Изменить стиль страницы

Но она его не увидела. И она была так одинока.

* * *

Как и раньше, Лобо услышал приближение лошадей задолго до того, как они показались.

Он вернулся из города и занялся своими руками, потом пристегнул пояс с кобурой. Он заставил себя не задерживаться на дороге, не высматривать ее. Он не был влюбленным подростком, и пора было ему перестать по-дурацки вести себя.

Он потренировался выхватывать револьвер, зная, как важно было не дать рукам потерять чувствительность. Он не обращал внимания на боль и был горд, что руки оказались быстрыми, как всегда.

Кантон был здесь! Ставки росли.

Последний раз он видел Кантона несколько месяцев назад в Денвере, который его коллега профессионал тоже выбрал своей базой. В отличие от Лобо, Кантон заботился о произведенном им впечатлении. Он всегда одевался в черное и старательно наводил блеск на револьвер, зарубки на рукояти которого мог не заметить только слепой.

Хотя Кантон не стремился к стычкам, он и не пытался их избежать. Его присутствие всегда было ощутимо и предвещало беду, будучи вызванным на ссору, Кантон всегда старался закончить то, что начинал кто-то другой. «Это поддерживает репутацию, — сказал он Лобо, — а чем смертоноснее репутация, тем больше заработок».

Опасность тоже была больше. Но Кантона это как будто мало заботило. Он был человеком, которому доставляло удовольствие ходить по краешку, и ему было плевать, если это грозило смертью.

У Лобо было другое отношение к этому. Он никогда не старался привлечь к себе внимания, а просто выполнял работу. Одевался он обыкновенно, попросту, как всякий ковбой, потому что его совсем не привлекало нарываться на ссору каждый раз, как он приезжал в новое место. Он занимался делом и не считал нужным бесплатно предоставлять свое довольно редкое умение.

Он не препятствовал распространению легенд, потому что они шли ему на пользу. Когда человек напуган, у него дрожат руки, ужас был союзником в его бизнесе.

Поскольку он был воином апачей, каждый, казалось, считал, что у него должны быть темные волосы и кожа, и он не старался рассеять это заблуждение. Даже если люди видели его в деле, окружавшие его легенды оставались. Он становился выше, темнее, более жестоким. Только когда жертва встречалась с ним лицом к лицу и видела холодные как смерть светло-бирюзовые глаза, она понимала, с кем и с чем имеет дело. Некоторые в таких случаях просто бежали и потом всегда хранили молчание. Другие, кто не бежал, были мертвы.

Такое существование было исключительно пустым и одиноким, но ему этого хватало. Так как он никогда не знал какой-то личной привязанности, он по-настоящему не верил в ее существование, во всяком случае для него. Он ни в ком не нуждался и никого не хотел — философия, помогавшая ему выжить. Раз он не верил в нежные чувства, они не могли его смутить, ему не могло их не хватать. Его единственной целью была свобода — только она давала ему удовлетворение. Профессионализм давал ему эту свободу, и вдобавок, что было весьма желательно, он был предоставлен самому себе.

Его размышления были прерваны очень осторожным приближением двух всадников.

— Мистер Ньютон хочет вас видеть, — сказал один. Лобо холодно посмотрел на них.

— Я заеду.

— Он сказал сейчас, — нервно сообщил другой.

— Я сказал, что заеду, — нахмурился Лобо, держа руку на револьвере, который он вернул в кобуру. Двое молча переглянулись и решили, что они ценят свою жизнь больше, чем работу.

— Да, сэр, мистер Лобо.

При этом вынужденном проявлении вежливости Лобо приподнял бровь, и его губы насмешливо скривились. Он повернулся к ним спиной, как бы в знак конца аудиенции, и слушал удаляющийся стук копыт. Пусть Ньютон немного попотеет. Ему не нравился этот тип, воевавший против женщины и детей, и все же что-то непреодолимое удерживало его от отъезда. Перед ним все возникали этот мальчик, Чэд, и малышка Салли Сью, и синие глаза женщины. Должен найтись способ, чтобы они оставили ранчо сами, без насилия, но, судя по тому, как решительно женщина была настроена остаться и как Ньютон был готов на все, это казалось невозможным.

* * *

Только к вечеру он снизошел до приезда на ранчо Ньютона.

На его руках были новые перчатки, рукав рубашки скрывал вздувшиеся красные волдыри на предплечье. Револьвер был притянут к бедру, и глаза угрожающе светились, как будто в их глубинах горел костер.

Ньютон сразу заметил перемену. Он опасался этого человека и раньше, когда его глаза были леденяще холодными, но теперь, казалось, это были глаза дьявола. Но ведь, пытался он уверить себя, Лобо был его дьяволом. Лобо отметил его испуг со спокойной насмешкой. По его лицу он видел, что Ньютон раздражен его отказом приехать по первому зову.

— К этому времени я рассчитывал на результат, — сказал Ньютон.

— Я вам говорил, что буду делать работу по-своему, — ответил Лобо. — Если хотите, чтобы я уехал…

— Вы сумеете ее выполнить?

— Да, но так, как сочту нужным.

— А можно спросить, как? — саркастически произнес Ньютон.

— Нет.

Ньютон побагровел от ярости, но не решился возразить. Теперь, когда у Гэра Морроу был Кантон, Ньютон нуждался в Лобо больше, чем когда-либо. Он уже задумывался, не начал ли он что-то такое, чего не сумеет закончить.

— Я нанимаю еще людей, — вырвалось у него. Лобо равнодушно пожал плечами.

— Морроу нанял Кантона.

— Я слышал.

— Я хочу, чтобы вы убили его.

Лобо сжал челюсти.

— Меня не за этим нанимали.

— Получите еще десять тысяч. Он оскорбил мою дочь…

— Этого достаточно, чтобы убить человека?

— Может, вы боитесь? — спросил Ньютон, сразу же пожалев о своих словах.

— Вы мне не нравитесь, Ньютон, — сказал Лобо после долгого угрожающего молчания. — Я не уверен, что для вас хочу кого-то убивать. Я согласился выполнить одну работу, и я ее сделаю, но не больше. Не ради такого, как вы.

Лобо повернулся и вышел, оставив Ньютона дрожащим от страха и ярости.