Некоторым своеобразием отличалась работа Авласа[557]. Она была в реалистическом плане, жидко, прозрачно написанная, с оттенком лиризма. Значительно позже я видела один пейзаж Авласа, приобретенной известной коллекционершей Н. А. Добычиной[558]. Это был горный пейзаж, написанный сверху, очень трогательно и тщательно.
Однажды Павел Николаевич дал мне важный урок. Увидя, как я медленно ковыряюсь маленькой кисточкой в дробном рисунке, нанесенном мною на холст, Павел Николаевич взял большую кисть (флейц) и в один миг написал у меня на холсте широко и свободно крупную голову, объединив весь мой предварительный рисунок. Видя мое удивление такому нарушению его системы, он сказал: «Точка — это единица действия, а единица может быть разной величины». Этот урок развязал мне руки от скрупулезничания, в котором завязли многие его ученики. После этого моя работа пошла живей и свободней, а урок этот я запомнила на всю жизнь.
Павел Николаевич не одобрял быстрые наброски, говоря, что мы не акробаты и не фокусники, но когда пришлось в Доме печати сделать для стенгазеты портрет Баскакова и никто из учеников за это не взялся, он сам быстро, метко и похоже сделал акварелью великолепный острый портрет в профиль. Профиль нарисован красным, глаз голубой.
Когда я писала на своей картине лошадей без грив, Павел Николаевич стал допытываться: почему я не рисую гривы? Я не могла иначе объяснить как только тем, что мне очень нравится форма шеи лошади без гривы. Он перестал допытываться и сказал: «Это ничего, это очень хорошо». <…> Однажды нам объявили, что смотреть наши вещи придет сам Бухарин. Он появился. Небольшого роста, довольно плотный, деловитый человек, вероятно, ничего не понимавший в нашем искусстве. Он быстро, молча осматривал холсты. По-видимому, его ничего не запугало в наших картинах, никакого запрета не наложил.
Ни Павел Николаевич, ни мы, его ученики, не могли рассчитывать на глубокое и настоящее понимание нашего искусства, слишком оно было необычно и шло вразрез с современными новаторскими течениями. Привожу пример поверхностного высказывания писателя Рахтанова из его книги «Рассказы по памяти»: «Самыми колоритными хотя бы потому, что они занимались живописью, были, разумеется, „филоновцы“. Они, точнее, художник Филонов П. Н., их учитель, проповедовали „аналитическое искусство“, когда обнажены верхние кожные покровы и глаз живописца проникает внутрь, анализируя предмет, человека, вообще весь изображаемый мир, дробящийся на маленькие частицы — молекулы, атомы, бесконечно разные и в то же время составляющие целое. Своим методом „филоновцы“ писали огромные панно для конференц-зала»[559].
Аналитическое искусство объяснено Рахтановым чрезвычайно поверхностно, материально, как будто это какое-то анатомирование человека и предметов, а не внутренний глубокий процесс, происходящий внутри художника, познающего мир и по-современному его отражающего на полотне. Доля правды есть в его высказываниях: это о бесконечно разных частицах, составляющих одно целое.
А вот старик дворник Дома печати и его жена-старуха — те ходили, восторгались, и по их словам было видно, что до них доходит непосредственное действие картин.
Еще одна восторженная зрительница — глухая художница, впоследствии фарфористка. Она очень поэтично говорила о моей картине, находя в ней рассыпанные драгоценные камни.
Наконец настал день открытия Дома печати и нашей выставки[560], а вечером должен был быть спектакль «Ревизор» с декорациями и костюмами учеников П. Н. Филонова.
Пять огромных писанных задников, на фоне которых должны были разъезжать черные будки-шкафы.
Костюмы из белой ткани — все расписанные как картины[561].
