Добравшись до места дислокации 6 ПТАБРа, я сразу обратил внимание на красочное панно, установленное возле монастыря. Оно было посвящено боевому пути 27 дивизии. На нём были слова: " И снова, грудью врагов сметая, пойдёт на битву 27-я" Вышедший меня встречать Юрьев, пояснил, что панно было установлено по его инициативе, ещё, когда он служил в 27-й стрелковой дивизии. Именно в этом монастыре располагался 75 гаубичный полк, которым он командовал. Потом полк был передислоцирован в Граево, а ему поручили формировать 6-й ПТАБР. Я спросил:

— Иваныч, ты будешь забирать польские пушки и ружья?

— Конечно, буду, но сейчас с транспортом проблема, получится только в понедельник. Смотри, ты их не бери, оставь братьям противотанкистам.

Вместе с подполковником я осмотрел весь монастырь и прилегающие окрестности, после чего отправился обратно в свою бригаду. Как место для обороны, монастырь мне понравился. Это была готовая крепость. Обеспечь там хорошее зенитное прикрытие, и за его толстыми стенами можно будет несколько месяцев сдерживать атаки целого немецкого корпуса. Но какой дурак будет осаждать этот монастырь. Немецкие моторизованные колонны просто объедут этот узел обороны и направятся дальше. Перед этим они организуют небольшой заслон, который запечатает бригаду за этими крепкими стенами.

Я, конечно, не знаю, какие действия по плану прикрытия должна осуществлять 6-я бригада, но если у них большое плечо марша, и там заранее не подготовлены позиции, то бригада как воинское формирование просуществует очень недолго. Скорее всего, немецкая авиация легко раздолбает её ещё на марше. Сам я постарался избежать такой участи. Мы заранее заняли позиции, организовав довольно приличный зенитный зонтик. При этом позиции располагались так, что немецкие моторизованные части обойти их не могли — либо упирались в большой лес, либо в заболоченные берега, либо в укрепрайоны. Нам не нужно будет носиться по всем рокадным дорогам, выискивая немецкие прорывы. Танки неизбежно будут вынуждены нас атаковать. А тут уж всё будет зависеть только от нас — от выучки артиллеристов и стойкости пехотного прикрытия.

До двадцать первого июня я всё время мотался по местам дислокации частей моей бригады. Только в машине у меня появлялось свободное время, чтобы проанализировать поступающую информацию. Настораживало многое, но самый тревожный знак я получил от встреченного совершенно случайно на дороге, главного инженера Гушосдора. Мы были вынуждены остановиться на одном из участков автодороги, там шёл ремонт, и там же оказался мой знакомый Гушосдоровец. Пока освобождали проезд, мы разговорились, вот тогда он и передал информацию, очень меня насторожившую. Практически на всех дорогах были разбиты часовенки, изваяния Христа и Богоматери, и пущен слух, что это сделали пьяные красноармейцы. Про себя я сразу же подумал:

— Ни хрена себе, это в католической-то Польше! Возможна ли ещё более эффективная провокация для успешного завершения работы по формированию " 5-й колонны" из набожных поляков. Мда! Полное впечатление, что не сегодня-завтра немцы нападут.

Добравшись к вечеру до своего штаба, я сразу же прошёл к связистам. И там поручил им непрерывно сканировать радиоэфир. При малейшем изменении обычного порядка поведения немцев, немедленно докладывать мне и Пителину. Командир 3 отделения тут же доложил:

— Товарищ комбриг, два часа назад изменения уже произошли. Радисты не смогли получить данные о погоде, так как эфир невероятно засорён искусственными помехами, явно, не атмосферными. Пискотня морзянки идёт на всех диапазонах частот. Германия и её страны-сателлиты вообще прекратили радиопередачи сведений о погоде.

— Так… Товарищ Морозов, если в эфире наступит тишина, значит, немцы перешли в режим радиомолчания. А это означает, что все приготовления закончены, и части вермахта заняли исходные позиции для нападения на СССР. Если это произойдёт, то немедленно, я повторяю, немедленно докладывать мне и Пителину. Я очень на вас надеюсь, ребята! Сегодня ночью никому из радистов не спать. Радиоэфир контролировать непрерывно на двух рациях. Понятно?

