После выяснений наших взаимоотношений, разговор перешёл на сугубо деловые темы. А именно, как нужно организовать моё вступление в должность командира бригады. Быстро набросав сценарий этого мероприятия, мы занялись каждый своим делом. Я пошёл к машине. Михалыч занялся подготовкой к моей, так сказать, инаугурации. Так же он пообещал, что через пятнадцать минут в штабной столовой будет накрыт для нас двоих стол.

Процесс представления меня как командира бригады занял совсем немного времени. Сначала перед строем выступил Пителин, потом я, и в 15–05 это мероприятие закончилось. Я скомандовал вольно и приказал разойтись по местам размещения. Затем, уже в здании штаба приказал никому не беспокоить нас с майором. Так как мой кабинет был ещё не готов, мы с Пителиным направились к нему. Перед этим я приказал Шерхану отнести в кабинет начштаба чемодан с бумагами, привезёнными из Москвы. И мы с Михалычем засели изучать эти документы, а также вырабатывать планы по дальнейшему формированию бригады. Если прямо сказать, сегодняшнее построение моей бригады произвело на меня удручающее впечатление. На построении присутствовало 702 человека. Если включить сюда двух часовых и дежурного по штабу, то именно таким и был сейчас численный состав бригады. Так вот, стояли они как стадо баранов, и мне тогда показалось, что единственной реальной боевой силой этого стада являются Шерхан и Якут, браво стоящие с автоматами на груди. Именно с таким настроением я и удалился в кабинет Пителина, чтобы там строить грандиозные планы действий этой, так сказать, бригады.

Глава 9

Выработка общего плана обучения и действий нашей бригады продолжалась до самого позднего вечера. Мы с Пителиным прервались только один раз — когда наступило время ужина. Основным постулатом, на котором и строился весь этот план, являлось предположение, что Германия нападёт на СССР 15 июня. Эту дату я указал Михалычу, как наиболее вероятную, заметив, что про неё я узнал из материалов, доступных только высшему руководству

При этом рассказал ему о встрече с начальником Генштаба Жуковым и намекнул о моей встрече с самим Сталиным. Одним словом, создал у "старого лиса" впечатление, что мне что-то известно из секретных сведений, поступающих руководству страны и армии. Хотя, надо отдать должное, рассказывая всё это, оговорился:

— Понимаешь, Михалыч, эти сведения они конечно достоверны, но зачастую противоречат множеству других, полученных тоже из авторитетных источников. Поэтому наверху большой разброд и шатание. Большинство из руководителей не верит, что немцы нарушат Договор и нападут на СССР. Скорее всего, не верит этому и сам Сталин. Но мы- то с тобой обязаны верить этим данным, если не подготовимся, то первыми попадут под удар именно наши задницы. И будет поздно жалеть о своей лени, тупости, или недальновидных приказах начальства.

Всё время пока мы работали, меня что-то сильно беспокоило. Наконец, когда мы уже собрались расходиться, подсознание подсказало причину этой тревоги. Я вспомнил тему одной лекции в Эскадроне. Тогда Змий рассказывал об основных причинах, приведших к разгрому Красной Армии в первые дни войны. Одной из трагических ошибок он считал размещение практически всех наших частей и штабов в местах расположения бывших объектов польской армии и других государственных учреждениях. Когда Германия разгромила Польшу, то захватила документы с точным указанием мест всех польских объектов государственной важности. Поэтому во время нападения на СССР вермахт точно знал места расположения и наших частей. Знали они всё и о линиях связи, разгрузочных площадках на железнодорожных станциях, да и многое другое. Одним словом, вся армейская инфраструктура, которая, как правило, базировалась на польском наследстве — была у немцев как на ладони. Не нужно было проводить особых разведывательных мероприятий, чтобы добыть эти секретные сведения. Поэтому, буквально за первые часы нападения многие части были полностью уничтожены прицельными артиллерийскими залпами и авиаударами. Змий по этому поводу говорил:

— Немцы, скорее всего, намеренно передали СССР некоторые захваченные ими территории, выходящие за линию Керзона. В частности, в "Белостокском выступе" была подготовлена идеальная ловушка для Красной армии. А Советское руководство с удовольствием приняло этот иезуитский подарок. Тем самым собственноручно вставило голову Красной армии в петлю. Одни из самых лучших и подготовленных частей, были введены в "Белостокский выступ", например, шестой мехкорпус, один из немногих, полностью укомплектованных, отмобилизованных и подготовленных мехкорпусов. На вооружении там было более тысяча танков и почти треть из них, современные Т-34 и КВ. В результате массированных ударов артиллерии и авиации, всего лишь в течение одного дня боеспособность всех этих элитных частей Красной армии была подорвана, управление войсками нарушено. И как закономерный итог всего этого, в течение трёх дней войска, находившиеся в "Белостокском выступе", были окружены и уничтожены.