Бедный Павел Николаевич до того измучился бессонными ночами, что весь спектакль спал, облокотившись на ручки своего кресла 4-го ряда, где он сидел рядом со своей женой Е. А. Серебряковой. Днем на открытии выставки народу было много. Мощная фигура Максимилиана Волошина[562] выделялась на фоне толпы, психоаналитик-фрейдист Бродянский[563]хищно выискивал, на кого бы из художников, участников выставки, ему напасть, чтобы разобрать его картину с точки зрения Фрейда. Желающих быть разобранными не нашлось. П. Мансуров мрачно смотрел полотна и мрачно поведал мне, что он разочарован.
После открытия Дома печати[564] к Павлу Николаевичу повалило много новых учеников. Дом печати дал помещение, в котором они поставили холсты и писали, а мы, старые ученики, разбрелись писать по домам и приходили в Дом печати для обсуждения работ.
Помню ясный весенний день. Мы толпой идем из Дома печати после обсуждения работ. Павел Николаевич с нами. Навстречу — Герта Неменова[565], с которой Филонов оказался знаком, он поддразнивает ее, что она пишет кошечек под зонтиком, а Герта, кривляясь, как всегда, чертит на земле квадраты, рассказывает, что она пишет.
Потом толпа учеников редеет, разбредаясь каждый в свою сторону, а мы — Павел Николаевич, Миша Цыбасов и я — идем через Марсово поле на Троицкий мост и на Петроградскую сторону. Какой-то молчаливый разговор происходит, когда мы идем по мосту. Павел Николаевич задумчиво идет, опустив голову, Миша отражает небесную лазурь в глазах, а я, не могу сказать, что это было, но почему-то запомнила это молчание как некоторое значительное откровение.
Так было до ареста Баскакова[566]. После катастрофы с Баскаковым все его культурные начинания распались. Вскоре Дом печати переехал в другое помещение, а наши холсты мы разобрали по домам и собирались у Павла Николаевича.
Наш коллектив после работы в Доме печати был утвержден как легальная художественная группа[567]. Мы имели право на устройство своих выставок, на печать и прочее.
Картины, снятые со стен Дома печати, мы выставляли и на других выставках. Например, в Доме культуры им. Горького и в Академии художеств[568]. На этой последней выставке произошло событие, послужившее поводом к расколу нашего коллектива и к аннулированию всех приобретенных нами прав. О причинах раскола я расскажу после того, как расскажу о случае на выставке в Академии художеств.
У нас было организовано дежурство на выставке, чтобы объяснять наши картины не понимающим их зрителям. Новая ученица по фамилии Капитанова, которую я раньше знала по мастерской А. И. Савинова как Арапову[569], ходила по выставке и давала объяснения, не соответствующие принципам аналитического искусства. Я сама не слышала того, что она говорила, но наиболее административно настроенные товарищи: Б. Гурвич, Е. Кибрик и другие — застали ее за профанирующим наш метод разговором. На общем собрании коллектива они требовали изгнания Капитановой из числа учеников Павла Николаевича.
Первый раз кончилось тем, что ей сделали выговор и запретили говорить на выставке не то, что следует, и вообще посоветовали лучше совсем не говорить, поскольку она новая и еще ничего не знает. Но она словно нарочно была подослана, чтобы разрушить коллектив. Она все продолжала свои провокационные выступления на выставке.
П. Я. Зальцман, лично знавший ее и ее мужа художника Арапова, утверждает, что она просто вздорная особа и что никакого злого умысла она не имела. Но я сомневаюсь в этом потому, что она повторила свои провокации и во время работы над Калевалой. Было созвано новое общее собрание. Ученики, считавшие себя главными, требовали изгнания Капитановой.
557
Авлас Владимир Дмитриевич (1904–1975), живописец, график. Художественное образование получил в Тенишевской гимназии (1917–1919) и в Академии художеств (1920–1926). Посещал мастерскую П. Н. Филонова в конце 1920-х годов.
558
Добычина Надежда Евсеевна (1884–1949), в 1911 году основала в Санкт-Петербурге Художественное бюро. Цель Бюро она видела в «живом посредничестве между художниками и публикой по сбыту произведений и исполнению всевозможных художественных забот». После революции научный сотрудник и заведующая отделением советского искусства художественного отдела ГРМ (1932–1934). Позднее работала в Государственном Музее революции. Коллекционировала произведения искусства.
