Он шагнул вперед, двери раздвинулись. Он пропустил Годфри вперед. На пер- вый взгляд она не очень отличалась от других лабораторий в Башне, кроме десятков и десятков прозрачных пластиковых контейнеров содержащих нечто, на первый взгляд похожее на темные, гибкие трубы. Но затем: глаза. Прайс подошел к технику, сидяще- му у монитора, и похлопал по плечу.

Что скажешь? – спросил Прайс.

Кое-какие интересные расхождения между Цейлонской Куфией и Каменистым Щито- мордником. Ой, подождите, нет. Тут десятичное число.

Годфри был неохотно впечатлен. Он знал, что находился на стадии правдоподоб- ного отрицания, и только Бог знал почему, и если он позволит ему, это поднимет лишь еще больше вопросов о его собственной объективности о балансе контроля между ним и Оливией, который бол крайне сомнителен. Он мог лишь придерживаться курса, со- гласно которому с первого дня верил, чтобы однажды настал конец Прайсу: нужно не отнимать, а наоборот, дать тому веревку.

Годфри взглянул в один из контейнеров и встретил чувственный взгляд черной кобры и к своему удивлению, его сознание перенесло его на девятнадцать лет назад в подвал Кентукийской церкви пятидесятников одним августовским утром. Номиналь- но он занимался изучением феномена обработки змей, но, на самом деле, он и Оливия просто искали повод, чтобы провести вместе ночь, они даже не добрались до службы, остановившись в темном подсобном помещении подвала, где Оливия села на метал- лический ящик и его рука скользнула под ее платье и пот скатывался по ним, когда они услышали металлический звук, словно кто-то ударил кулаком по контейнеру, на котором сидела Оливия. Они остановились, не зная, что думать – мог здесь быть кто-

то еще? Последовал еще один удар, и еще. И они поняли в один и тот же момент. Это была змея. Она «видела» их тепло и инстинктивно тянулась к нему, их чисто физиче- ское желание притянуло животное.

Норман? – позвал доктор Прайс. Годфри увидел достаточно.

Они вернулись в офис прайса, где он обновил стакан посетителя. Годфри держал его между пальцев, указательным и большим.

Это вряд ли единичные примеры умов поддавшихся фантазии, в этих стенах, – сказал Прайс. – Они не отличаются от церквей, в своей тенденции подталкивать наших гостей к воображению. Но серьезно, Норман, ты ужасно выглядишь. Как тебе спится?

Если ты хочешь дать мне какие-то таблетки, то я пас.

Прайс улыбнулся:

Ты выглядишь как кто-то, кому нужен человек, чтобы выговориться.

-Мы не друзья, Йоханн.

О, Боже, я и не спорю. Но это не значит, что я не могу увидеть, когда на человека давит слишком большой стресс. Если бы ты был моим работником, я отправил бы тебя в отпуск.

Но это ты работаешь на меня, – сказал Годфри, более покорно, чем с нажимом.

Кстати об этом, – произнес Прайс. – С тобой свяжутся из организации «Lod LLC», насчет покупки твоей доли.

Годфри не удивился; не в первый раз Прайс вступал в заговор с загадочной тре- тьей стороной ради своей эмансипации.

И сколько слоев грязи мои адвокаты должны будут выкопать, чтобы выяснить, чьи интересы на самом деле представляет «Lod LLC»? – спросил он.

Слишком много, чтобы тратить на них время человека, который вскоре потеряет весь Институт. Так проще для всех. Ты сможешь купить себе самую дорогую лошадь в мире и приятное чувство для своего сердца, только ради того, чтобы показать тем, кто еще не знает, какого это родиться в Доме Годфри.

Я до сих пор не могу решить, к своему профессиональному стыду, ты зло или про- сто аутист, – сказал доктор Годфри. – Но твое предложение не имеет никакого смысла, без оглашения той фантастической суммы денег, которая перевесит мое желание от- править тебя в тюрьму, зародившееся с того дня, когда ты в первый раз протянул свои руки к моей племяннице.

Прайс откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы.

Ты предпочел бы, чтобы она умерла? – спросил он.

