«…Уймитесь, строки, я должен кое-что сказать моим друзьям-читателям на родине, должен извиниться перед ними, что книга не получилась такой, какой требует время и, возможно, сами они, потому что просвещенный писатель обязан откликаться на «злободневные» вопросы ее, le dernier cri, так сказать — последний крик моды, а я предлагаю их вниманию то, что было давным-давно, пять столетий, то есть я хотел сказать — пять лет тому назад.
Оно одно, оно любило; оно не в силах позабыть; его не в силах позабыть; оно одно, одно… — Что же вы насмехаетесь надо мной, строки? Да, сердце позабыть не в силах, но разве поэтому оно — одно? — И все-таки сердце там, где вновь возрождается веселье; но за пределами родины его не видать; множество сердец разбросано на громадной пустыне, подобно красным ягодам на пустынном осеннем болоте. Все они полны любви и позабыть не в силах, они молча страдают и, быть может, страдают несравненно сильнее, нежели то сердце, которое умерло бы, если бы не высказало чужой боли, которая и его боль тоже. А тысячи сердец на родине, которые боль связывает с будущим, разве могут они позабыть, могут перестать любить?
Многие могут забыть; многих можно забыть; друг может забыть друга, брат — брата, даже более того — мать — дитя, человек может забыть долг, и это — не предел, — родина может забыть самое себя, сынов своих, будущность своего — все разом. Даже железо изнашивается, а ведь человеческий мозг — не железо, однако железо, если его закалить — превращается в сталь.
Были и будут всегда те, которые не забывают. Они — живая история, которая закаляет память. Если забудет о своей будущности родина, они не забудут — они живое будущее, которое закаляет волю. Они есть и будут теми, кого родина изгоняет, ибо они носители духовного начала, еще недостигнутого их родиной, но без которого нет у родины будущности. Они те, кто, лишившись отечества, обретает весь мир, жертвуя собой — они обретают себя в человечестве…
Я не хочу никого ни огорчать, ни пугать этой книгой. Она тихая, тише «Тихой». Это — книга отверженных, осиротелых, измученных героев. Это — осенняя песня о прошлом, и только тем связана она с настоящим, что в ней будут жить и боль, и изгнание, и, возможно, воспоминания, хотя и надоели они всем, как затянувшаяся забастовка.
Я кончил, — всю мою тревогу, всю горечь и сострадание излил я в книгах, в душе остались только твердая и ясная воля. И об этой книге я могу уже теперь говорить, как о чем-то отстраненном, независимо от меня существующем. Я упомянул, что она не такая, какой требует от писателя время. Но вы и без долгих объяснений поймете, что она подобна ветви, с которой безжалостная рука оборвала самые зеленые листья… А в этой книжке, напротив, каждое стихотворение — лишь частица осенней песни, затяжной, как осенний ветер. Стихотворения здесь — лишь части целого, их общность, единство имеет гораздо большее значение, чем части порознь; это не случайное собрание стихотворений — это живой организм, как драма, роман, симфония, как куст жасмина. Охватить и показать эпоху и чувства людей — вот к чему стремилась эта книга, не анализировать чувства, а создать их синтез в живом воплощении фантазии».
Как говорил Райнис в 1925 году, многие стихотворения сборника написаны им в Кастаньоле и во время путешествия в горах кантона Тичино, поэтому так много в книге горных пейзажей. Из стихотворений, написанных в Слободской период, в избранное вошли «Одна ночь» и «Три дня». Несколько стихотворений были начаты в ссылке и закончены в эмиграции — «Родине» (первая строфа написана в 1902, остальные — в 1907), «Дым машины» (первые две строфы в 1899, последние — 1910). В 1903-м начато стихотворение «Никогда», закончено в 1906-м.
1904 — «Веселья», «Закрытая дверь», «Что я знаю».
1905 — «Из окна вагона» (возможно, когда покидал родину), «Песня уходящей девушки» (окончено в 1906), «Руками жесткими ласкать…», «Первые плотники» (первый вариант), «Чуть вспомним о прошлом» (первые две строфы в 1905, окончено в 1910), «На старом месте» (окончено в 1909).
