Толька проводил его радостным взглядом: вот, оказывается, какой у него папка молодец!

А Звягин, хоть и обрадовался, что у него лампа-вспышка будет, всё-таки здорово обиделся:

— Из-за тебя чуть аппарат не угробил, кадр испортил. Так ты заорал, будто тебя змея ужалила, просто свинство!

С трудом Толька умолил Звягина снять Шарика ещё раз, во дворе: вдруг, неровен час, папка, хоть он и молодец, опять вернётся.

Поломавшись, Аркашка смилостивился и щёлкнул Шарика вторично. Снимок получился ничего. Правда, за спиной верного Толькиного друга торчали ни к селу, ни к городу головы зазевавшихся дошколят. Но уж с этим пришлось примириться.

Каким-то образом альбомом «Наши домашние животные» стали заниматься ребята не только третьей звёздочки. То Ира, то Алла просили за какую-нибудь девочку: «Её кролика снимите, пожалуйста! Тем более кроликов у нас ещё нет». Или: «Знаете, какой котик у Маши? Не представляете, какой славненький!» Костя разрешал: «Что ж! Если Аркаша не против. Одних наших зверей всё равно мало».

Некоторые второклассники срочно завели щенков. А одному мальчику дядя подарил ласку, которую поймал в лесу. Ласка, правда, удрала из клетки до того, как попала на плёнку, но разговоров о ней было много.

Ребята замучили родителей и учительницу расспросами о повадках разных животных.

А как-то раз в дверь Мухина раздался робкий стук. Даже не стук, а так — скребётся кто-то. Мухин выглянул в коридор. Там стояла младшая сестрёнка Стрельцовой и незнакомая девчонка лет пяти. Девчонка прижимала к животу замурзанного котёнка. Исподлобья глядя на Мухина, спросила:

— Вы, правда, котят фото… фотогра… фи… ру… вы… ваете?

Мухин захохотал:

— Говорить-то сперва научись! Кто тебе сказал?

Девочка показала на младшую Стрельцову:

— Мне Даша сказала.

— Вот пускай Даша твоего заморыша и фотографирует.

Девочки дружно расплакались. Примчавшаяся из кухни Стрельцова обозвала Мухина «тираном бесчувственным» и увела малышек в свою комнату.

— Разохотились! — стал ворчать Аркаша. — А мне некогда. Да и поднадоело.

— Хватит! — решил Костя. — Снимков двадцать набралось. Больше пока не нужно.

И тут выяснилось не столь уж приятное для второклассников обстоятельство: ни одного снимка Костя не позволял поместить в альбом без интересной подписи.

А разве составить подпись так просто? Одна Ира оказалась на высоте. Она уже написала про Катиных волнистых попугайчиков и про черепаху одного мальчика из — вот уж не по правилам! — третьего класса, но живущего в одном с ней дворе, помогла Алле написать про её Мурзика. Но остальные ребята никак не могли раскачаться. Мухин, правда, написал три фразы: «Это кот сибирской породы. Он ловит мышей и любит молоко и сливки. Зовут Барсик». Но Костя сказал: «Мало. И не очень интересно».

Танька ничего не могла настрочить про свою кошку. Плакалась на сборе:

— Ну, кошка и кошка! Что про неё напишешь? Хитрющая. Вчера рыбу хек стянула, мама очень на неё кричала. А в пятницу мышь поймала, задавила и бросила маме под ноги, мама опять кричала. Не стала, есть мышь.

— Кто? — Мухин прикинулся испуганным. — Мама твоя не стала есть мышь?

— Не мама, а Ушка. Видно, уже где-то наелась. Может, у соседей чего скрала.

— Наверно, плохо вы свою Ушку кормите, — сказала Ира. — Потому она такая вороватая.

Вот из-за подписей дело с альбомом приутихло, задержалось. Костя подбадривал ребят:

— Не унывайте! Поможем друг другу и постепенно составим рассказики.

А кто они — октябрята?

Ребята третьей звёздочки ничего не скрывали от Кости: ведь всё, что с ними делается, ему знать интересно!

И о неприятном происшествии в классе они наперебой рассказали, едва прибежали к Косте домой на очередной сбор.

А случилось вот что.

