Возражая своим лицемерно-пуристским критикам, Боккаччо говорил, что «непристойности» нетрудно при желании обнаружить даже в Библии. Но от подзаголовка «Принц Галеотто» он все-таки не отказался. Народная, «низменная» традиция городской литературы итальянского средневековья не просто составляла один из компонентов стилистики и сюжетики «Декамерона», — она была питающей их почвой. Боккаччо этого не скрывал. В отличие от своих продолжателей, гуманистов конца XIV — первой половины XV века, он не отгораживался от бушевавшей вокруг него народной стихии языка и фольклора. «Неприличные» простонародные слова и речения оживляли торжественное течение изысканно-литературных периодов «Декамерона» и формировали в нем целые фабулы (III, 10; VIII, 2). Боккаччо сохранил подзаголовок, потому что, в отличие от своих идейных противников, считал, что при всей своей вульгарности подзаголовок этот не опровергает, а дополняет основное заглавие его книги, подчеркивая ее новаторство. Новым в «Декамероне» было «вольное» и вместе с тем эстетически очень органическое соединение «низкой» традиции фольклора и городской литературы с «высокой» традицией литературы рыцарской, придворно-светской и даже феодально-церковной.
С точки зрения фабул, «Декамерон» был как бы своего рода сводом существовавшей до него повествовательной литературы. Поэтому многие современные западные ученые видят теперь в «Декамероне» такую же грандиозную идейно-эстетическую «сумму» средневековья, какой для XIV века стала «Божественная Комедия» Данте. Некоторые из них даже обнаруживают в композиции книги Боккаччо ту же самую «готическую архитектуру». Между тем именно в построении «Декамерона» более наглядно, чем где-либо, проявилась смена готики — ренессансом, бога — человеком, теологии — гуманизмом и гармонии метафизической необходимости — гармонией индивидуальной свободы. Первое слово в «Декамероне» — человечность. Старые истории рассказывались в нем только для того, чтобы быть опровергнутыми новым переосмыслением. Главным в «Декамероне» были новые идеи. В книге Боккаччо художественно последовательно проведено новое единство произведения, основанное на качественно новой — по сравнению с «Божественной Комедией» — системе нравственно-эстетических оценок реальности. Система эта сближала Боккаччо не с Данте, а с Петраркой. Она была художественно реализована не только в отдельных новеллах «Декамерона», но также и в его обрамлении. «Декамерон» не сборник разрозненных новелл, а целостное, внутренне законченное произведение, в равной мере предвосхищающее и «Гептамерон» Маргариты Наваррской, и «Дон Кихота» Сервантеса. Обрамление скрепляет новеллы «Декамерона» не извне, а изнутри.
«Рама» в «Декамероне» сложная, двуслойная. Ее первый слой образует авторское «я». Индивидуализм как новый принцип в мышлении и творчестве сразу же выдвигается на первый план. «Декамерон» начинается с лирического «Вступления», в котором Боккаччо рассказывает о своей любви, и заканчивается «Послесловием Автора». Кроме того, в начале четвертого дня, ломая литературную условность самим же им созданной формы, Боккаччо смело вторгается в повествование и, отодвигая в сторону веселую компанию «Декамерона», рассказывает уже прямо от собственного имени сто первую «Новеллу о гусынях» и, споря со своими критиками, развивает теорию новой прозы. Новый художественный метод в «Декамероне» не только формируется изнутри, но и попутно теоретически обосновывается.
Литературная теория, которая разрабатывается в «Декамероне», — это теория ренессансного, гуманистического реализма. Боккаччо стал первым великим реалистом Возрождения не потому, что он правдиво изобразил материальную сторону действительности во всех ее физически осязаемых, бытовых деталях, — в XIV веке это не менее полно, чем он, сделали Франко Саккетти и Антонио Пуччи, — а прежде всего потому, что он дал целостную художественную интерпретацию опыта человеческой жизни. Новый художественный метод возник в «Декамероне» как результат нового и притом целостного видения мира, свойственного в XIV веке не флорентийскому купечеству, а гуманистической интеллигенции, сыгравшей определяющую роль в идеологической революции Возрождения.
Гуманистическая целостность видения мира эстетически воплощена во втором слое «рамы». Ее художественным образом является образ общества рассказчиков «Декамерона».
Между рассказчиками «Декамерона» и авторским «я» Боккаччо существует определенная и притом весьма тесная связь. Голоса рассказчиков очень похожи, потому что все рассказчики похожи на гуманиста Боккаччо. Их условно-литературные имена почти что его псевдонимы. Молодых людей зовут: Панфило, Филострато, Дионео. Это имена персонажей из ранних произведений Боккаччо. В числе дам названа Фьямметта. Остальные дамы — ее родственницы.
Но это вовсе не значит, что общество рассказчиков «Декамерона» может быть полностью отождествлено с авторским «я» и рассматриваться как риторическая условность — как до крайности разросшееся якобы скромное «мы». Связи Боккаччо с рассказчиками интереснее, сложнее и исторически гораздо значительнее.
Гуманистический индивидуализм писателей европейского Возрождения не имел ничего общего ни со звериным индивидуализмом средневековых купцов и банкиров, ни с пессимистическим индивидуализмом нынешней буржуазной интеллигенции, полностью разочаровавшейся в истории. Он был лишен субъективизма. Кроме того, он был оптимистическим. Боккаччо твердо верил в то, что его идеи обладают объективной и в какой-то мере даже абсолютной исторической ценностью; что гуманистическое мировоззрение — это и есть мировоззрение «нормального» общества, «нормального» человека и «нормального» человечества. Это было иллюзией. Но автор «Декамерона» еще не сознавал всей иллюзорности своих общественных идеалов и искренне считал их осуществимыми. Вот почему в созданной им «раме» оказалось два слоя. Двуслойность обрамления позволила Боккаччо поднять гуманистический индивидуализм Возрождения до уровня нового общественного сознания. Рассказчики «Декамерона» — не ипостаси автора, но и не просто веселая компания молодых флорентинцев: это именно общество. Новое, гуманистическое общество — «нормальное» и «естественное» в своей человечности. В «Декамероне» оно противопоставлено чуме.
«Декамерон» — не пир во время чумы, как его нередко называли. Описывая в начале «Декамерона» охваченную «черной смертью» Флоренцию, Боккаччо упомянул также и о пирах, но только для того, чтобы тут же указать, что беспутные и запуганные смертью гуляки жили «по-скотски». Чума становится в «Декамероне» символом распада и общественного разложения старого мира. Общество рассказчиков «Декамерона» рождается из стремления преодолеть его хаос и анархию, противопоставив ему гармонию и свободу нового, «естественного человека». Рассказчики не просто покидают зачумленную Флоренцию и отправляются в загородные поместья — они сразу же восстанавливают попранные террором смерти социальные и человеческие связи и даже вырабатывают что-то вроде конституции, потому что для них, как для подлинно новых людей Возрождения, всякая дисгармоничность и неупорядоченность является признаком нежизненности. Основа конституции «Декамерона» — свобода, ее цель — радостное наслаждение жизнью. Короли и королевы в обществе «Декамерона» сменяются каждый день. Их венчают на царство лаврами. Общество «Декамерона» не конституционная монархия и даже не просто республика — это республика гуманистов, интеллигентов и поэтов. Она предвосхищает Телемское аббатство у Рабле: в ней «каждый может заняться тем, что ему больше по сердцу» (I, вступление).
Развлекаясь и наслаждаясь пиршествами, беседами и поэзией, рассказчики «Декамерона» продолжают жить слаженной общественной жизнью. Они живут в гармоническом согласии с красочной, радостной природой, описания которой занимают много места и играют важную роль во втором слое «рамы». Природа в «Декамероне» прекрасна и по-ренессансному идиллична. Она социально характеризует общество рассказчиков, с одной стороны, противопоставляя его зловонным миазмам охваченного чумою средневековья, а с другой — приобщая его к новым, гуманистическим идеалам Петрарки и Боккаччо. Благоуханный сад, в котором рождаются новеллы «Декамерона», вызывает у рассказчиков весьма характерные ассоциации: «Они сошлись на том, что если б возможен был рай на земле, то его надобно было бы устроить по образу этого сада» (III, вступление). В дантовский «земной рай» Боккаччо, по-видимому, верил не слишком сильно, но о рае на земле он все-таки мечтал. Декамероновская «республика поэтов» — первая гуманистическая утопия европейского Возрождения.