Из стихотворений, помещенных в настоящем издании, в период эмиграции написаны следующие:
1906 — «Una barca», «Наш вопрос», «Сильное поколение», «Первое и последнее слово», «Горы и душа», «Путь героя».
1907 — «Скиталец и гора», «Далекие окна», «Горы, поля и долины», «Солнце так сверкает…», «Берег озера седого…», «Гвоздика», «Пастушонок», «Капельки росы», «У яблони», «Тает с запахом цветов», «Вьюнок», «Несущие гроб», «Животворный свет», «Жизнь в переплавку» (окончено в 1910), «Все и один», «Дума горы», «Брат мой», «Два залетных голубка», «Сквозь лес».
1908 — «Одиночка», «Боль и надежда», «Пути песенки».
1909 — «Песня покинутой девушки» (окончено в 1910), «Памяти друзей», «Смерть народа» (окончено в 1910), «Кукушка» и «Лесной голубь» (окончены в 1910).
1910 — «Птица, листья и дождь», «Затерявшийся в мире», «Чужая девушка», «Опавшие листья», «Юных дней моих земля» (стихотворение посвящено Латгалии, где прошли дни юности поэта, в латышском издании приводится и второй вариант того же стихотворения, но написанного на латгальском наречии, потому что, как говорил Райнис, «ее (Латгалии. — Ред.) сердечяых людей в их мягкий говор хотелось покинуть хотя бы в бледном стихотворном отражении»), «Минутное видение», «Мчался, мчался и умчался ветерок…», «Прощание с товарищем, которого похоронили на чужбине», «Текучая вода», «Ночные видения», «Рыбари», «Искатели», «Большая родина», «Перекличка», «Вглядись вглубь!». Стихотворение «Знающие», «Литовская песня» и «Из эстонских песен» не имеют дат.
Конец и начало
Впервые книга вышла в конце 1912 года в Петербурге. До настоящего времени на латышском языке она издавалась семь раз, на русский полностью переведена В. Елизаровой и издана в 1972 году в Риге.
В предисловии к изданию 1925 года Райнис писал:
«Большая часть стихотворений написана в Кастаньоле и во время неоднократных поездок по Швейцарии и Италии в период с 1910 по 1912 год. Но в книгу вошло немало стихотворений, которые связаны с иными временами, иными местами, иными, старыми чувствами, которые не хотели угасать. Я обнаруживаю здесь даже стихи, рожденные на далеком старом севере — принадлежащие ко времени первой ссылки: северный озноб не покидал меня и на теплом юге. А один из приступов лихорадки, самый свирепый из пережитых мною с детских лет, не оставлял меня и в зрелые годы и находил отражение в «лихорадочных» снах. Вина моя и судьба моя — отчего рожден я на севере, в то время как по природе своей южанин?! Уж не совмещаю ли все это в себе? И кажется мне, будто раздирают меня на части.
Я позволю себе говорить об этом потому, что здесь, в этой книге, представлены произведения очень интимного и очень личного свойства. Никаких примечаний к ним, в сущности, и не требуется, ибо все, что вы захотите узнать, в этом сборнике высказано. До сих пор
(Перевод Л. Осиповой)
Зато в детстве и юности я достаточно в себе покопался, — хватит с избытком и на зрелые годы. К 1910 году «дело», которому я отдавал все силы, перестало существовать, я оказался больше не нужен и мог вернуться к своим занятиям, теперь сердце получило право встретиться с самим собой… Я пропел свою песню, но она вдруг оказалась — зимней. Недавно отзвучала моя осенняя песня, а очень давно — весенняя — одной только летней песни никогда у меня не было — ни прежде, ни теперь».
В «Конец и начало» помещены стихотворения, написанные в 1901 году, однако над составлением «III сборника» поэт всерьез начал думать только в 1907 году, тогда же в заметках и дневниковых записях появился первый возможный вариант вдевания книги — «Лунный сад». В отличие от «острых» стихотворений и «эмигрантских песен» Райнис говорит о ровном, спокойном характере сборника, «сосредоточенности, тихости, безыскусности».