В туалетную комнату вошел человек, растерянно огляделся... Ожидающие изобразили на лицах безразличие, однако все краешком глаза наблюдали за вошедшим, и Бен, невольно последовав их примеру, вдруг понял, что он, хотя не обменялся с людьми в очереди ни единым словом, стал одним из них. И если что-нибудь случится, например ворвутся полицейские и всех арестуют, ему придется проводить с этими людьми день за днем, неделю за неделей, и он не сможет доказать, что он здесь впервые и ничего противозаконного не совершил.

Вошедший привел тем временем в порядок свою одежду и ушел. И наконец открылась дверь левой кабинки, оттуда вышел человек и тут же вошел следующий...

Бен уже стоял почти час, когда наконец дверь перед ним открылась, и он, испытывая крайнюю неловкость, шагнул в крохотную кабинку. Он тщательно запер за собой дверь, помедлил мгновение, а потом, как научил Реке, сунул свою транспортную карточку в щель, которая действительно оказалась прямо над самым полом с левой стороны. И тогда стенка сдвинулась вбок, худая рука схватила замершего в оцепенении Бена и протащила через образовавшийся проход.

Он оказался в узкой и почти пустой каморке со скошенным потолком, явно где-то под трибунами стадиона. Из пяти расположенных в ряд одна возле другой радиевых ламп исходил призрачный свет, благодаря которому фигура, представшая взгляду Бена, показалась ему жуткой.

-- Что нужно? -- спросил тихо незнакомец. Бен молчал, не зная, что сказать. -- Ты здесь впервые? Кто тебя послал?

Человек настороженно смотрел на Бена и, что было особенно неприятно, надвинулся на него вплотную. Это был худой, с изможденным лицом старик, одежда висела на нем как на скелете. Глубоко запавшие глаза были полны недоверия.

-- Так говори же, что тебе нужно? Хочешь увидеть яркие картинки, или забыться? Побывать в другом мире? Стать на час дьяволом или богом? -- Он порылся в груде беспорядочно наваленных коробок, достал ампулу, поднял шприц. -- Не знаешь, что выбрать? Хочешь, посоветую? Возьми вот это: два часа грез. Не разочаруешься...

-- Кто ты? -- спросил Бен. Он понял теперь, что тот его боится, хочет избавиться от него как можно скорее. -- Ты настоящий психолог? Или просто химик, который намешивает в растворы всякую дрянь? Рука старика дрогнула.

-- Ты хочешь разоблачить меня? Ты из полицейского управления?

-- Отвечай! -- жестко приказал Бен.

-- Тише, ради мира и спокойствия. -- Теперь старик вел себя заискивающе. -- Я психолог, получил специальное образование. Мне только снизили категорию -- не по моей вине...

-- Можешь ты разблокировать память? Средство для реактивации у тебя есть? Говори сразу: да или нет?

Старик попятился:

-- Уходи! От таких дел я держусь подальше. Два-три лекарства, две-три взбадривающие таблетки -- от этого вреда никакого. Некоторые в этом нуждаются. Это я даю. Но и только: политика меня не интересует, я не работаю против правительства, не работаю против государства!

Бен шагнул вперед. Сейчас власть олицетворял здесь он, и тот будет ему повиноваться, как научились повиноваться они все -- склоняться перед волей вышестоящего.

-- Не теряй времени! Начинай!

-- У меня нет того, что для этого нужно! Как я могу...

-- У тебя есть все, я уверен! -- сказал Бен, и теперь в его голосе звучало раздражение.

Он подошел к столу, взял несколько коробочек, вынул несколько ампул, выпустил их из рук...

-- Осторожно! -- крикнул старик.

-- Ну!..

Поведение старика резко изменилось. -- Но это очень дорого! От твоей транспортной карточки останется совсем немного!

Бену было все равно. У него остается еще достаточно пунктов от премии, он может приобрести себе новую транспортную карточку. А вообще-то ловко придумано -- получать плату по этим карточкам: ведь их можно где угодно менять на пункты, и без всякой регистрации!

