Сразу вслед за небольшим авангардом (вероятно из числа гвардейской кавалерии) и императорским кортежем двинулась к Кремлю пехота Старой гвардии. Эта процессия шла вначале по Арбатской улице, а затем свернула на Знаменку и вступила в Кремль, по-видимому, через Боровицкие ворота. «На следующий день, утром, — сделал вскоре после описываемых событий запись в своем дневнике Фантэн дез Одоард, участник этой процессии, — Император двинулся в оставленный город, все дома которого были заперты. После того как он проехал улицы, на которых не было видно никакого движения в ответ на нашу гремевшую музыку, он вступил в Кремль… Мы были в намного менее веселом настроении, чем ранее, и горевали по поводу того, что все население, среди которого мы рассчитывали вести сладкую жизнь, исчезло; через несколько часов обнаружился и другой предмет разочарования, когда к нам стали приходить отдельные погорельцы. Хотя после Смоленска мы двигались не иначе как по пеплу пожарищ, никто между нами не предполагал, что Москва, Святая Москва, будет предана огню как последняя деревня; но у нас было ошибочное мнение в отношении цивилизации русских. При первых известиях о пожарах Император, который, вероятно, разделял нашу беззаботность, был убежден в том, что они произошли по вине наших мародеров и, впав в гнев, отдал соответствующие приказы»[492].

Прибыв в Кремль, рота Фантэн дез Одоарда (4-я рота 1-го батальона 2-го полка пеших гренадер) расположилась охранять «одни из ворот»[493]. В литературе обычно отмечается, что Наполеон приказал оставить незабаррикадированными либо одни ворота — Никольские, либо двое ворот — Никольские и Троицкие[494]. Наконец, Корбелецкий отмечает, что были открыты еще и Тайницкие ворота[495]. В любом случае, приказ саперам гвардии «забаррикадировать» «четверо других ворот» был отдан только 18 сентября, когда император возвратился из Петровского. При этом из приказа остается неясным, сколько ворот оставили открытыми — двое или трое[496]. В любом случае, до 18 сентября проездными оставались 5 ворот! — Никольские, Троицкие, Тайницкие, Спасские и Боровицкие. Несмотря на караулы, и несмотря на то, что там расположилась резиденция императора, в Кремль в течение нескольких дней мог проходить, кто угодно, только бы он был в мундире Великой армии! Так, в ночь с 15-го на 16-е в Кремль свободно прошел Бургонь и двое его товарищей-сержантов из полка фузелеров-гренадеров, хотя этот полк квартировал в другом месте[497]. Вечером 15-го идея посетить Кремль пришла в голову и капитану Б.Т. Дюверже, казначею из 1-го армейского корпуса. Он увидел, что Кремль охраняют гвардейские пешие гренадеры и егеря, но никто его даже не окликнул! Дюверже несколько часов беспрепятственно лазил по башням, любуясь панорамой Москвы[498]. Как именно охраняли московскую цитадель в те дни славные гвардейцы, повествует А.О.А. Майи- Нель, су-лейтенант, ординарец Дюронеля: «На каждом шагу в Кремле, в этом дворце-крепости, стояли гренадеры гвардии на часах; они были выряжены в шубы московитов, перевязаны шалями из кашемира. Рядом с ними были хрустальные вазы, в четыре фута высотой, наполненные конфитюром из самых изысканных фруктов, и из них торчали большие деревянные ложки; вокруг этих ваз была груда бесчисленных флаконов и бутылок, которым отбивали горлышки…; некоторые из этих солдат имели московитские шапки, нахлобученные вместо своих; все они были более или менее пьяны, были без оружия и, по-видимому, использовали вместо оружия свои ложки». Правда, гренадеры задержали Майи-Неля и отвели его к «так называемому караульному офицеру, которого изображал старый солдат». Последний заставил су-лейтенанта выпить две бутылки «прекрасного бордо» «по приказу китайского императора» и заесть его вареньем[499].

