— Да, очень хочу.

Но почему-то отвечает: — Нет.

Но вот прибежала мама. Ой, какая же она молоденькая, худенькая! Почти как та девушка в поезде. Но мама красивее.

— Теперь у тебя две мамы, — говорит тетя Лиза, — мама Наташа и мама Катя.

Катя повела своих мать и дочь домой. Жила она тоже в доме барачного типа. И снова Тому удивил двор: такой большой и такой голый — ни травинки. Лишь в глубине двора росло одно корявое дерево.

— Это яблоня?

— Нет, это абрикосовое дерево, — ответила мама Катя.

В общественном коридоре, из которого вели двери в квартиры разных семей, сидел старик-сапожник и чинил обувь. Томе он показался чудаковатым. Увидев девочку, громко крикнул:

— Пионер, за дело Ленина-Сталина будь готов!

К его удивлению, Томка и глазом не моргнула. Сколько раз она эту фразу слышала на пионерских сборах у Лиды.

Встав по стойке смирно и сделав рукой салют, она звонко ответила:

— Всегда готов!

Удивился старик, даже привстал:

— Вот так Тома — двое с боку! Вот так молодец!

Комната, в которой жила Катя с Василием, была маленькая, узкая, с одним окном и почти без мебели: только стол, кровать да табуретки. Вечером познакомилась Тома и с дядей Васей. Наташа не спешила оставлять девочку в семье, а погостить и ко всему приглядеться. Она ходила на рынок, стряпала, кормила. Вот и однажды она ушла на рынок, Катя на работу, а Вася по пути на свою работу повел Тому к тете Лизе. Он не обижал девочку, но и разговаривать им обычно было не о чем. И на этот раз шли и молчали. От водопроводной колонки на дорогу натекла широченная лужа. Василий приподнял девочку одной рукой, сунул под мышку, перенес и поставил на землю. Томе показалось это грубым. Она же не куль, чтоб так вот совать ее под мышку.

У тети Лизы она играла с соседней девочкой Кларой, некрасивой, совсем беззубой. Тома не любила ее, но другой подруги не было.

— Тебе нравится Клара? — спросил ее вдруг дядя Вася.

— Да, нравится, — солгала Тома. Ей почему-то не хотелось быть с ним откровенной. Может быть, детские глаза видели, и детское сердце чувствовало, что он к ее маме относится совсем не так, как хотелось бы. Дядя Вася порою с Катей был груб и резок. Да и Томе не сказал ни разу доброго слова. А вот мама — мама чудо! Тома любила гулять с ней по городу.

Вот они заходят в магазин, и мама покупает ей платье из тонкого шелкового трикотажа. Иногда они идут на рынок. И Катя старается угостить свою дочку всем, чем она пожелает. Там же на рынке фотографировались на срочное фото. А сколько раз они ходили к Каспийскому морю! На скольких лавочках сидели в парке! И все друг другу о чем-то рассказывали.

Но неожиданно Томуська сильно заболела. Малярия. Эта болезнь в те годы на юге была очень распространена. Болела тяжело, часто бредила. Ее трясло от озноба в самые жаркие дни да так, что зуб на зуб не попадал.

А ночью она слышала, как дядя Вася и мама Катя ссорились. Что-то у них было не так, а о чем ссора, маленькой девочке не понять.

Температура спала. Девочке приятно лежать, нет и головной боли. Но вот опять в доме скандал. Дядя Вася требует отдать финки, трясет маму за плечи, отбрасывает в сторону. Томка догадывается, что финки — это те ножи, которые мама Катя спрятала в голландку. Девочка ничего не понимала. Может быть, дядя Вася кого-то хочет ими зарезать, а мама Катя финки прячет.

Утром мама Наташа выводит девочку во двор, потом за ворота. Приступ прошел, сейчас только слабость. Но Наташа знает, что приступ повторится, и лихорадка снова будет трясти это крошечное создание.

Тома вглядывается в чужую даль, вспоминая свои Турки.

— Посмотри, мама Наташа, вон на тот домик в горах. Он так похож на дом Громовых. Пойдем туда.

— Доченька, да это же так далеко. И живут там не Громовы, а дагестанцы. И не все из них с добром относятся к русским.

На глазах девочки показались слезы.

— Да ведь она еще и убежит куда-нибудь в поисках Турков, — забеспокоилась Наташа.