559
Рахтанов И. А. Рассказы по памяти. М., 1966. С. 74.
560
Выставка открылась 17 апреля 1927 года, вечером того же дня состоялась и премьера спектакля «Ревизор». К выставке была издана афиша: «Дай дорогу аналитическому искусству. (Дом печати. Фонтанка. Д. № 21). С 17 апреля по 17 мая. Выставка работ мастеров аналитического искусства. Школа Филонова. Картины, раскрашенная скульптура и проекты постановки „Ревизора“. Издание Дома печати».
561
Для спектакля филоновцами были исполнены пять огромных задников. Они представляли собой иронически-гротескные коллажи, где в едином образном ряду соединялись разнородные и разнохарактерные элементы. Так, на эскизе дома городничего (автор Р. М. Левитон) были суммированы элементы интерьера, характеризующие вкусы владельцев, законодателей мод в российском захолустье: гардероб с зеркалом, где отразилась половина лица, бра с огромными свечами, птичья клетка, комнатные цветы и др. Еще более явственно дух глухой провинции ощутим в трактовке трактира. Здесь главной характеристикой быта стали висячая керосиновая лампа, зеркало, украшенное бумажными розами, лестница и окно с распахнутыми и покосившимися створками, за которыми можно было увидеть типичный провинциальный пейзаж с покосившимся фонарем, церковь, дощатое здание с множеством вывесок. Костюмы были выполнены из белой ткани, расписанной наподобие картин. Они представляли подробные изобразительные рассказы о персонажах, нанесенные на поверхности одеяния актеров. Так получил творческое развитие прием, найденный Филоновым при работе над постановкой трагедии «Владимир Маяковский» в театре «Луна-парка». См.: наст. изд., Мгебров А. А. Жизнь в театре; Томашевский К. Владимир Маяковский.
562
М. А. Волошин приезжал в Ленинград на открытие своей персональной выставки, состоявшееся 14 апреля 1927 года. Жил в Ленинграде с 31 марта по 19 апреля.
563
Бродянский Борис Львович, театральный критик. Фрейдист, автор «очерков-характеристик» актеров.
564
В апреле 1927 года в Доме печати состоялся литературный вечер, на котором с чтением поэмы «Хорошо» выступил В. В. Маяковский. Он «читал поэму „Хорошо“ с огромным вдохновением, потом как обычно отвечал на записки и, отвечая на одну из них, после острого ответа, он указал на стены — эти картины — живопись настоящего и будущего! — громко сказал В.В.». См. Дмитроченко И. Т. Воспоминания // ОР ГРМ. Ф. 156. Ед. хр. 84. Л. 6.
565
Неменова Герта Михайловна (1905–1986), живописец, литограф. Мастер театральных зарисовок. Училась во Вхутеине (Ленинград, 2 пол. 1920-х), считала себя ученицей К. С. Петрова-Водкина и Н. И. Альтмана. Занималась в Academie Moderne Ф. Леже в Париже (1929).
566
Н. П. Баскаков был арестован в 1928 году по обвинению в троцкизме и сослан в лагерь.
567
Коллектив мастеров аналитического искусства был официально зарегистрирован в ноябре 1927 года. В уставе объединения было записано: «В члены коллектива могут быть приняты исключительно только лица, поставленные на принцип аналит[ического] иск[усства] старшим мастером, исследователем-организатором Филоновым, или же лица, поставленные на сделанность кем-либо из мастеров коллектива, уже поставленных на принцип анал[итического] иск[усства] Филоновым». См.: Материалы для устава и программы коллектива Мастеров аналитического искусства // РГАЛИ. Ф. 2348. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 2.
568
Подробнее см.: наст. изд., Филонов П. Н. Автобиография.
569
Капитанова (Арапова) Юлия Григорьевна (1889–1976), живописец, график, художник театра. См.: наст. изд., Капитанова Ю. Г. Портрет художника Филонова.