Конечно, силами всего лишь одной бригады, я не мог нарушить все коварные замыслы гитлеровцев. Но, по крайней мере, самый трагический эпизод той реальности я хотел изменить. А именно, дать возможность нашим израненным частям покинуть эту ловушку. Для этого сил моей бригады могло и хватить. Это было основным лейтмотивом тех планов, которые мы разрабатывали с Пителиным. Но, чтобы выполнить всё задуманное, нужно было самим не попасть под этот первый и самый массированный удар вермахта. Поэтому, как только я вспомнил слова Змия, то передал эту мысль Пителину, сказав:

— Михалыч, и ещё очень важное дело нам нужно сделать. К 15 июня вывести все части и штабы из мест расположения бывших польских объектов. Все они известны немцам. Лучше вырыть землянки в чистом поле, чем оказаться погребёнными 15 июня в уютных польских зданиях с их ватерклозетом и водопроводом.

Наконец, мы закончили наше ночное бдение. Вернее, это я закончил, а Пителин ещё остался в кабинете, чтобы приступить к детализации схематично разработанного плана.

На следующий день, а это было 1 мая, вся страна, кроме 7-го ПТАБРа, отдыхала и бурно радовалась жизни. После утреннего торжественного построения, и я дал возможность красноармейцам и младшим командирам отдохнуть два часа. А старшие и средние командиры в это время собрались в здании штаба, где я с ними знакомился и тут же давал конкретные задания. В основном все они касались обучения людей. При этом, всё обучение на этом этапе сводилось к обычной строевой муштровке, отработке и закреплению простейших навыков военнослужащего. После двухчасовой такой муштры строевыми командирами, в дело должны были вступать политработники, и двадцать минут проводить политзанятия. С перерывами на обед и ужин, вся эта учёба должна была продолжаться до 20–00, да и то не для всех. Красноармейцам, не дотягивавшим до среднего уровня, занятия продлевались до 22–00. Прожектора на плацу имелись, поэтому проблем с освещением не должно было быть.

Ответственным за этот процесс обучения я назначил своего заместителя по строевой подготовке, майора Вихрева. Да, у меня уже появился первый заместитель. Майор прибыл в расположение бригады вчера вечером. Мне понравилось, что он, прибыв в новую часть перед самым праздником, проявил определённое упорство и выдержку, чтобы мне доложить о своём появлении. Ведь у Пителина я засиделся до одиннадцати часов вечера. Кроме несомненной ответственности этого командира, в Вихреве чувствовался задор, желание быть первым, получить одобрение начальства. Ещё поздно вечером, когда с ним беседовал, я подумал:

— Кажется, с этим парнем бригаде повезло. Ведёт себя как молодой жеребец перед забегом на ипподроме. Чувствуется, за службу болеет и будет землю рыть, чтобы только его на этой новой должности заметили и оценили.

Ну а у меня для того, чтобы в праздничный день, так сказать, рыть землю (спешно начав процесс обучения), было как минимум две причины. Во-первых, нужно было основательно встряхнуть личный состав бригады. Предыдущий день показал, что красноармейцы и младшие командиры были весьма разболтаны. И даже за небольшой период безвластия они уже привыкли чувствовать себя хозяевами положения. Жить себе припеваючи, без четких обязанностей и особых усилий. Их жизнь заметно походила на нашу курсантскую мечту, — солдат спит, служба идёт. Во-вторых, во время первых двух дней такого обучения, я хотел оценить способности всех командиров. Нужно было выявить все их сильные и слабые стороны до того момента, когда начнёт прибывать пополнение. Из всех командиров, я пока был уверен только в Пителине и Сомове, не исключая Шерхана и Якута.