Изменить стиль страницы

Противоречивой была и вторая часть сообщения премьера. Так, она сказала, что с 1951 по 1956 год Блант помогал Филби в контакте с русской разведкой. Парламентарии задумались: как же он мог помогать Филби, «не имея контакта с русскими»? Или он то прерывал связь с русскими, то ее возобновлял? Так всё окончательно запуталось. Когда же Блант прекратил связь с русской разведкой? — снова и снова задавали вопрос англичане, — в 1945, 1951 или в 1956 году? А может быть, позднее? А возможно, и вообще ее не прекращал?

Чем же объяснялась такая непоследовательность заявлений М. Тэтчер, речи которой обычно отличались строгой логикой? Стремлением скрыть какие-то факты? Или тем, что она просто повторяла заявления Бланта, который хотел запутать следователей и действительно сумел сбить их с толку? Или желанием искусственно приуменьшить значение всей этой истории, болезненной и для английских спецслужб, и для правительства?

Вопросов в деле Бланта, как мы увидим еще не раз, остается больше, чем ответов.

Далее Тэтчер рассказала о «допросах» Бланта, если их можно было так назвать. С профессором встречались в течение восьми лет одиннадцать раз, то есть следствие велось очень долго, но малоэффективно. Вопросы сначала касались его связей с другим членом «кембриджской группы» — Гаем Берджесом, покинувшим Англию и выехавшим в СССР в 1951 году. Блант отрицал, что они были связаны друг с другом по делам разведывательной службы и что «он, Блант, был источником сведений для Берджеса». В общем первая часть допросов, по словам премьера, не дала никаких результатов. Блант ничего не признавал. Тогда Служба безопасности, опасаясь, что в ходе расследования следователи не добьются никаких результатов, но своими вопросами дадут информацию Бланту, решила предоставить ему судебный иммунитет, то есть иммунитет от ареста и юридического преследования, если он признается, что был русским шпионом, и «будет содействовать дальнейшему расследованию».

Тэтчер уверяла, что в уголовных делах такая практика существует и не представляет собой ничего необычного. Парламент с удивлением выслушал это ее утверждение, и один из его членов, Денис Конован, прервав ее, спросил: «Означает ли это, что один закон существует для Бланта, а другие — для остальных?».

Премьер не смогла найти убедительный ответ и сказала, что действия генерального прокурора «соответствуют интересам общества».

С особым вниманием члены парламента выслушали ту часть речи премьера, которая была посвящена теме, с которой начал заседание спикер, — о реакции на все эти события королевы Елизаветы. (После смерти ее отца, Георга VI, в 1952 г., Блант стал и ее советником.)

«Постоянный секретарь Министерства внутренних дел, — говорила Тэтчер, — пригласил личного секретаря королевы и сказал ему: «Блант подозревается в том, что он русский агент.

Он признался в этом. Но так как он сотрудничал с властями в расследовании, то был освобожден от судебного преследования». Личный секретарь королевы спросил, что Министерство внутренних дел советует королеве в этом случае предпринять в отношении Бланта. Ответ был кратким: не предпринимать ничего. Никаких акций. Любые действия насторожат бывших русских «контролеров» Бланта (то есть советских чекистов) и других лиц, которые находятся под подозрением. Дворец последовал этому совету».

Далее Тэтчер произнесла загадочную фразу: «Мне сказали, что начиная с 1967 года все последующие премьер-министры и министры внутренних дел были информированы о деле Бланта». Означало ли это, что премьеры до 1967 года — лейборист Гарольд Вильсон и консерватор Алек Дуглас-Хьюм — не были информированы о деле Бланта? И если действительно Вильсона и Хьюма решили не посвящать в это дело, то почему?

Все это оставалось неясным.

В заключение Тэтчер квалифицировала деятельность «кембриджской группы», которую назвала «предвоенной генерацией, изучавшей марксизм»: «Мы презираем их и считаем их поступки отвратительными», — добавила она.