К сожалению, книга приказов 2-й роты 2-го батальона 2-го полка пеших гвардейских гренадеров не содержит материалов, позволяющих пролить дополнительный свет на то, что творилось в Кремле с 15-го по 18-е сентября (в эти дни записи вообще не делались!). Поэтому только на основе косвенных данных можем предполагать, что примерно с полудня 15-го в зданиях Кремля стали размещаться следующие части: была размещена вся (или почти вся[500]) 3-я пехотная гвардейская дивизия — 10 батальонов пехоты (примерно 6 тыс. человек); эскорт Главной квартиры (1 батальон Баденского линейного пехотного полка, элитные жандармы, небольшие подразделения 28-го конно-егерского и саксонского шеволежерского полка «принца Альбрехта»); гвардейские саперы и моряки. Сложнее решить вопрос о местонахождении частей и подразделений гвардейской кавалерии. Полагаем, что трудности снабжения фуражом вскоре могли заставить большую часть гвардейской кавалерии отправиться в пригороды[501]. Бригада Кольбера (1-й и 2-й гвардейские уланские полки) определенно была в те дни в с. Фоминском. Однако следует помнить, что для эскорта императора и патрулирования Кремля и близлежащих улиц выделялись дежурные эскадроны от всех гвардейских кавалерийских полков (а немногочисленные элитные жандармы, вероятно, все располагались в Кремле или рядом с ним). Многообразные свидетельства говорят о том, что 15 и 16-го сентября офицеров и солдат практически всех частей гвардейской кавалерии можно было встретить на улицах и в домах Москвы. Так, 15 или 16-го сентября в доме князя Голицына на Басманной, где жила актриса Л. Фюзиль, поселились два капитана гвардейских жандармов[502]. В ночь с 15-го на 16-е сентября Бургонь встретил неподалеку от Кремля гвардейских уланов, грабивших подвалы домов[503]. Солтык, адъютант генерала Сокольницкого, 15-го сентября в доме графини Мусиной-Пушкиной дрался с гренадерами Старой гвардии[504].

Еще более сложно составить ясное представление о местах размещения гвардейской артиллерии. Хорошо известно, что в самом Кремле 15 и 16-го площади были заставлены множеством орудий и повозок подвижного артиллерийского парка (определить количество боеприпасов, ввезенных французами в Кремль, практически невозможно; очевидно только, что оно было очень значительным). Вместе с тем известно, что, скажем, батарея Пьон де Лоша находилась достаточно далеко от Кремля. 15-го сентября капитан разместил своих канониров, как он считал, в большом дворце князя Барятинского[505]. Артиллеристы Булара бивакировали в западной части города, где-то «на площади возле моста через Москва-реку»[506].

Русские оставили в Кремле огромное количество оружия и боеприпасов. В источниках и литературе указываются весьма разные цифры: 40 тыс. английских, австрийских и русских ружей, сотня орудий и «громадное количество пороха и селитры» (Фэн, Тири); 80 тыс. фунтов(?) пороху (Ланглуа), 100 тыс. фунтов пороху (Оливье) и т. д. Если С.В. Шведову и удалось достаточно убедительно обосновать мнение о том, что в Московском арсенале осталось 66418 единиц учтенного и не менее 7,5 тыс. единиц неучтенного оружия[507], то в отношении запасов взрывчатых веществ картина остается совершенно неясной. В любом случае, в Кремле скопилось чрезмерно большое количество артиллерии и боеприпасов. Все пространство было загромождено зарядными ящиками, фурами, лошадьми… Фуры с боевыми зарядами, как отмечали Гурго и Сегюр (хотя бы в этом они были абсолютно согласны друг с другом), стояли прямо напротив окон дворца, в котором разместился Наполеон. Судя по приказам, которые будут отданы по гвардии позже, костры для варки пищи разводили беспорядочно, нужду солдаты отправляли «во всех углах» и «даже под окнами императора». На территории Кремля валялось немалое число «издохших лошадей и несколько палых коров» (Корбелецкий). Наконец, совершенно свободно в стенах Кремля и в районе земляных валов, оставшихся от петровских укреплений XVIII в., расположились кантиньери гвардии со всем своим скарбом (о том, как в домах, расположенных у стен Кремля и занятых маркитантками гвардии, к утру 16-го сентября вспыхнул пожар, упоминает Бургонь).