По той же самой причине не суждено сбыться предсказаниям о войне компьютеров, делавшимся специалистами по искусственному интеллекту, а также их последователями в среде военных. В настоящем и в будущем, насколько возможно в него заглянуть, компьютеры соответственно работают и будут работать с длинными цепочками логических значений «да/нет» со скоростью, недоступной человеку. Хотя современные разработки дают возможность обрабатывать части цепочки одновременно (параллельная обработка информации), это по-прежнему не позволяет машинам справляться с неопределенностью. Таким образом, их функционирование зависит от достижения определенности по всем имеющим отношение к делу факторам в сфере их применения. В настоящее время это не исключает возможности использовать компьютеры в некоторых хорошо отработанных видах военных операций, особенно в тех, которые проводятся в условиях хорошо структурированной, но простой среды. Но это и означает, что при наличии полной информации, т. е. если станет доступной полная математическая модель поля боя, само наличие этой модели будет означать конец сражения как такового. Как и в любой игре, когда исход войны можно предсказать заранее, сражение не будет иметь смысла, поскольку оно не сможет служить для участников ни испытанием, ни развлечением. Такая ситуация позволяет заменить вооруженный конфликт компьютером. На самом деле в данной работе уже было показано, что одной из причин того, почему конфликт низкой интенсивности постепенно приходит на смену войне и вытесняет ее в более сложные среды, является именно тот факт, что в более простых средах все больше начинает преобладать компьютер.

Полномасштабная компьютеризированная война все еще лежит в отдаленном будущем, тогда как ядерная война, будем надеяться, вообще никогда не произойдет. В реальных исторических обстоятельствах главным фактором, влияющим на проблему неопределенности, было не наличие полной информации о враге или недостаток надежной обороны, а взаимоотношения между силой и слабостью. В настоящее время вооруженные силы представляют собой большие, сложные и многогранные системы; это еще в большей степени относится к обществам, частью которых они являются. Их мощь всегда образуется из множества элементов, причем некоторые из этих элементов «действуют» в различных, а иногда даже в противоположных направлениях. Вполне возможно, и даже нормально, что та или иная конкретная армия сильна в одном отношении и слаба в другом. Более того, восприятие реальности и сама реальность редко полностью гармонируют; очень часто то, что с виду кажется мощным, оказывается прогнившим изнутри, и наоборот — слабая с виду структура на поверку оказывается мощной и устойчивой. Однако, несмотря на все эти оговорки, нет сомнения в том, что сила и слабость также являют собой абсолютную, вполне осязаемую реальность. На стороне одних вооруженных сил — численность, командные качества, организация, техническая оснащенность, боевая подготовка, опыт и боевой дух, и следовательно, они сильны; в то время как другие вооруженные силы не обладают всеми этими качествами или обладают ими в меньшей степени, и соответственно, они слабы.

Здесь нас интересует ситуация, когда наблюдается дисбаланс между силой и слабостью; другими словами, когда одна воюющая сторона намного сильнее другой. При таких обстоятельствах ведение войны может стать затруднительным даже в силу самого определения. Вообразите себе взрослого человека, который намеренно убивает маленького ребенка, даже если тот напал на него с ножом; нет сомнения, что этого человека будут судить и признают виновным — если не в преднамеренном убийстве, то в каком-то другом, менее тяжком преступлении. Точно так же, выражаясь правовым языком, уже само существование вооруженного конфликта, войны, сражения подразумевает, что воюющие стороны должны быть более или менее равны по силам. Неслучайно считается, что слово bellum[58] произошло от due-lum — «борьба двух». В отсутствие симметрии по-прежнему может иметь место насилие — подчас даже организованное, целенаправленное, политически мотивированное и крупномасштабное насилие. Однако обычно такую вспышку насилия называют не войной, а беспорядками, восстанием или преступлением. Последние вызывают контрмеры, а именно репрессии, карательные акции и полицейские операции.

В сфере стратегии существует несколько вариантов развития ситуации, когда одна из сторон намного сильнее другой. Слабая сторона может объявить nolo contendere[59] и вообще отказаться взяться за оружие, как поступили участники индийского движения сопротивления под предводительством Махатмы Ганди. Если же слабая сторона выбирает насилие, тогда у нее есть два пути. Либо она использует в качестве укрытия какое-либо естественное или искусственное заграждение, либо будет полагаться на внезапность, хитрость, организацию засад и тактику нанесения коротких ударов с быстрым отходом. Единственное, что она почти наверняка не будет делать, — это ввязываться в открытый бой; если она все-таки сделает это — либо по собственной воле, либо по ошибке, либо в силу вынужденности, — результатом будет не столько сражение, сколько массовое убийство. Таким образом, как на практике, так и по закону и обычаю сам факт того, что сражение имеет место, почти всегда подразумевает наличие реального или предполагаемого равенства сил двух сторон. Там, где нет такого равенства, война в итоге становится невозможной.

Война, которую ведет слабая сторона против сильной, весьма рискованна. Поэтому, пока разница в силе не настолько огромна, чтобы сделать ситуацию совершенно безнадежной, война представляет мало трудностей, кроме вопроса о тактике, состоящего в том, чтобы причинить как можно больший ущерб врагу, не ввязываясь в открытый бой. Напротив, война, которую ведет сильная сторона против слабой, проблематична по той же самой причине. С течением времени в результате боевых действий две стороны начинают уподобляться друг другу вплоть до момента, когда противоположности сближаются, сходятся и меняются местами. Слабость превращается в силу, а сила — в слабость. Главная причина, стоящая за этим феноменом, состоит в том, что война, по всей видимости, наиболее подражательный вид деятельности из всех, известных человеку. Весь секрет победы заключается в том, чтобы попытаться понять врага, дабы перехитрить его. Тем самым инициируется процесс взаимного обучения сторон. Даже тогда, когда борьба уже идет, каждая из сторон в процессе корректирует свои тактические приемы, используемые средства и, что самое важное, укрепляет свой боевой дух, с тем чтобы стать равной противнику. Рано или поздно наступает момент, когда обе стороны становятся уже неотличимы друг от друга.

Малым и слабым силам, противостоящим большому и сильному противнику, требуется очень крепкий боевой дух, чтобы компенсировать свои недостатки в других отношениях. Однако поскольку выживание в такой ситуации уже само по себе большой подвиг, этот боевой дух будет укрепляться с каждой победой, даже небольшой. Напротив, мощные вооруженные силы, сражающиеся со слабым противником в течение более или менее продолжительного времени, почти наверняка столкнутся с падением боевого духа, ведь ничто не бывает столь бесплодным, как бесконечная череда побед, которые нужно повторять снова и снова. Отдавая себе отчет в существовании этой проблемы, такие армии часто старались компенсировать солдатам психологический дискомфорт снабжением тех мелкими предметами личного потребления; вспомним пиво со льдом, которое доставляли на вертолетах американским подразделениям, сражавшимся во вьетнамских джунглях, и еще более нелепый пример с передвижными банками, которые сопровождали израильские войска в Ливане. Однако никакие блага не могут перевесить тот неумолимый факт, что борьба со слабым противником унижает того, кто ее ведет, и, таким образом, лишает оснований саму цель этой борьбы. Тот, кто уступает слабому сопернику, — проигрывает; и тот, кто одерживает победу над ним, — тоже проигрывает. В таком предприятии не может быть ни выгоды, ни чести. Если действия по подавлению явно слабого противника повторяются достаточно регулярно, то с неизбежностью смены дня и ночи настает момент, когда все это военное предприятие терпит крах.