— Это несправедливо, — неожиданно сказала она. Его рука коснулась ее подбородка, поднимая его вверх до тех пор, пока их глаза не встретились.

— На войне все несправедливо, любимая.

Лорен не могла отвести взгляд. Она дрожала, охваченная сильным волнением. Знал ли он? И был ли он прав? Все ли было справедливо? Простил бы он ее? И простил ли бы ей это Ларри? Мог ли Ларри простить ей спасение человека, виновного в его смерти?

Ее размышления прервал его голос.

— Вас могут начать преследовать, вы можете попасть в тюрьму.

— Никто не узнает, — ответила она. — Я не пользовалась своим именем. Тюремщики не знают о Сократе. Они уверены, что у меня ребенок, а не обезьяна. Они не смогут связать меня с вашим побегом.

— А вы поедете со мной? — его синие глаза были темны, таинственны и словно пытались разгадать ее тайны.

— Нет.

— Почему?

— Сейчас не время для вопросов, — в отчаянии сказала она. — Они скоро вернутся.

Адриан посмотрел на дверь.

— Ну да, — согласился он, словно желая того. Боже, как он хотел вновь обрести свободу. Но мог ли он рисковать ее свободой?

И что на самом деле заставляет ее помогать ему? Только ли чувство справедливости? Вина? Любовь? И то, и другое, и третье?

В ее больших золотисто-зеленых глазах он видел ожидание.

Они были такими бесконечно зовущими.

Он наклонился так, что его губы коснулись ее губ. Он столько раз за последние три недели вспоминал ее губы. Однако самые соблазнительные его мечты не шли ни в какое сравнение с тем упоительным ощущением, которое он испытал, когда ее губы ответили ему столь же жадно и столь же отчаянно, как и его собственные.

Его подозрение — нет, его уверенность в ее участии в захвате «Призрака» все еще была сильна, и он пытался узнать правду, когда его губы прижимались к ее губам.

Но единственное, что он узнал, это то, что они отчаянно нуждались друг в друге. Пожалуй сейчас, когда он пережил утрату Лорен и сопровождающую эту утрату пустоту, он чувствовал потребность в ней еще сильнее, чем прежде.

Если она действительно предала его, то она явно жалела об этом, иначе ее бы здесь не было. А для того, чтобы вновь предать его, не было никаких оснований. Правительство получило его корабль.

Рот ее приоткрылся в поцелуе, языки их встретились, ее тело вплавлялось в его тело, вызывая до боли знакомые ощущения. Черт побери, как он хотел ее. Всю ее.

Его охватила дрожь. Слабость. В нем не было места слабости, и все же с нею он забывал о прошлом. Он не думал о будущем. Единственно реальными были только ее глаза. И она смотрела на него так, словно он был Богом. Ее тело отвечало на его ласки так, словно было частью его самого, ее губы обещали ему то, чего не обещали слова.

Ее руки ласкали его шею, пробежали по его волосам, которые теперь были растрепаны, ее пальцы прижимались к его коже так, словно ей все было мало. Он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел, что в ее глазах блестят слезы.

Он знал, что она предала его.

И он знал, что она его любила.

И он понимал, что по крайней мере в данный момент он принимает обе эти реальности.

Адриан притянул ее к себе. Он почувствовал жар, возбуждение, желание, нежность, когда ее слезы коснулись его щеки как частицы влажного серебра.

— Вы удивительная женщина, Лорен Брэдли.

Он ощутил, как она замерла в его руках, ощутил ее опасение.

— Прийти сюда, в тюрьму, и все это спланировать.

— Вы… вы сделаете это, не правда ли?

Он кивнул. Он хотел привязать ее к себе. Последние несколько недель ясно показали ему, как она нужна ему. Неважно, что она сделала, она все еще была нужна ему. Он еще узнает, что за секреты она скрывает, но он подождет, пока она будет готова сама рассказать о них. А тем временем он постарается ее удержать. Он найдет способ ее удержать. Потому что сейчас он был абсолютно уверен в том, что ничто не имеет значения до тех пор, пока он не отгадает загадку Лорен Брэдли.

За дверью послышалось шарканье. Лорен схватила Сократа, наблюдавшего за ними с большим интересом, и спеленала его. Раздался стук в дверь и Адриан едва успел произнести волшебные слова «прикинься мертвым», как дверь открылась.

А произнеся эти слова, он стал целовать Лорен. Он делал это, не торопясь и с видимым удовольствием, игнорируя покашливание у себя за спиной.

— Конечно, я женюсь на тебе, моя дорогая, — проговорил он с дерзкой усмешкой на лице. — Если бы ты только рассказала мне раньше… об этом малыше. Я затребую разрешения в Вашингтоне.

Он повернулся к сержанту, который чувствовал себя неловко при виде такой демонстрации привязанности.

— Я благодарю вас, сержант, за то, что вы сделали из меня честного человека и принимаю ваши поздравления, — сказал он, и улыбка на его лице являла собой саму искренность.

Тюремщик что-то пробормотал в ответ.

Рука Адриана задержалась на руке Лорен, и он почувствовал, как она дрожит.

— Подожди немного, любовь моя.

Прощальные слова эхом прозвучали в комнате. Адриан повернулся, кивнул сержанту и быстро вышел, словно он здесь был захватчиком, а не пленником. Он ушел, а Лорен чувствовала слабость, головокружение и странное ликование.