Затем я направился к своему начальнику штаба. По пути меня перехватил Стативко. Явно сильно возбуждённый, он затараторил:

— Товарищ комбриг, нужна ваша помощь. Начальник Волковыского артсклада ни в какую не хочет выдавать выстрелы к 37-мм зениткам, не хочет он отдавать и ППШ. Говорит, что мы уже выбрали все лимиты. Хитрожопый он — по другим позициям выбираем, и ничего, всё проходит на ура, а тут, вдруг нельзя. Наверняка же, гад, пообещал кому-нибудь другому. Брать надо сейчас, а то следующая поставка будет только в августе.

— Какого чёрта он выкаблучивается? Что, не знает что ли, что мы бригада РГК, и его склад снабжается так хорошо только потому, что мы к нему приписаны.

— Вот и я ему про это, а он, ни в какую. Нужно, чтобы вы, товарищ подполковник, фитиль ему вставили.

— Ладно, Бульба, сейчас, только зайду к Пителину, и мы с тобой доедем до Волковыска. Только будет ли он на месте в это время?

— А куда он денется? Я его немного попугал и пригрозил, что к нему на склад приедет сам комбриг. Вот тогда он узнает, почём фунт лиха.

— Хорошо, Тарас, ты пока организовывай туда транспорт. Свободных полуторок сейчас может и не быть, но, максимум, через час три машины должны возвратиться из расположения Сомова. Передай командиру автобата Жигунову, чтобы, когда они прибудут, он отправил их в Волковыск на артсклад, мы там их будем ждать. Рябе тоже скажи, чтобы обеспечил броневое прикрытие этих полуторок.

Сказав это, я повернулся и поспешил к начальнику штаба. Несмотря на то, что положение складывалось угрожающее, и, может быть, в это время мне стоило находиться в штабе, но вся моя предыдущая деятельность могла пойти насмарку, если бригада не будет с избытком обеспеченна зенитными снарядами. После начала налётов немецкой авиации подвоз боеприпасов мог обратиться для нас адом. Да и артсклад они могли разбомбить в первый же день. Противовоздушная оборона в Волковыске была не ахти — гораздо слабее, чем у наших опорных пунктах.

С Пителиным я просидел минут тридцать. Мы всё обсудили и решили, что в том случае, если у немцев в радиоэфире наступит тишина, то немедленно, по всем подразделениям бригады объявляется тревога, и отдаётся приказ: — При появлении вражеских самолётов, вести огонь на поражение. Можно было ожидать, что диверсанты и представители "5-й колонны" нарушат проводную связь, а немцы заглушат радиоэфир. Поэтому Пителин, сразу же, как только я уеду, должен был поднять по тревоге роту Курочкина, и силами этой моторизованной части обеспечить доведения приказа до всех наших подразделений.

В нашей разведывательно-диверсионной роте было десять легких бронеавтомобилей БА-20 и 4 средних БА-10, которые мы получили ещё с первым эшелоном, пригнанным Бульбой из Горького.

В конечном итоге, мы с Пителиным договорились, что приказы будем отправлять двумя броневиками, один из которых будет с пушечным вооружением. Вдруг, диверсанты на дорогах устроили засады, а на паре бронированных машин они запросто обломают себе зубы. Небольшое время, которое нам потребовалось, чтобы всё обговорить на случай непредвиденных обстоятельств было связано с тем, что все наши действия были уже давно распланированы и даже отработаны в процессе обучения. Во всём комплексе мер, которые бригада должна была предпринять, был только один новый элемент. Это теперешнее наше решение, посылать для передачи приказа не по одному, а по два броневика. Предупредив своего начальника штаба, что меня в ближайшие три часа может на месте не быть, что можно, и даже нужно при обострении ситуации действовать без меня, я направился к своей эмке, где уже должен был находиться Тарас.

К артскладу мы подъехали в 21–50, и сразу же вместе с Бульбой направились в кабинет интенданта 1 ранга. Начальник артсклада находился на месте, видимо, действительно ожидал меня. Когда я, прямо с порога стал на него наезжать, то почувствовал, хоть и молчаливое, но явное противодействие. Гаврилов, наверное, заранее подготовил себя и настроил на отражение этой словесной атаки. Хотя я действовал проверенным методом, всюду приплетая имена Сталина, Жукова и Павлова. Потом начал давить на его партийное чутьё, несколько раз повторив, что у меня личный приказ Мехлиса. По всем законам снабженческого жанра интендант 1 ранга должен был сдаться и открыть для нас свои закрома, но он стоял твёрдо, как скала, невозмутимо повторяя: