«Вот так камни! — воскликнул Каландрино. — Ну, а этот камень где встречается?»

Мазо ему ответил, что встречается он по берегам Муньоне^{277}.

«А какой величины этот камень? — спросил Каландрино. — И какого цвета?»

«Разной величины, — отвечал Мазо, — один побольше, другой поменьше, но все почти что черные».

Запомнив все это, Каландрино, под предлогом, что у него есть дела, простился с Мазо и тут же вознамерился сыскать этот камень, предварительно поставив о том в известность Бруно и Буффальмакко, которые пользовались особым его расположением. Решившись искать этот камень незамедлительно, дабы опередить всех остальных, он пошел искать их и проискал все утро. Наконец, уже в третьем часу, Каландрино вспомнил, что его приятели работают в женском фаэнтинском монастыре^{278}, и, бросив все свои дела, несмотря на страшную жару, кинулся туда, подозвал их и сказал: «Друзья! Если только вы мне поверите, мы станем первейшими богачами во всей Флоренции. Один надежный человек сказывал мне, что по берегам Муньоне встречается такой камень: пока он на человеке, никто этого человека не увидит. Так вот, хорошо бы нам опередить всех остальных и пойти поискать камень. Найдем мы его наверняка — его приметы мне известны, а как найдем, так положим в карман — и скорей к менялам, а на столах у менял, сколько вам известно, всегда полно серебра и золота — бери целыми пригоршнями. Все это мы проделаем незаметно. Мы внезапно разбогатеем, и тогда нам уже не нужно будет целыми днями малевать».

Выслушав Каландрино, Бруно и Буффальмакко про себя усмехнулись и, удивленно переглянувшись, изъявили ему свое согласие; Буффальмакко, однако ж, спросил, как называется камень. У Каландрино котелок варил плохо, и название камня уже успело выскочить у него из головы. «А не все ли нам равно, как он называется, раз мы знаем его свойства? — возразил он. — По мне, мешкать нечего — пойдем искать».

«Добро, — молвил Бруно, — а как же он выглядит?»

«По-разному, — отвечал Каландрино, — но все камешки почти что черные. Давайте собирать подряд все черные камни, пока не нападем на тот. Не будем терять время, — пошли!»

«Нет, погоди, — возразил Бруно и, обратись к Буффальмакко, сказал: — По-моему, Каландрино говорит дело, но только идти сейчас не время: солнце стоит высоко, светит прямо на Муньоне, и оно высушило все камни, так что некоторые кажутся теперь белыми, а утром, пока солнце еще не успеет их высушить, они кажутся черными. Да и потом, нынче на Муньоне много народу собралось по разным делам, — нынче ведь все работают, — увидят нас и сразу догадаются, что мы делаем, чего доброго, последуют нашему примеру, завладеют камнем, — и мы останемся с носом. Мне думается, вы не станете возражать, что это нужно делать утром, — утром легче отличить черное от белого, — и притом в праздничный день, когда никто нас там не увидит». Буффальмакко присоединился к мнению Бруно, Каландрино согласился с Буффальмакко, и они порешили втроем пойти искать камень в воскресенье утром, Каландрино же обратился к ним с покорнейшей просьбой не проболтаться, — ведь ему тоже, дескать, сообщили о том по секрету. Рассказав про камень, Каландрино не умолчал и про Молочную реку и клятвенно уверял, что все это истинная правда. Как скоро Каландрино ушел, Бруно и Буффальмакко уговорились между собой, как им в сих обстоятельствах надлежит действовать.

Каландрино с нетерпением ожидал воскресного утра; когда же это утро настало, он поднялся на зорьке, позвал приятелей, и все трое, выйдя из ворот Сан Галло^{279} и спустившись к Муньоне, в поисках камня двинулись вниз по течению. Каландрино, как наиболее ревностный искатель, шел впереди и делал быстрые перебежки: увидит черный камень, нагнется, цоп — и скорей за пазуху. Приятели шли сзади и собирали камни без особого рвения; зато Каландрино малое время спустя набил полную пазуху; по сему случаю он поднял полы своей одежды, сшитой иначе, нежели ее шьют в Геннегау^{280}, и с крайним тщанием и спереди и сзади заткнул их края за ремень, — так у него получался широкий мешок, каковой он тоже вскорости насыпал доверху, и тогда ему пришлось сделать мешок из плаща, каковой он тоже насыпал доверху. Видя, что Каландрино переобременен, а между тем пора было обедать, Бруно, как было у него с Буффальмакко уговорено, спросил: «А где же Каландрино?»

