращался к девушке; она наполненная, и теперь ничто не должно угрожать ей и тому, что в ней. Не приближались и к Мафре. Женщины собрались вокруг Паруй и неслышно ушли.

Вокруг острова домов не стоят часовые, кроме одного-двух, которые сторожат от ящериц-вэков. И в любом случае никто не станет следить за тем, кто идёт к гробнице, поэтому Турсла, накинув тёмный плащ, который скрыл её волосы, решила, что сможет пройти туда незаметно.

Она пробиралась по той же тропе, по которой уже проходила сегодня. Те, что шли впереди, не несли факелов; светила только луна, но Турсла видела, что были представлены все дома. Это не подлинный призыв, потому что нет мужчин. Так она думала, пока не заметила лунный отблеск на острие копья и не увидела мужчин в плащах. Десять воинов выстроились перед троном. А на троне кто-то сидел. Турсла нашла укрытие за грудой камней, и в этот момент сидевший на троне поднял голову к свету.