Каллен зацепился за что-то ногой в густой траве и полетел в канаву у обочины вверх ногами. Уверенный в том, что непременно сломает себе шею, он чуть не закричал: «О боже, только не это! Прошу тебя, позволь мне начать сначала и сделать все, как надо».

Он вскочил на ноги с таким видом, как будто все проделанное было так и задумано. Джеймс Бонд, Брюс Ли, Рэмбо — он принадлежал к этому созвездию героев.

Он рванул на себя переднюю левую дверцу «бенца», и водитель упал на него, прямо как клоун в цирке.

Все лицо водителя было разбито всмятку.

Поддерживая его плечом, Каллен выключил зажигание. Он опустил шофера на сидение и сделал попытку открыть заднюю дверцу. Она не открывалась.

— Вера!

Он проник в кабину водителя и стал стучать в перегородку из толстого стекла.

— Вера!

Он искал кнопку или рычаг, при помощи которых можно было убрать перегородку, но так ничего и не обнаружил. Откуда ему знать об устройстве «мерседесов»?

— Вера!

Он обежал автомобиль справа и попробовал открыть правую заднюю дверь.

— Вера!

Окно слегка приоткрылось. Он увидел глаза, в которых светился страх, потом они исчезли.

— Вера? Вера, это Джо Каллен. С тобой все в порядке?

— Что случилось? — раздался очень слабый голос.

— Вера, ты в порядке?

— Шофер… Он?..

Да, шофер, черт возьми!

Каллен вернулся к кабине. Циммерман уже уложил водителя на сиденье, а сам, упершись коленом в пол, пытался делать ему искусственное дыхание. Его глаза встретились с глазами Каллена, и он покачал головой.

Каллен вновь подошел к задней правой дверце. Окно закрылось. Он постучал по стеклу.

— Вера?… Вера!

Кто-то схватил Каллена за плечи.

Он вырвался и выхватил пистолет.

— Спокойно! — перед ним стояла женщина в сером костюме.

— Послушайте, убирайтесь-ка к чертовой…

— Вы Каллен, верно? Полицейский, который занимается делом Дин?

— Что случилось, черт побери?

Даже здесь и в такое время ему не дают покоя с этой Дин. Затем он узнал заместителя комиссара полиции Сюзан Прайс. У нее за спиной стоял ее шофер с пистолетом «магнум» сорок четвертого калибра в руках. Ничего себе игрушка!

— Извините. В машину стреляли. С той стороны дороги, — он махнул рукой не глядя.

— Вы уже вызвали полицию? — и не дожидаясь ответа, Сюзан Прайс обратилась к своему шоферу:

— Джек, вызови полицию. Сообщи им, что машину обстреляли.

— Я уже вызвал полицию, — сказал Циммерман. Его рубашка и костюм залиты кровью. Она на лице, на лбу, на бровях, на губах.

Сюзан Прайс указала пальцем на «бенц»:

— С ней все в порядке?

Каллен пожал плечами и покачал головой.

— Господи, Каллен, — Сюзан застучала костяшками пальцев в окно автомобиля. — Мисс Иванс? Это Сюзан Прайс…

— Мисс Иванс?..

— Вера?

Окно открылось, как будто назвали какой-то пароль. Сюзан склонилась к окну.

— С вами все в порядке?

Каллен не услышал ответа: Циммерман схватил его за плечи и оттащил в сторону.

На другой стороне дороги, восточнее Стейнвей-стрит, находилась гостиница «Астория».

Стрелок, уверенный в том, что поразил цель и выполнил задание, оставшись незамеченным, взял пульверизатор и написал на стене красной краской: «Ралей-2».

Глава восьмая

— Водометы? — спросила Ли Левитт.

Мэр Сидни Лайонс испытывал желание уткнуться головой в стол и заплакать. Ну почему все эти несчастья обрушились на его голову? Он срочно собирает людей по поводу чрезвычайной ситуации, а они постоянно прерывают его своими дурацкими вопросами.

— Не водометы, мисс прокурор. Разве я сказал водометы? Нет, я имел в виду те машины, с помощью которых уборщики поливают улицы. Они…

— А, теперь их называют гигиенистами, ваша честь, — сказал комиссар по делам улучшения санитарных условий Томас Турко, подавшись вперед на своем стуле. — Персонал департамента по улучшению санитарных условий принято теперь называть гигиенистами, так как термин уборщики признан оскорбительным.