При обсуждении члены парламента сосредоточили свое внимание на трех группах вопросов. Первая: как советская разведка одержала такой успех, почему потерпели провал английские разведывательные и контрразведывательные службы и какие выводы нужно сделать из этого фиаско? Вторая: почему правительство (или Министерство внутренних дел) гарантировало Бланту полную неприкосновенность и почему оно скрывало это от английской общественности в течение полутора десятков лет? Третья группа вопросов касалась роли Ее Величества, ее информированности о деятельности Бланта, а также причин, по которым королева, после того как ей стало известно о шпионской деятельности Бланта, оставила его при Дворе.

Ввиду большой важности вопроса в прениях выступили руководящие деятели обеих палат, бывшие премьеры страны: Эдвард Хит и Джеймс Каллагэн, генеральный прокурор, бывшие министры, лидеры партий.

Парламентарии прежде всего вспомнили многочисленные случаи разоблачения советских агентов, которые свидетельствовали об активной работе советской разведки против Англии. Были названы имена Джорджа Блейка, британского дипломата, ставшего советским разведчиком, Уильяма Мартина Маршалла, работавшего в британском посольстве в Москве, Джона Рассела, передавшего русским в 1962 году информацию о радарах и торпедах, Фрэнка Клаффорда Боссарда, предоставившего Москве информацию об управляемых ракетах, Дугласа Рональда Бриттэна и Дэвида Джеймса Бангхэма, сообщивших русским сведения об английских подводных лодках и торпедах, и других «предателей». Список, приведенный лейбористом Лидбаттером, начавшим прения, был обширным и впечатляющим.

Другой член парламента, Раймонд Уитни, утверждал, что до 40 процентов советских граждан, находившихся за границей, связаны с русской разведкой, а всего за рубежом было тогда, по его словам, около двенадцати тысяч советских людей, что означало, по его данным, что около пяти тысяч из них работали на советскую разведку.

Особое впечатление произвело выступление Эдварда Хита, занимавшего пост премьера с 1970 по 1974 год. Он рассказал о том, как в октябре 1971 года его правительство одновременно выслало из Англии 105 советских дипломатов, журналистов и сотрудников торгпредства, занимавшихся, по его словам, разведывательной деятельностью против Англии. Впервые за всю историю советской разведки было обвинено в шпионаже и выслано из страны такое огромное количество иностранных граждан. В основном данные, на которых базировалось это решение, были получены от советского перебежчика Олега Лялина, офицера КГБ, работавшего сотрудником торгпредства СССР в Лондоне (к вопросу о предательстве Лялина и его последствиях мы еще вернемся).

Английские руководящие деятели понимали серьезность этой акции и опасались, что СССР может разорвать дипломатические отношения с Британией. Хит в прениях впервые раскрыл историю с высылкой; он поведал, что в ходе беседы британского министра иностранных дел А. Дуглас-Хьюма с А.А. Громыко (вероятно, когда они оба были на сессии Генеральной Ассамблеи ООН) английский министр сказал своему российскому коллеге: «Посмотрите на ситуацию. Мы знаем ее точно. И вы должны ее признать. И если вы готовы это сделать, мы не будем публично объявлять о высылке, потому что мы желаем продолжать поддерживать с вами нормальные отношения. Если вы не готовы, то мы вынуждены будем сделать это (то есть выслать советских сотрудников. — £.17.) публично. Мы полностью осознаем, что вы тогда можете разорвать отношения с нами, но в этом случае одиум разрыва будет исходить не от нас».

Может быть, Громыко и понимал, что надо было найти компромисс. Но это означало бы признание того факта, что мы ведем разведку и делаем это в огромных масштабах, а это противоречило заявлениям советского правительства2. Да и Громыко в то время еще не занимал таких позиций в Кремле, чтобы обеспечить подобный компромисс. По некоторым сведениям, он ответил А. Дуглас-Хьюму: «Напишите мне об этом письмо». Так секретный обмен мнениями не дал никаких результатов3.

вернуться

2

В 1962 году Н.С. Хрущев заявил: «Шпионаж необходим тем, кто готовится к нападению, к агрессии. Советский Союз глубоко предан делу мира и не имеет намерения нападать на кого бы то ни было. Поэтому он не стремится заниматься шпионажем». Конечно, мало кто верил подобным заявлениям, но официальная политика заключалась в отрицании нами того очевидного факта, что мы занимается шпионажем и ведем его в значительных размерах.

вернуться

3

Более подробно об этой акции — в главе X.