Изменить стиль страницы

— Да, — ответила она.

— Вы сумасшедшая, — почти неслышно сказал он, когда его губы прижались к ее, оставляя обжигающий отпечаток в ее сознании. Поцелуй был жадным, нет, более чем жадным — изголодавшимся. Все сомнения оставили Уиллоу, когда их взаимное желание взорвалось в углубившемся поцелуе. Его язык проник в ее рот, приветствуемый ее собственным, ища, и делая открытия, и наслаждаясь ими. Волна тепла, которую она чувствовала до этого, была ничто в сравнении с переполнявшим ее теперь вулканическим жаром, заливающим каждую клетку, гальванизирующим каждый нерв. В самой ее глубине возникло неуправляемое покалывание, которое разрослось, охватив всю ее, требуя чего-то, чего — она не совсем понимала. У нее подкосились ноги, и она чувствовала, как его руки поддерживают ее, ласкают ее, чувствовала, что она в их власти.

Она посмотрела ему в лицо и ее поглотили глаза, теперь горевшие огнем. Сердце ее заколотилось от охвативших ее новых ощущений. Нежные, желающие ощущения и яростные, страстные, требовательные.

Его руки крепче охватили ее, и она почувствовала, как его тело под одеждой напряглось, ощутила исходивший от него теплый запах земли. Она задрожала, и его руки поглаживали ей спину, то мягко касаясь, то надавливая, и ощущение было восхитительным. Его губы оторвались от ее губ, и она на мгновение почувствовала себя лишенной чего-то драгоценного, но потом они начали путешествие по ее шее, оставляя жаркие следы, пока она не почувствовала, что вся горит.

Он пробормотал что-то, чего она не поняла, и она хотела произнести что-то, сказать его имя — Джесс, — но боялась разрушить все еще хрупкие и тонкие нити, связывающие их. Она до крови прикусила губу, сдерживая слова, сдерживая все, что могло бы вернуть эти опасения, этот глубокий страх связать себя с другим.

Прежде Лобо никого не касался с нежностью, и он не знал, что способен на это. Но с того мгновения как она взяла его ладонь, одарив его мягкостью и нежностью, он познал чувства и ощущения, которые держал под замком почти всю свою жизнь. Впервые, насколько он помнил, ему хотелось отдавать, делиться, принадлежать кому-то, и он непонятным образом знал, как это делается. Даже желая высмеять себя за чувства, которые всегда презирал, он знал, что эти чувства были реальнее, чем боль, или страх, или радость победы.

Ее прикосновение одновременно обжигало и успокаивало, и ему отчаянно хотелось, чтобы она ощутила то же самое. В любовных играх он всегда притворялся и всегда с опытными женщинами. Он был уверен, что Уиллоу не имела такого опыта, и у него не было никакого опыта общения с девственницами. Он не знал, что делать, боясь причинить ей боль.

И все же он не мог остановиться. Его душа, и сердце, и тело желали ее с неодолимой яростью, не терпевшей отказа. И, глядя ей в лицо, он увидел в ней ту же самую необходимость.

Лобо чувствовал, как ее руки перебирают его волосы, пальцы вычерчивают узоры на шее, лаская и поддразнивая, а тепло ее дыхания щекочет кожу на щеке. Ее глаза, глаза цвета летней синевы, слепили своей ясностью: в них не скрывалось ни тени сомнения.

Его ладонь поднялась к ее лицу, проводя по губам, наслаждаясь нежностью кожи, мягкой, вспыхнувшей от поглощавшей их страсти.

Он знал, что должен остановиться. Это было бы все равно, что ухватить кусочек изысканного блюда, которое потом будет грубо отнято. Ради своего и ради ее блага он должен остановиться.

Но никто никогда так на него не смотрел, никто никогда так до него не дотрагивался. Он был подобен умиравшему от жажды, которому предложили глоток воды, и мог отказаться от него с таким же успехом, как перестать дышать.

Он чувствовал жар, свернувшийся в его чреслах, но еще больше чувствовал тепло в верхней части тела, около сердца. Оно было даже более соблазнительным, чем физическое тепло, доставляя более идеальное наслаждение, более полное удовлетворение. Лобо мягко опустил ее на землю и прижал ее тело к своему, радуясь готовности, с которой их тела двигались вместе, как они подходили друг другу, несмотря на разницу в размерах. Он почувствовал, что его мужество наполняется, ощутил в нем тепло и боль, и это было совсем не то, что в другие времена, когда ему требовалась женщина. Он хотел большего, чем быстрое облегчение, ему хотелось погрузить себя в нее и сделать ее полностью принадлежащей ему так, как никакую другую женщину до этого. Это чувство было так необычайно сильно, так неожиданно, что напугало его до полусмерти.

Но ничто не могло остановить его руки, которые вдруг точно знали, что делать, как соблазнять, как ласкать, как нежно держать все то, о чем он раньше никогда не задумывался. Он посмотрел вниз на лицо, прелестное в затененном свете, на полные звезд глаза и распухшие от поцелуев губы, и понял, что никогда до этого не встречал ничего, вызывающего такое благоговение. Даже восход солнца над вершинами гор и закат в пустыне. Этот взгляд был для него. Для Лобо, белого индейца. Наемника, даже убийцы. Но сейчас он ощущал себя воплощением всех героев, которые когда-либо существовали.

Он опустил голову и медленно, нежно поцеловал ее. Его руки двигались по ее телу с тем же ощущением чуда, лишь на мгновение задержавшись на все еще прикрытой платьем груди, исследуя, чувствуя, как по ней проходит ответная дрожь.

Потом ее руки то же делали с его телом, и по нему толчками пробегали ощущения, от которых он готов был взорваться. Его тело дрожало от усилия сдерживать свои руки, чтобы не напугать ее, только дотрагиваться, когда, он знал это, в любое мгновение она могла осознать свою ошибку и оторваться от него. Он не знал, что бы он стал тогда делать, так что продолжал легко касаться ее, хотя это вызывало боль сильнее любой, какую он испытывал за свою привычную к боли жизнь. Он чувствовал, как ее рука трогает его шею, пальцы пробегают по волосам и вдоль щеки, и подумал, ничто не было, не могло быть таким ласковым. Он страдал от острого переживания этой ласки, от внутреннего стремления, от яростного огня, пожиравшего, но и успокаивающего его. Поцелуй его стал глубже, язык скользнул по ее губам, сразу раскрывшимся, и их языки встретились, пробуя друг друга, исследуя потаенные места в такт один другому, возбуждая желание, еще ближе притягивавшее их тела, и он ощутил, как ее грудь прижалась к нему около сердца и его мужество с требовательным жаром напрягало ее тело.