Центральная библиотека города Колбинска образована из библиотеки князя Лей-Натравина, которого изгнали из поселка во время революции. Князь любил собирать разные манускрипты и инкунабулы. Но необразованный комиссар Лубков не разглядел в библиотеке ничего полезного, кроме издания 1896 года книги Сирано де Бержерака. Комиссар очень огорчился, что в библиотеке не было трудов передовых философов Карла Маркса, Фридриха Энгельса и, конечно, Владимира Ильича Ленина. Поэтому все манускрипты и инкунабулы были сложены в деревянные ящики и положены куда-то в архив. А так как историей в городе интересовались только учителя истории и кое-какие ученики, то ящики никто не открывал. Кроме Болкина…
Болкин вбежал в лабораторию, и профессор Белков тут же рефлекторно чихнул. Его организм научился чувствовать Болкина на расстоянии.
— Антон Петрович, — начал, запыхавшись, Болкин. — Я тут такое нашел…
— Опять? — устало спросил профессор. — Ты уже неделю что-то находишь.
— Но это проверено.
— Да… Как лекарство от аппендикса два месяца назад, отчего мне аппендицит вырезали повторно. Или средство от облысения, отчего лысина Джоуль-Ленцкого стала светиться ярче. А ускоренный курс гипнотического обучения русскому языку! Винкер неделю заикался, а потом два месяца учил русский язык заново…
— Но это-то точно. Это древний манускрипт из Исландии двенадцатого века.
— Ты в двенадцатый век съездил? В Исландию? За этим?
— Нет. Я нашел в библиотеке.
— Да? Ты уверен?
— Да подлинный, настоящий, с печатью!
— Нет, я не про это… Ты уверен, что нашел ты его в библиотеке, а не в обертке из мясного магазина?
— Да нет. Я нашел в библиотеке, это еще от князя осталось.
— Лей-Натравина?
— Да.
— Уверен?
— Да. Стопроцентно.
— Ты говорил это и недели две назад.
— Точно, — Болкин вынул из кармана пиджака пакет, в котором было что-то коричневое и плоское.
— Что это? А запах!..
— Это береста. Исландцы писали на бересте.
— Да. Действительно древняя вещь. Только вот подлинная ли?
— Да подлинная. У князя не было фальшивок.
— Да?..
— Да точно… Я хочу опробовать это прямо сейчас.
— Сейчас?
— Да.
— А ты уверен?
— Да. Но мне понадобитесь вы, для сравнения…
— Я не хочу.
— Это надо. Для науки. Для Нобелевской премии по биологии…
— По литературе тебе ее дадут за эту выдумку… Не буду я.
— Ну, Антон Петрович…
— Ты вообще-то знаешь, что это и для чего оно нужно?
— Конечно, — обрадованно ответил Болкин, — я два дня переводил с исландского на английский, а потом с английского на испанский, с испанского на немецкий, потом на французский, а потом уже на русский. Для верности…
— Я думаю, что ты мог что-то потерять… А для чего это нужно?
— Для нахождения высшего разума!
— Нирвана и прочие буддистские штучки?
— Нет. Для повышения активности мозга.
— Да?
— Да… Соглашайтесь. Вы тоже будете наблюдать.
— Нет. Не хочу.
— Ну, Антон Петрович…
— Нет, я сказал.
— Тогда я скажу Ирине, почему ее любимый Лорд заимел дополнительное белое пятнышко на грудке и почему он не хочет крутить колесо…
— Шантажист! Ладно, давай свой манускрипт.
Болкин насыпал в кастрюлю немного соли.
— Итак, — сказал он, сверяясь со своими записями. — Снег с горной вершины растоплен, соль, медвежья ягода, порошок, рога оленя… Ничего, что мы от коровы взяли порошок?
— Делай, что хочешь, — махнул рукой профессор. — Прогоришь ты все равно с этим снадобьем.
— Не бойтесь… Итак, ага… Сосновые опилки, немного ягеля, немного малины… Немного кедрового масла… Интересно, откуда в Исландии кедры? Ладно. Пихтовое масло… Желуди… Вроде все… — Болкин помешал зелье. — Какой цвет… — с восхищением сказал он.
— Учти, я пью эту лиловую плохо пахнущую бурду из-за своей ошибки. Понял?
— Да… Запах.
Болкин налил зелье в небольшие стаканчики. Один протянул Белкову, другой взял себе.
— Теперь заклинание…
— О господи!