Приступ малярии у Томы повторялся снова и снова. К несчастью, малярией заболела и Наташа. Едва ей стало полегче, она приняла решение уезжать из Махачкалы и увозить с собой девочку.

— Ты посмотри, Катя, Томуська и была как перышко, а сейчас совсем исхудала. Увозить ее надо. Она тут как в каморке. А на работу уйдете, с кем ее оставить? В твою жизнь вмешиваться не буду, хоть и вижу, что Васька не лучше того Петьки. Но Петянька хоть души в тебе не чаял. А этого я не пойму. Но жизнь твоя, ты взрослая, разберешься сама. А девочку увозить надо домой.

— Мама, но ты же болеешь. В дороге то одну, то другую обязательно станет трясти малярия. Как вы поедете?

— Как к вам ехали, так и от вас поедем. А приступ потрясет да и опять отступит. Доедем, там приволье. А тут девчонка совсем захиреет.

И Наташа повезла Томку назад.

А Катя, оставшись, не находила себе места. Как они там в поезде? Доедут ли? И их жаль, и себя. Ну что она нашла в этом чужом городе? И с Василием не ладится. Хорошо, что не зарегистрировались. Живут под одной крышей, а семьи будто и нет. Наверное, оттого, что любви нет. Он считает, что все изменится и наладится, когда они приедут на его родину в Подмосковье. Но они сами не изменятся. А милым был бы «рай и в шалаше».

Наташа с Томуськой миновали и Ростов. Обе ослабели, в вагоне так же душно, как и в первый раз. Но до самых Лисок приступа малярии не было. Уже и ехать до пересадки меньше суток, но у Томы начался новый приступ, поднялась температура.

Какая же толчея в вокзале в Лисках! И ребенок бредит, и билеты компостировать надо. Расстелила Наташа на полу детское байковое одеяльце, свой платок, уложила Тому, накрыла ее бархатным зеленым пальтишком и пошла к кассе, попросив сидящую рядом женщину последить за спящей девочкой и чемоданом. Мечется старая женщина то к спящей Томуське, то в билетную очередь. Вот и до кассы недалеко, но очередь словно замерла. Как там девчонка? Испугается вдруг одна?

А девчонка действительно испугалась. Бред прошел, но лихорадка еще была. И Томка не могла понять, где она, кто эти все чужие люди. Неужели она потерялась от мамы Наташи? Поднявшись, она брела и брела по вокзалу, отыскивая в толпах людей свою бабушку. Ее нигде не было.

И Наташу ударило словно током. На том месте, где лежала внучка, не было ничего и никого: ни девочки, ни одеяльца, ни чемодана, ни женщины, сидевшей прежде рядом. Наташа бегала словно безумная, всех расспрашивала о внучке.

И нашла! Бог с ними, с вещами. Теперь они снова вдвоем, и до Летяжевки билет был уже в руках.

В Летяжевку поезд прибыл ночью. Передохнув в вокзале, Наташа стала искать подводу, на которой можно было бы доехать до своего дома от Летяжевки. И им повезло. Не помнит Тома, когда она испытывала такое блаженство. Под ней мягкое душистое сено, ее укрыли чем-то теплым. Но спать не хочется, вон они какие красивые в небе звезды. И приступ прошел, и приятно цокают копыта лошади. Ах, как хорошо! А впереди — еще лучше, впереди Турки и ее родной дом.

Вот посветлело небо, вот очертание дома, и они поднимаются на крыльцо. А из сеней выбегают все домашние, на Томуську капают их слезы, каждому хочется прижать ее к своей груди. Этот маленький человечек не расстался с ними навсегда, не остался в Дагестане.

Малярия долгие годы не оставляла в покое ни Тому, ни ее бабушку — маму Наташу. Не помогали хина, акрихин, отвар полыни. Приступы малярии часто сопровождались у Тамары не только ознобом, высокой температурой, но и частой рвотой, достигающей иногда в день до четырнадцати раз.

Вконец измучилась от малярии и Наташа. Часто врачи давали желтые таблетки акрихина прямо на приеме у врача с собою на дом.

Возвращалась Наташа от врача. Впереди — гора из оврага. Как ее одолеть? Силы совсем оставляли. Присела на пригорке отдохнуть, развернула пакетик с таблетками:

— Да разве помогут такие крохотные, если пить по одной?

А самочувствие такое, хоть ложись в овраге. Высыпала она все таблетки из пакетика в ладонь да и разжевала все разом.