Она итак умерла. Я предпочел бы, чтобы ты был честен с моим братом о той проце- дуре.

Я не думаю, что там было место недопониманию. Он знал о последствиях.

Он был убит горем. Ты знал, он не был эмоционально компетентен, чтобы обдумать выбор, к которому ты его подтолкнул.

Я знал, но мы не могли позволить себе ждать. И сможешь ли ты сказать нашей девоч- ки, что видишь ее концепцию, как результат эмоциональной некомпетентности?

Чтож, это единственная нормальная вещь касательно ее, черт побери! – воскликнул Годфри.

Они смотрели друг на друга и улыбнулись с легкостью старейших врагов.

Годфри покончил с выпивкой и обновил ее сам.

Когда мы впервые встретились, – начал он, – я отвел Джей Ар в сторону и сказал: ‘Ты не можешь на самом деле хотеть нанять этого социопата’. И он ответил мне, что соци- опат сделает для медицины то, что Бессемер сделал для стали. Он сказал – ты гений. Я ответил: ‘Как и Менгель’. – Он опустил свою руку, сжав пальцами листок орхидеи.

У меня дочь подросток. Завтра я веду ее к гинекологу, – продолжил он. – Если у меня появится хоть какое-то доказательство о твоей причастности к этому, я тебя убью. И это не преувеличение.

Он осушил стакан, оставил его на столе, и вышел. Прайс закинул руки за голову, ошеломленный.

Конечно запятая, – сказал Прайс – если он и выучил какой-то урок в ГУЛАГе науч- ных кругов запятая это было то запятая что любой запятая кто принимает решения ру- ководствуясь предпосылкой запятая что другие человеческие существа рациональны и действуют в соответствии получения наивысшего блага для себя и окружающего мира запятая является тупой пиздой точка.

***

Оливия неожиданно заметила себя, как бывало время от времени, за покусыва- нием. Она и Шелли смотрели какой-то старый фильм, когда она заметила, что посасы- вает манжет собственной рубашки, недостойная привычка ее ранней юности, ставшая проявляться позже в моменты выражения нервозности. Она осмотрела ткань, ее слюна блестела на собственной коже. Вот. Черт. Как ребенок. Она почувствовала покалыва- ние и увидела, что волосы на ее руке встали дыбом. Как случалось, когда рядом с ее дочерью ею овладевали сильные эмоции. Оливия погладила бедро Шелли с раздражи- тельной ненавистью; в годы ее опыта в театре и с последующими образцами молодого женского пола, которых он привлекал, она никогда не сталкивалась с таким чертовски высоким уровнем чувствительности.

Ох, Шелли-Белли, – произнесла Оливия.

Затем она услышала, как снаружи подъехала машина, и Оливия почувствовала дрожь, пробежавшую по ее волоскам на руке, как от дуновения мягкого ветерка; и од- новременно Оливия ощутила нарастающее беспокойство дочери от возможного гнева матери. Входная дверь открылась, и Роман прошел через фойе. Оливия обеззвучила телевизор.

Роман Годфри, – сказала она.

Он появился и встал с руками в карманах куртки, и ждал со скучающим видом, и Шелли напряглась, спина прямая руки неестественно под прямым углом лежат на ко- ленях, и Оливия внезапно почувствовала себя слишком уставшей от всего этого, чтобы продолжать. Как ночь, когда электричество крайне нестабильно, но шоу должно про- должаться. Семейная идиллия. Времена, когда кто-то интересуется, Медея это трагедия или просто чертово исполнение желаний.

Не хочешь с нами чем-нибудь поделиться? – спросила Оливия.

Не особо, – ответил Роман.

В сегодняшних новостях сказали, что была осквернена могила Лизы Уиллоуби, – про- должила Оливия. – Они обещают десять тысяч долларов за информацию о вандалах.

Ты не мог бы быть поконкретнее о своем социальном времяпрепровождении?

Он не ответил.

Тебе повезло, что я еще не позвонила в полицию, – сказала она.

Да вперед, – ответил он. – Только дай мне минутку припудрить нос, на случай, если я окажусь на первых полосах завтра.