Старик достал из какой-то коробочки ампулу, ввел в нее шприц, стал вбирать прозрачную жидкость... Вливая ему в вену, сказал:

-- Действовать начнет примерно через двадцать минут. Исчезни отсюда и окажись как можно дальше. Прячься где хочешь и не воображай, что сможешь меня предать. Я здесь в последний раз. Выйдешь после меня, через минуту после того, как я уйду.

-- Дай мне еще две такие ампулы, -- приказал, протягивая руку, Бен.

Старик метнул на него злобный взгляд, потом, порывшись в груде коробок, достал две ампулы и протянул Бену. Остальное он сгреб в кучу и ссыпал в пластиковый мешок, такой, в каких перевозят отбросы. Потом, взвалив мешок на плечо, сдвинул стенку в сторону и исчез. Когда вскоре после него Бен вышел из кабинки, он увидел в туалетной комнате человек десять; на их лицах была написана растерянность. Не глядя ни на кого, он поспешил выйти наружу.

Никакого страха перед предстоящим воздействием на свою память Бен не испытывал. Метод давным-давно прошел клиническую проверку и достаточно часто использовался в самых обычных случаях, когда нужно было вернуть забытые знания. Часто это избавляло от необходимости проходить долгий и трудоемкий повторный курс. Нередко активация предпринималась также по психиатрическим показаниям, а кроме того (что было известно далеко не всем, но хорошо знал Бен), применялась в судопроизводстве, например для уточнения свидетельских показаний о давно прошедших событиях. Бен не слышал, чтобы применение этих лекарств приводило к неприятным последствиям -- болям, тошноте или чему-нибудь в этом роде. С другой стороны, он не знал, какое именно лекарство получил от подпольного психохимика, и подумал, что на время, пока будет длиться сомнамбулическое состояние, ему, чтобы не привлекать к себе внимания, следует спрятаться в каком-нибудь укромном уголке. Но потом он решил вернуться в свой блок: он как раз успевал к отбою. Уже дома, залезая в свою спальную кабину, Бен заметил, что поле зрения у него сужается, поэтому он повалился на постель прямо в одежде, и в тот же миг реальность расплылась в тумане неясных образов и фигур.

I

Схватка была в самом разгаре. Полиции удалось очистить от демонстрантов часть площади непосредственно перед входом в вокзал, однако толпа не отступала.

Как всегда, по-настоящему в схватке участвовали немногие. Некоторые из этих людей, чтобы защитить голову от опасных ударов дубинками, были в шлемах. Остальным пришлось хуже. Ослабевших от ран и мучимых болью, их уводили одного за другим в тот угол в здании вокзала, в котором и начались беспорядки.

Бен стоял в толпе, но не впереди, а там, где еще можно было дышать и двигаться. У него кровоточила губа, и он то и дело прикладывал к ней носовой платок. Один рукав у его куртки был наполовину оторван. Началось все несколько минут назад: отряд полицейских попытался пройти сквозь толпу, и Бен вместе с некоторыми другими попытался им помешать, но попытка была с негодными средствами: им пришлось иметь дело с дубинками и электробичами.

Было пасмурное утро, солнце почти не пробивалось сквозь облака. Несколько уличных фонарей было разбито камнями, поэтому ток отключили. И поэтому же было парализовано движение транспорта.

Ревели, передавая приказы, мегафоны, раздавались крики толпы, затем они зазвучали плохо слаженным хором. Потом что-то глухо бухнуло несколько раз: взрывались гранаты со слезоточивым газом...

Вспыхнули прожекторы, осветили здание вокзала. Время от времени на фоне освещенных стен появлялись и исчезали огромные тени. Это напоминало пьесу, ритуальное действо на сцене... Большинство было обреченными на бездеятельность зрителями. Для Бена именно это было невыносимо -- что невозможно дать отпор. Он посмотрел на часы у себя на руке: девять сорок пять, он снова придет на работу с опозданием. Повернулся, начал пробираться, расталкивая людей с сумрачными лицами; они стояли, и вид у них был такой, будто они не могут понять, что происходит.

Бен побежал. До его банка данных отсюда недалеко. Он задумался, стоит ли отмечать свой приход на контрольных часах по-настоящему: можно просто сунуть в них старую перфокарту. Нет, не стоит: ведь тогда пропуск не будет пробит, а к тому же то, что он снова опоздал, так или иначе не останется незамеченным.