— А тебе кто разрешал языком болтать? — я счел за лучшее быстренько подняться, пока Ламил не подошел вплотную. Хотя нас разделяет всего шагов пять, а в лагере теперь царит почти мертвая тишина, десятник продолжает орать, будто ему все еще приходится перекрикивать гул множества голосов. — Я тебя сейчас отправлю вместо Навина сортиры зарывать! Ты у меня всю жизнь только этим заниматься будешь! Или думаешь, раз капитан взял тебя с собой к тому растреклятому жрецу, — я быстро глянул на Нарив. Не думаю, что ей понравилось бы, как десятник назвал Верховного жреца. Хвала Дарену, похоже, женщина не поняла его слов. — то тебе теперь можно греть землю задницей, да болтать попусту?

— Но ведь капитан ничего не говорил, чтоб я молчал… — оправдываясь, пробормотал я. Сзади чуть слышно фыркнул Молин. Смешно ему, гаду!

— Заткни свою пасть и открывай ее только когда я — я, а не капитан! — позволю! — неизвестно как, но Ламилу удалось заорать еще громче, чем прежде. К счастью, в этот момент Молин таки не смог сдержать смешок и внимание десятника переключилось на него. Ламил подошел к моему другу настолько близко, что, еще чуть продвинется вперед, и толкнет Молина. — Тебе смешно? — эти слова он произнес почти шепотом, но тот, кому они были адресованы, вздрогнул сильнее, чем от крика. Десятник снова отступил назад. — Все трое, быстро надели доспехи и взяли щиты! Бегом!

Уже на бегу, когда мы во всю прыть неслись к своим вещам, сзади раздался окрик Ламила. Гораздо более спокойный, словно говорит совсем другой человек.

— Лосик! Гоняй этих балбесов, пока с ног не сваляться!

Остаток дня прошел не самым приятным образом. Лосик, хоть сам и слушал мой рассказ, развесив уши, исполнил приказ десятника на совесть. Когда он наконец-то отпустил нас, взмыленных и еле стоящих на ногах, сил хватило только на то, чтобы добраться до того места, где лежали наши с Молином и Баином пожитки, да упасть ничком на землю.

Следующие два дня прошли так же паршиво, как и тот вечер. Десятник, похоже, серьезно вознамерился вдолбить урок нам с Молином в головы, да заодно и Баину досталось. Мы, как укушенные, мотались по лагерю, исполняя целую кучу поручений Ламила. Стоило хоть на миг остановится, как десятник, словно следил за нами, был тут как тут, и, после нового окрика, вновь куда-то бежать. Не удалось избежать и закапывания отхожих мест, которым нам грозил Ламил. Да еще и караулы, хвала Богам — не ночные, занятия с Лосиком, который гонял нас до седьмого пота, и множество других утомительных, но, с точки зрения десятника, несомненно полезных, занятий. У меня не было даже минуты, чтобы перекинуться словом с Нарив, не говоря уж об изучении здешнего языка. Когда десятник наконец-то решал, что с нас достаточно на сегодня, сил хватало только на то, чтобы не упасть прямо на месте. Еще и постоянное бурчание Молина, винившего во всем меня…

На третий день, хвала Дарену, все изменилось. Едва окрики десятника прогнали мой сон и, продирая глаза, я принялся гадать, что же придумал для нас Ламил на сегодня, я заметил, что в лагере происходит что-то необычное. Большинство наемников уже на ногах и смотрят куда-то, в сторону развалин.

— Повозки какие-то. — оповестил нас Баин, успевший проснуться чуть раньше и уже приведший себя в порядок.

И в самом деле. По дороге, по которой мы, ведомые Перефом, шли на встречу с Верховным жрецом Храма Роаса, к нам приближается караван. Двенадцать повозок, влекомых парой лошадей каждая, неспешно едут в лучах рассветного солнца.

— Наверно это припасы, что на Верховный жрец обещал. — предположил я.

Поскольку после вчерашнего сил раздеваться перед сном у меня не было, одеваться не пришлось. Разгладил самые крупные складки замявшейся одежды, пригладил волосы, прополоскал рот водой из фляги — вот и весь мой утренний туалет. Мы с друзьями, жуя на ходу у кого что было, поспешили влиться в толпу зевак, наблюдающих за приближающимися повозками.

