– Я себя сам в обиду не дам! – Пантелеймон сбросил руку верзилы с плеча. – А зовут меня Пантелеймон! Советую запомнить…

– Ах ты! – парень снова схватил Пантелеймон за плечо, но на этот раз – со злобой. И замахнулся второй рукой, сжатой в кулак.

И очутился на полу, с вывернутой за спину рукой. Вторая продолжала сжимать кулак.

Все оторопели.

– Сила? – робко произнёс кто-то.

– Сила, сила, – ответил Пантелеймон. – Но добрая…

И действительно, парнище встал с пола… улыбаясь.

– Как ты меня крутанул! – удивлённо протянул он и подал Пантелеймону руку: – Извиняй, Пантелей…мон. Меня зовут Плавис.

– Да чего уж… – дёрнул плечом Пантелеймон. – Всегда пожалуйста.

– На помывку! – послышалась команда усатого старшего.

Серёжка опасался за шарики: как-то они перенесут приключения? Если это детёныши Воздушного, Водяного и Земляного существ, не загнутся ли без питания? За Дракончика он почему-то не опасался: тому, похоже, хватало солнечного света. И он постоянно сидел у Серёжки за ухом или на бандане, греясь на солнышке. Странно, что никто его не заметил. Впрочем, здесь многие ребята носили пёстрые повязки на головах, и, наверное, привыкли к разноцветью, поэтому и не обращали внимания.

А вот за жизнь и здоровье Воздушного, Водяного и Земляного Серёжка переживал. Бутылочки, купленные в таверне, были опустошены в первый же вечер: шарики намертво присосались к ним и опорожнили в один присест. А теперь приближался очередной вечер и, может быть, необходимость следующего кормления?

Серёжка вспомнил, как кормил белых мышей в зооуголке: мыши ели охотно, раз пять в день. Но, разумеется, не росли так быстро.

А шарики выросли. И перестали выглядеть шариками: превратились в миниатюрные грозди мелких пузырьчиков. Если такими темпами дело пойдёт и далее, скоро они не поместятся в карманах. И тогда их увидят все. А как отнесутся к Воздушному, Водяному и Земляному существам солдаты, офицеры, и, главное, мальчишки, Серёжка не знал. Да, это существа из их мира, да, Лессчик ходил со своим Воздушным в горы – кстати, куда тот с тех пор задевался? – но никто из окружающих не гуляет ни со своим Воздушным, ни с Водным, ни, тем более, с Земляным. Или не у каждого они имеются? Надо спросить у Лессчика. Правда, при обыске их не отобрали, но это, должно быть, потому, что искали оружие. А что будет дальше – неясно.

А пока, сняв в помывочной рубашку, Серёжка осторожно вынул из карманов своих питомцев. Пожалуй, только Земляной выглядел несколько присохшим, остальные упруго пружинились и чувствовали себя, судя по всему, неплохо.

Но когда Серёжка капнул на Земляного несколько капель воды, справедливо рассудив, что это ему не помешает, тот также ожил и закопошился. Ну а Водяной от воды просто расцвёл. Правда, пришлось поливать его холодной водой, от чего Серёжка несколько продрог. Но затем отложил Водяного в сторону и пустил горячую воду, чтобы согреться.

Воздушный же, похоже, начал и сам отыскивать пропитание везде, где имелся воздух. Подумав так, Серёжка опустил Земляного на земляной пол душевой, благо выбрал место у самой стенки, чтобы никто не мешал. Пусть попользуется тем, что найдёт.

Помывшихся новобранцев переодевали в новёхонькую тёмно-зелёную форму: жёсткую гимнастёрку с большими накладными карманами, и широченные штаны-галифе.

Старшина опытным взглядом оценивал комплекцию новичка и наугад выдёргивал из пачек обмундирование.

– Если кому не подходит – меняйтесь между собой! – пробасил он. – А если ничего подходящего не найдёте – обращайтесь ко мне!

Отойдя в сторонку, Серёжка осторожно рассовал питомцев по объёмистым карманам гимнастёрки. Там им будет посвободнее, чем в рубашечных карманчиках.

И всё равно: оставаться здесь надолго не имело смысла. В самом деле: не собирались же они становиться солдатами в чужом мире? Нет, Пантелеймон, может, и думал стать солдатом – у него отец военный, – а он, Серёжка, хотел сделаться биологом. Эта мечта появилась у него в далёком детстве, лет в шесть, когда он услышал от бабушки о пользе муравьиной кислоты. Бабушку мучил радикулит, и кто-то посоветовал ей растираться муравьиным спиртом. Или обложить больное место живыми муравьями.