Ну за что ему такое наказание? Он пригласил несколько человек для того, чтобы с их помощью попробовать преодолеть беспрецедентный кризис, а они читают ему нравоучительные наставления.

— Томми, Томми, Томми, глядя тебе прямо в глаза, я заявляю, что сочту за честь пригласить к себе домой любого сотрудника твоего департамента, так что извини меня за то, что я оговорился. Это все из-за того, что у нас тут происходят весьма неординарные события.

Лайонс лучезарно улыбнулся Турко, а затем и Ли Левитт, стараясь изо всех сил не смотреть на ее грудь, ее великолепную грудь. (За что это мне? Почему у моей жены груди… Ладно, плевать на то, что у нее никудышная грудь. В любом случае, Сильвия со своими грудями и дочерьми старыми девами сейчас гостит у своей матери на озере Хопатконг. Доктор сказал, что жара противопоказана Сильвии и опасна для ее здоровья. Такое объяснение было предложено общественности. На самом деле они просто переругались до смерти после того, что произошло, и смылись. Если же станет известно, что семья капитана покинула тонущий корабль, отбыв в Джерси, то…).

— Послушай, Ли, — Лайонс встал, обошел свой стол и остановился возле ее кресла, став за ее спиной, чтобы не испытывать искушения от замечательной груди. Он также не хотел, чтобы она смотрела ему в глаза и видела его насквозь, как это обычно происходит в присутствии множества свидетелей. Кстати, вот еще почему он пригласил всего несколько человек. — Иногда ситуация требует от тебя совершать такие поступки, какие ты не стал бы совершать при иных обстоятельствах. Ты не согласна?

Ли Левитт повернулась к нему лицом: ее горящий взгляд говорил, что Лайонс не должен говорить с ней покровительственным тоном и стоять у нее над душой.

— Гражданские свободы при любых обстоятельствах остаются неизменными.

Черт возьми! Почему ему не пришло в голову сказать это и не в таком узком кругу, а во время выступления перед гражданами, когда эти слова пришлись бы очень даже к месту? «Я смотрю вам прямо в глаза, дорогие нью-йоркцы, и обещаю, что пока я, Сидни Лайонс, являюсь мэром этого гигантского города, гражданские свободы останутся неизменны».

Ему потребуются новые спичрайтеры[8] — не халтурщики, а провидцы.

С сегодняшнего дня он поменяет свой имидж.

Он просто хотел, чтобы Бетси Баклей, ведущая программы «Доброе утро, Нью-Йорк!» (почему у всех женщин, работающих на телевидении, похожие имена?), поняла, что не все нищие такие уж порядочные люди.

— Я смотрю вам прямо в глаза, Бетси, — говорил он, — и говорю вам, что многие из тех людей, которые якобы бездомны, якобы в нужде, якобы неопрятны, неумыты и неухожены, на самом деле являются притворщиками, шарлатанами и самозванцами. Они нагло пользуются нашей доверчивостью и нашей добротой. Это здоровые, умные, агрессивные… преступники, Бетси, бесцеремонно залезают в карман общества. Из-за них еще труднее приходится по-настоящему нуждающимся людям.

Я сейчас думаю об одной женщине, Бетси. Ей примерно столько же лет, сколько и вам. Она довольно хороша собой. И эта женщина постоянно торчит — нет, это не слишком сильно сказано — на углу, прямо напротив здания муниципалитета. Иногда я вижу ее там два-три раза в неделю, иногда два-три раза в день. Я встречаю ее всякий раз, когда по делам службы покидаю мэрию. Бетси, эта женщина постоянно плачет. Стоит там, застыв в одной и той же позе, держит перед собой пустой стакан и плачет. Мои сотрудники, полицейские, служащие муниципалитета говорят мне, что она может плакать часами. Я сам ни разу не видел ее неплачущей. А сердобольные прохожие наполняют ее стакан деньгами — и не одними только монетами, Бетси, но и долларовыми бумажками, билетами по пять, десять, а иногда и по двадцать долларов. Они готовы сделать все, чтобы только утешить ее, чтобы только она перестала плакать.