Каландрино находился в двух шагах от Буффальмакко, но тот, оглядевшись по сторонам, ответил: «Не знаю. Только что был впереди».

«Был, да весь вышел, — заметил Бруно. — Готов об заклад побиться, что он давно дома сидит — обедает, а нас в дураках оставил: дескать, пусть себе собирают черные камни на берегу Муньоне».

«Ловко он нас надул, — сказал Буффальмакко, — а мы, дураки, ему поверили! Нет, правда, ну где еще сыщешь таких оболдуев, которые поверили бы, что на берегах Муньоне встречается чудодейственный камень?»

Слышавший их разговор Каландрино вообразил, что нашел камень и потому-то они его и не видят. В восторге от такой удачи, он вознамерился, ничего не сказав приятелям, идти домой и в сих мыслях повернул обратно.

Тогда Буффальмакко сказал Бруно: «А мы как же? Почему бы и нам не вернуться?»

«Пойдем, — сказал Бруно, — но уж Каландрино теперь меня не проведет, клянусь богом! Когда я увижу его на столь близком расстоянии, как нынче утром, я его так стукну камнем по пятке, что он долго будет помнить мою милую шутку». С этими словами он размахнулся и угодил Каландрино камнем в пятку. Каландрино задрал от боли ногу, зашипел, однако ничего не сказал и пошел дальше.

Но тут Буффальмакко схватил один из собранных им камней.

«Погляди, какой славный камешек! Вот бы запустить его Каландрино в спину!» — воскликнул он и, изо всех сил швырнув камень, попал в цель. Так, на разные лады потешаясь над Каландрино, они потчевали его камнями всю дорогу, до самых ворот Сан Галло. Тут они побросали собранные камни и предупредили стражников — те, хохоча до упаду, притворились, будто не видят Каландрино, и пропустили его. Каландрино же дошел, не останавливаясь, до самого своего дома, находившегося близ Канто алла Мачина, и так благоприятствовала этой шутке судьба, что, пока он шел берегом, а затем по городу, никто с ним не заговорил; впрочем, и встречных-то попадалось немного, потому что время было обеденное.

Наконец он со всею своею ношей ввалился к себе в дом. Жена его, монна Тесса, женщина красивая и порядочная, стояла на верхней ступеньке лестницы. Возмущенная длительным отсутствием супруга, она, как скоро увидела его, начала браниться: «А, мой милый! — заговорила монна Тесса. — Наконец-то тебя черт несет! Добрые люди уж пообедали, а ты только еще идешь обедать!»

Поняв, что он видим, Каландрино огорчился и разгневался. «Ах ты сквернавка! — крикнул он. — Ты чего здесь торчишь? Ты меня погубила, но я с тобой разделаюсь, вот как бог свят!» Тут он вошел в каморку, высыпал на пол уйму камней, а затем налетел на жену, схватил ее за косы, повалил — и давай пинать ее и тузить по чему ни попало, пока у самого руки и ноги не заболели, — словом, сколько она, скрестив на груди руки, ни молила его о пощаде, он живого места на ней не оставил, дал ей и таску и встряску.

А Буффальмакко и Бруно, посмеявшись со стражниками у городских ворот, не спеша двинулись следом за Каландрино. Подойдя к его дому, они постояли, послушали, наконец поняли, что он задает жене здоровую трепку, и, сделав вид, будто только сейчас явились, покричали ему. Каландрино, побагровевший, взмыленный и озверевший, приблизился к окну и попросил друзей подняться. Они как бы в сердцах поднялись и увидели такую картину: пол комнаты усыпан камнями, в одном углу горько плачет растрепанная, растерзанная жена Каландрино, и лицо у нее все в синяках, а в другом углу отдувается распоясанный Каландрино.