«Ты сегодня оправдала затраты, — прошептала ей на ухо мисс Чжу, — на твои вязаные босоны». Она оглянулась и кивнула. Маленький ящик для документов, инкрустированный перламутром корейский комод с откидной верхней дверцей — все блестело. В этом мире не было ничего такого, что нельзя было бы вытерпеть, и нет ничего такого, на что нельзя было бы взглянуть. Путь кисэн — одновременно быть загадочной и открытой, сердечной и зловредной, коварной и откровенной, вежливой и бесцеремонной, чуткой и бездушной…

После рюмки вина, предложенной гостем, схватив его руку, мисс Мин страстно прошептала:

— Господин, пройдемте ко мне.

Мужчина, боясь, как бы ее настроение не изменилось, быстро встал и, важно шагая, пошел вслед за ней, а председатель Юн долго хохотал ему вслед:

— Ха-ха-ха, нет, вы, пожалуйста, посмотрите, как он благородно себя ведет.

У этого мужчины все части тела были маленькими, узкими и тонкими. Обычно у того, у кого узкий нос или тонкие плечи, была какая-то утонченность, а у него даже этого не было. О нем сказали, что он «бестактный книжный червь». Вначале он придирался к тому, что кисэн слишком молода или стара, но стоило им войти в комнату, как у него было только одно желание: заставить ее остаться на всю ночь. Несчастная его жена, наверное, по ночам, раздвинув ноги, считала узоры на потолке. Полагая, что у них сексуальная несовместимость, он, вероятно, довольно часто упрекал в этом свою безгрешную, несчастную жену. «Но какой будет толк от того, если человеку, не умеющему играть, преподнесут редкостный и драгоценный музыкальный инструмент?» — подумала мисс Мин, глядя на его невзрачный вид. Возможно, что именно по этой причине кисэны больше любили плейбоев и любителей поволочиться за юбками. Эти-то уж как минимум знали, что надо сделать, чтобы доставить женщине удовольствие. Они умели обращаться с ней, могли проявить заботу о ней.

Она, словно мать, обнимающая своего сына, широко раскрыла руки и прижала его к груди. Он, у кого, как она успела заметить, была белая и мягкая кожа, засуетился. «Он как малыш, — мелькнуло в голове, и она невольно улыбнулась, — который, еще не научившись ходить, захотел бежать на сто метров».

Руки древних кисэн, словно очиток ранней весной, протянувший свои корни, высунулись рядом с ее рукой и стали похлопывать его узкую спину. «Прошу вас, не делайте так, — попросила она их, — он ведь мой гость». Размахивая руками, отталкивая надоедливые руки древних кисэн, она обнимала его слегка влажную, с проступившими каплями пота, спину. Это была ночь без звезд и луны. Ночь, в которой шел мелкий моросящий дождь и промокшая сова резко ухала глухим и хриплым голосом в бамбуковой роще.

После того как выпал дождь, солнце палило так, что, казалось, снимается кожа. Небольшой фонтанчик в пруду сада, весело журча, выпускал струю воды, похожую на струйку мочи маленького мальчика. В воздухе летали подёнки, образовывая черные рои. В пруду вяло плавали светло-зеленые водоросли и несколько золотых рыбок. Когда вынесли матрац, который стелили в прошедшую ночь, и бросили его в большой резиновый таз, испуганные рыбки, юркнув, спрятались в водорослях. Даже «трава ангелов» на газоне, у которой росли мелкие цветы, сникла от жары. Мисс Мин, у которой лицо потемнело, словно измазанное в жидкой грязи, съежившись, села на край пруда.

— Поздно проснулась, — игриво сказала ей мисс Чжу, подмигнув. — Вчерашний мужчина профан, верно? Только шумел громко, а так профан, верно? — она снова подмигнула ей. — В сексуальном плане он полный лох, да?

— Сестра, ты хорошо его знаешь, хотя и не спала с ним.

— Вообще-то такие, как он, всегда таковы, — сказала мисс Чжу голосом профессионала в делах любви. — Он мужчина с мелкой душой, который, несмотря на то, что вызывает проблемы, не может улаживать дела. И все же думаю, что такой лучше, чем тот, который не дает тебе уснуть, жалея о сумме, данной за обслуживание. В любом случае — ты молодец! — тут она снова подмигнула. — Ну, выбирай, что нравится, и пей!

На протянутом подносе была банка зеленого чая, покрытая прозрачными холодными капельками воды, банка с кофе и упаковка йогурта. Когда мисс Мин взяла банку с кофе, та, возможно, потому, что долго пролежала в холодильнике, плотно приклеилась к ладони.

— Позавтракала?

— Нет, я чуть позже поем.

— Ну, как хочешь. А мне надо тело размять. Незаметно наросший жир, словно мелкий воришка, съедает сердце кисэн.