— Если так, то скоро нам придется отправляться в путь. — сказал Баин, как всегда серьезный. — Ты же говорил, Алин, что капитан пообещал взяться за работу, когда тот жрец выполнит свою часть сделки.

Я, озиравшийся в тот момент в поисках Нарив, которой почему-то не было нигде видно, только кивнул.

Вся наша толпа окружила повозки, как только они остановились у края лагеря. Все вокруг обсуждали, чем же соизволил поделиться с нами местный правитель, предвкушали наесться наконец-то чего-то другого, кроме надоевшей уже козлятины да грибов, принесенных еще из гор. Кое-кто даже начал делать ставки на то, что именно из съестного привез этот караван. Я живо включился в этот спор. Не мог просто упустить случай чуть облегчить карманы товарищей! Ведь я уже прошел по землям Храма и попробовал местной еды — какое-никакое, а преимущество в споре. Молин быстро сообразил это, после того, как я заговорщицки подмигнул. Он живо включился в спор, взвинчивая ставки. Баин, также обо всем догадавшийся, лишь пожал плечами и остался в стороне. Тут то меня и сцапал Ламил.

— Я тебя по всему лагерю искать должен? — его здоровенная лапа легла на мое плечо как раз, когда я заключал пари с одним из боронских — надутым типом, длинная кольчуга которого даже теперь, после всего пережитого, блестит, как новая. От неожиданности я аж подпрыгнул. — Шагай скорее к капитану, олух!

За прошлые два дня я успел усвоить, что приказы десятника, если не хочешь лопатить полдня дерьмо сотен наемников, лучше всего исполнять бегом. Оставив друзей, я помчался к Седому, который уже подходил к повозкам.

— Где тебя носит? — рыкнул капитан, едва завидев меня.

Он подошел к первой повозке, с которой как раз спрыгнул на землю Переф. Возница, одетый в простую серую рубаху, подпоясанную веревкой с разлохмаченными концами, и такие же серые штаны, лишь глянул на Седого и отвернулся, уставившись в лошадиный зад, словно нашел там нечто интересное.

— Верховный жрец прислал вам обещанное. — Переф дождался, пока я остановлюсь рядом, и лишь тогда заговорил. — В первых пяти повозках провиант, в следующих четырех — оружие, доспехи, палатки и всякая мелочь, а в тех, — он указал на последние три повозки, с которых соскакивают на землю плечистые мужчины, одетые в кожаные жилеты, — походные кузни, уголь и прочее для починки вашего снаряжения.

— Хорошо. — кивнул Седой.

Капитан приподнял холстину, которой было укрыто содержимое первой повозки. Под ней оказались мешки.

— Зерно. — пояснил Переф. Он подошел к следующей повозке. — В этой тоже зерно. — остановился у третьей повозки. — Здесь бобы и горох. В следующих двух вяленое мясо и солонина.

— Хорошо. — повторил Седой, отпуская край холстины с пятой повозки. — Ламил! — гаркнул он так внезапно, что глаза стоящего рядом жреца расширились. — Выдели людей для разгрузки!

— Молин, Баин, Навин, Робан… — принялся выкрикивать наш десятник. Парни, чьи имена прозвучали, выбегали из общей толпы. Судя по выражениям их лиц, особенно — моих друзей, ребята не особо довольны тем, что придется таскать тяжелые мешки. Остальные же сопровождали каждое имя, которое выкрикивал Ламил, смехом и различными комментариями.

— …а ты чего смеешься, Крамм? — гаркнул десятник на одного, смеющегося особенно громко. — Быстро сюда!

Бедолага сразу же помрачнел, но спорить с Ламилом не стал. В спину ему полетел тот же смех, которым он сам щедро одаривал тех, кого вызвали раньше.

— Посмотрим, что за оружие нам привезли. — сказал Седой, наблюдая за разгрузкой продовольствия. — Ламил, давай сюда!

Мы направились к следующим повозкам, где, по словам Перефа, было оружие. Ламил присоединился к нам в компании Зелика и Дони, которых предусмотрительно захватил с собой. Сдернутая рукой капитана, ткань, укрывавшая содержимое повозки, полетела на землю, открыв нашему взгляду связки коротких копий и несколько ящиков.

— Что скажешь? — Седой длинным ножом перерезал веревку, стягивающую одну из связок, и вытащил копье. Взвесив его в руке, он бросил оружие Ламилу.