Вот тогда-то Серёжка и заявил, что, когда станет большим, то станет биологом, и вырастит муравья величиной с лошадь. Или с корову. И чтобы тот доился муравьиным спиртом. Тогда бы на всех болящих хватило… С него потом долго смеялись. Но мечту он всё равно не забыл, несмотря на насмешки.

Переодевшись и выйдя во двор, Серёжка обомлел: и Лессчик и Пантелеймон исчезли. Мало того: исчезли и все остальные мальчишки, с которыми он ехал в фуре.

Вместо них по двору бродили абсолютно одинаковые фигуры в тёмно-зелёном солдатском обмундировании. Старые знакомые не узнавали друг друга и поминутно удивлялись произошедшим с ними переменам.

Заметив мелькнувшее среди зелени одежды знакомое лицо, Серёжка бросился к нему:

– Пантелеймон, ты?

– Я, конечно… А кто это? Ой, Серёга, прости, я тебя не узнал!

– Ну, конечно, меня же постригли, – смущённо произнёс Серёжка. – Это ты как был стриженым, так и остался. Тебя узнать легче.

– А я – Лессчик! – слева высунулась из воротника улыбающаяся мордочка. – Узнаёте?

– Да, тебя трудно узнать без твоих лохмотьев! – признался Пантелеймон.

Лессчик задумался и посерьёзнел.

– Чего ты? – спросил его Пантелеймон.

– Да… одели, помыли, накормят… – произнёс Лессчик.

– Думаешь остаться в солдатах?

– А как же Сила? – напомнил Серёжка.

– Да, Сила… Нет, я пока не знаю: оставаться ли?

– Вот когда придётся воевать – узнаешь, – пригрозил Серёжка. – Да ещё если когда ранят… а то и убьют.

– Ну, если убьют, тогда точно останешься, – хладнокровно заметил Пантелеймон.

– Ладно, посмотрим, – уклончиво произнёс Лессчик.

– А как же твоя мечта о мирах без магов? – напомнил Пантелеймон.

– А есть ли такие? – вздохнул Лессчик.

– Есть! И мы тебе их покажем! По крайней мере, один, – пообещал Пантелеймон.

– Тогда я с вами! – чуть не выкрикнул Лессчик.

– Да, слушай, – вспомнил Серёжка, пощупав нагрудный карман гимнастёрки. – А где твой Воздушный? И почему ни у кого из солдат нет ни Воздушных, ни Водных, ни Земляных?

– Да потому, что в армии их нет и быть не может!

– Почему?

– Здесь стреляют, – хмуро пояснил Лессчик. – А существа Четырёх Стихий очень хрупкие. Они опасаются… за своё существование.

– Четырёх стихий? – удивился Серёжка.

– Ну да, – поднял на него глаза Лессчик. – Земля, воздух, огонь и вода. У тебя ведь все они есть?

– Да-да, – успокоил его Серёжка. А сам подумал, что здешних Огненных он пока что не видел. Да и остальных – кроме Воздушного, конечно, – тоже. Земляной не в счёт: его рассмотреть не удалось в темноте. А Дракончик – наверняка не из этого мира. Если… если только все переходы не открывались в один и тот же мир, то есть этот же самый. И тогда тот, кого он зовёт Дракончиком – на самом деле такой же огненный шарик, как и все остальные. Просто кажется шариком с язычками пламени…

Но в глубине души Серёжка чувствовал, что это не так. Дракончик – это дракончик. У него есть и хвостик, и лапки, и голова. А вовсе не отдельные язычки пламени!

– На пожрать! – скомандовал старшина. – Строиться!

«На пожрать» строились с удовольствием. Даже подравнялись и втянули животы. Или они втянулись сами – от голода.

Рассаживались строго по двойкам – как скомандовал старший – и потому Лессчик оказался за соседним столом.

– Запомните ваши места! – вещал старший. – Отныне, где бы вы ни находились, в каком бы гарнизоне ни служили, всегда будете сидеть только так!

У Пантелеймона при раздаче упала ложка, и он нырнул под стол.

Вылез слегка смущённый, но удивлённый и обрадованный.

– Что там? – шепнул догадавшийся Серёжка. – Проход?

– Да, – так же шёпотом ответил Пантелеймон. – Прямо в столешнице, снизу. Нам повезло!