Надев хансам — платье с длинными нарукавниками и стоя на деревянном полу главного дома, она, как всегда, усердно занималась.

— Эй, там, — громко крикнула она, обернувшись в сторону комнаты под названием «Орхидея», — поставьте мне песню, чтобы я могла потренироваться!

Сентиментально-печальная песня, словно ждала этой просьбы, сразу начала просачиваться за дверь.

Вначале грубый, шершавый, голос, прокашлявшись, сразу нашел свое место. Два отдельных голоса — один грубый, поднимавшийся вверх, другой — чистый, опускавшийся вниз, сливались в одно целое, и мисс Чжу, следуя за песней, изящно поворачивая шею, начала плавно двигаться. Ее тело, плывшее по воздуху, неторопливо следуя за мелодией, перешло в теневую часть зала и, приподняв лишь белый подол хансама, словно парило над полом. Когда один конец подола рассекал воздух, другой взмывал вверх, резко ударяемый пальцами рук, наполняясь воздухом, и упруго натягивался. Когда она махала нарукавниками, то они, то складываясь, то снова раскрываясь, казалось, превращались в крылья, а она сама, словно птица, резко, с шумом взлетала над полом, распрямляя их. Туго, с силой натянутые подолы платья, нарукавники, выброшенные в воздух, бессильно свисая, незаметно превратившись в цветы, с трепетом, кружась, падали вниз.

Когда мисс Мин смотрела на изгибавшиеся протянутые руки мисс Чжу, то у нее внезапно затряслись плечи. Беспокойство о будущем, царапавшее душу, бесследно исчезло, было весело оттого, что неловкие ноги, пытаясь идти по линии из крайне неудобного положения, желали взлететь на небо. Когда пульс у нее участился настолько, что она встала, чтобы присоединиться к мисс Чжу, на деревянный пол поднялась Табакне и прервала танец, обратившись к мисс Чжу:

— Хватит, пятки сотрете. Вы даже танцуете кокетливо. Вы достаточно потанцевали. Идите сюда, сядьте и посмотрите, что вам прислала Харуко из Японии.

— Правда, это от тетушки Харуко? — хором воскликнули девушки.

Мисс Чжу, мгновенно навострившая уши, забыв обо всем на свете, подбежала к ней. Певицы-кисэны, прекратив петь, тоже вышли из комнаты.

— В прошлый раз она приехала с пустыми руками, поэтому, извиняясь, прислала всем подарки, — сказала Табакне, оглядывая девушек. — Это ведь кошельки от Гуччи, верно? Дорогие, наверное, зачем она послала их? — ворчала она, придирчиво рассматривая их. — У вас сегодня счастливый день. Недаром ведь говорят, что тень от горы Суянсан тянется на 80 ли до района Кандон. Нет, все-таки хорошо, когда есть преуспевающая кисэн.

Все кисэны заволновались. Взяв кошельки, они рассматривали их со всех сторон, обмениваясь ими между собой. Мисс Чжу, которая суетилась больше всех, взяв кошелек и скромно опустив глаза, сказала:

— Бабушка, я тоже стану «человеком с множеством ящиков». Я обязательно стану! Как вы думаете, если я буду танцевать, пока не сотрутся пятки, смогу ли стать таким человеком?

— Мисс Чжу, — не глядя на нее, ответила Табакне, продолжая рассматривать кошельки, — я думаю, что ты Когда-нибудь могла бы стать такой, но из-за твоего вредного характера вряд ли станешь.

— Ба-а-бу-у-шка! — сказала мисс Чжу, обидчиво скривив губы.

— Надо использовать свои способности, — сказала Табакне, не обращая внимания на ее обиду. — Разве кто-то сказал, что ты не сможешь? Я же просто сказала «вряд ли». Вам, живущим в такие хорошие времена, как сегодня, сколько ни говори, все равно не понять. Знаешь ли ты, например, какими страшными были в свое время слова «послать артиста за границу». Сама Харуко родом из уезда Кымсан, — сказала Табакне и подняла глаза на мисс Чжу. — Она чуть что лила слезы, поэтому мы прозвали ее «кымсанская плакса». Ну кто бы мог предположить, что эта «плакса» станет исполнять роль моста в установлении дружбы между двумя городами — корейским Кымсаном и японским Кобэ? Когда она, совсем юной, словно проданная рабыня в неволе, пила воду в чужой стране, временами ей было Так тяжело, что казалось, сердце разорвется. Если бы она хорошо говорила по-японски, то могла бы хотя бы кому-то пожаловаться, — сказала грустно Табакне и вздохнула. — Как, например, может выглядеть пятка Харуко, которая шаг за шагом дошла до сегодняшнего дня? Оттого что на ее ногах лопались волдыри, возможно, не было ни одного дня, когда она не проливала бы кровь, хотя сейчас они выглядят красиво и благородно, — сказала Табакне, оглядывая всех своими впалыми глазами.