— Не мешайте. А то не получится… Лейтреркернер бугентруген, генренгартел лейкургантен, бульбульбарден вестенайер, гохермохербохердохер, больдергольдерсульдермульдер… тьфу, черт бы побрал эти исландские названия… больдергольдерсульдермульдогнернердеркартенгер сультенгайтербультен, рейкунявик сейкунарик… Ну с богом, — Болкин выдохнул и залпом выпил зелье.
— Запомните меня живым, — Белков понюхал зелье и чихнул.
— Быстрей!
Белков залпом выпил.
— Хорошо пошла!
— Да!.. Надо начать регистрировать… энцифалограмму…
— Начнем… Вот только вздремнем ненадолго… — Белкова начало клонить в сон. Он сел в кресло и откинулся. — Ненадолго… Часик… Два… Три… — Белков заснул.
— Полностью с вами согласен… — ответил Болкин и уснул в кресле напротив…
Проснулся Антон Петрович от того, что почувствовал, что в ухо ему кто-то дышит. Он открыл глаза и увидел спящего Болкина.
«Что-то его раздуло, — подумал профессор. — Нет, это я глаза не протер. Не выспался… Стоп! А кто мне дует в ухо?»
Профессор повернул голову и увидел голову человека с черными длинными волосами, зачесанными на прямой пробор, и усами. Усами, как у Вавилова… Не помню которого… У меня тоже такие есть… И прическа у меня такая же… Так. А что он здесь делает? Это же закрытое научное предприятие! Так… Интересно. Он еще и спит…
— А ну проснулся! — прикрикнул на человека с усами профессор. Человек открыл глаза и испуганно посмотрел на него. — Я тебе сказал! А ну живо!
Человек решил уйти и уже оттолкнулся от профессора, но что-то притягивало его. Будто они были связаны…
Профессор оглядел человека… Одет нормально, халат с инициалами «А.Б.»… Как Антон Белков, но ведь это, быть может, и какой-нибудь Александр Боярский или Алла Борисовна, в конце концов… Так… Свитер почти как у меня… Брюки как мои… Ботинки тоже… Будто зеркало. Но как его нужно для этого поставить… Профессор посмотрел на шею и ужаснулся… Этот человек был с ним соединен туловищем, получалось, что они были как бы сиамские близнецы. Господи! Даже свитер специальный на мне. Под две головы… А вот халат немного растянут… Да о чем я думаю…
Профессор встал и посмотрел в зеркало. Перед ним стоял обычный (обычный?!) двухголовый человек. Одной головой которого он и являлся.
Проснулся аспирант Болкин. Встал, протер глаза… У Болкина тоже была вторая голова… И тоже с очками…
— Профессор, — изумленно сказал аспирант. — Что с вами? Вас четверо!
— Протри глаза и посмотри на себя, — недовольно ответил профессор. — Я у зеркала.
Болкин протер глаза и посмотрел на себя в зеркало.
— Великий Мендель, — сказал он, — это еще что?
— Это, я так понимаю, и есть твой высший разум.
— Но я же хотел…
— А это ты в прокуратуре будешь объяснять. Что ты хотел, а чего не хотел.
— Но я же…
— Ты что сделал?! — почти вскричал профессор и подошел к Болкину.
— Не бейте!
— Не волнуйся, — вторая голова профессора чихнула, — долго ты мучиться не будешь.
— Не надо!
Руки профессора потянулись сначала к одной шее аспиранта, а потом к другой. Профессор не мог выбрать.
— Антон Петрович, ну мы же с вами цивилизованные люди, — умолял аспирант. — Это же средневековая дикость… За что?
— За все… За аппендикс, за гланды, за Винкера, за Менделя!
— Антон Петрович, пожалуйста…
— Грехи такого мутационного процесса надо смывать кровью… Твои ошибки сделали из меня двухголового урода!
— Я не знал!
— А должен был!
— Антон Петрович, может, договоримся?
— О чем? — профессор выпрямился. Вторая голова профессора задумалась. Удивительно, но за это время она не сказала ни слова, впрочем, как и вторая голова аспиранта.
— Может, мы это исправим.
— Как?
— В манускрипте об этом не было написано… — Руки профессора непроизвольно потянулись к шеям аспиранта: та, что левая, к правой, а правая к левой. Поэтому гибель аспиранта от рук профессора была временно отложена, пока руки не разобрались и не согласовали свои действия. — Но можно поискать где-нибудь…