Тамара Георгиевна вызвала к доске Шурика Максимова. В классе его не любили: Шурик частенько ябедничал, а уж «выставляться» для него — первое дело.

Пошёл Максимов к доске, и кто-то незаметно подставил ему подножку. Максимов грохнулся в проходе между партами. Ребята засмеялись. А Максимов заплакал, стал на колени, шарил по полу, искал упавшие с носа очки.

Тамара Георгиевна так рассердилась, что глаза у неё засверкали, а ноздри побелели.

— Какой стыд! — воскликнула она, помогая Максимову подняться и подавая ему очки. — Я даже не интересуюсь, кто этот бездумный, глупый человек, исподтишка поваливший товарища. Очки у Шурика могли разбиться, стёкла попали бы в глаз… Но как вы могли засмеяться? Не ожидала от вас такого бессердечия. Ведь вы — октябрята!

Ребята притихли и опустили головы, им было стыдно смотреть друг на друга. Кто-то пробормотал:

— Мы нечаянно…

Отвечать у доски Шурику не пришлось. Какая уж тут доска — сидит на парте весь зарёванный. Да и звонок прозвенел.

Окинув второклассников негодующим взглядом, Тамара Георгиевна захлопнула журнал:

— Можете идти на перемену!

Девочки кинулись к Максимову и, толкаясь от усердия, повели его умываться.

— Н-да, — сказал Костя. — Плохо вы себя вели, не по-товарищески.

Ира спросила:

— А почему Тамара Георгиевна так сказала с упрёком: «Ведь вы — октябрята»?

— Октябрята — это передовые ребята, — сказал Костя. — Наверно, сто раз слышали.

— Слышали, конечно, — подтвердил Мухин.

Таня закивала.

Алла добавила:

— Октябрята — дружные ребята.

— Слышать-то вы слышали, — задумчиво проговорил Костя. — А понимаете ли это по-настоящему, так вот, положа руку на сердце? — Он прижал руку к груди. — Октябрята называются октябрятами в честь великого Октября. До революции просто не могло быть октябрят! Вот вы звёздочки октябрятские носите, прикалываете их на куртку, на платье. А почему она такая, ваша звёздочка, с портретом Ленина-мальчика посредине? Ну-ка?

— Так уж заведено, — сказал Мухин.

— А почему? Да потому, что эта звёздочка напоминает октябрятам о Красной Звезде Советского Союза. О той Красной Звезде, что на наших знамёнах и орденах. Значит, октябрята — дети своей Советской Родины. И должны стоять за неё! Всё ей на пользу делать. А разве плохой человек может пользу Родине принести?

— А ты, Костя, уже пионер! — с уважением промолвила Ира. — На тебе галстук красный.

— Да, я пионер! — сказал Костя. — Вот буду вас на будущий год готовить в пионеры и расскажу, почему он красный, пионерский галстук, отчего у него три конца…

Слава Курков глянул на Костю по-особенному — быстро и радостно. И смущённо, будто стесняясь этой своей радости.

— Скорей бы стать пионеркой! — мечтательно произнесла Ира.

— А меня примут? — спросила Таня. — Вдруг двоек нахватаю?

И столько тревоги было в ее голосе, что все засмеялись.

Толька тоже засмеялся, но немножко стало ему не по себе, пришло на ум: «А двоечки-то побоку надо! А то, как бы и в самом деле не получилось худое…»

Они стали читать вслух припасённую Костей книгу. Ира читала звонко и отчётливо, но Костя слушал рассеянно.

Не раз папа ему говорил: «А не в отрыве ли от других ты живёшь со своими октябрятами? Ведь и другие звёздочки что-то делают. Сравнил бы их дела со своими. Полюбопытствовал бы, посоветовался…»

Надо, надо, наконец, разузнать, что другие делают. Может, октябрята других звёздочек знают и понимают куда больше, чем эти шестеро, что слушают сейчас «Каштанку» Чехова с таким любопытством.

Но ведь надо ещё решиться и с духом собраться, прежде чем лезть в чужие звёздочки. Он уже расспрашивал Иру, как самую толковую: «Не знаешь ли, что делают в других звёздочках?» — «Стихи учат, — отвечала Ира. — Для общего октябрятского сбора». Какие стихи? Какой общий сбор? Неладно будет, если их звёздочка окажется в стороне, ребятам обидно станет.