Ну и, хоть и попутно, для решения главной задачи насущно необходимо, чтобы никто никогда не мог напомнить: у капитализма был мощный и перспективный, качественно своеобразный конкурент. Хоть и со своими тараканами.

Фактически единственное, что может отодвинуть окончательное самоотравление капитализма продуктами собственного метаболизма в замкнутом объеме — это превращение России и ее ближнего зарубежья в безропотный даже не столько сырьевой придаток, сколько питомник пушечного мяса и пространство сбыта того, что уже на фиг никому не нужно.

Такое превращение лет на двадцать решило бы обе насущнейшие проблемы: есть, кого гнать на иранские и китайские пулеметы и есть, кто будет покупать растущие горы просроченного изобилия. А за эти двадцать лет передовая американская наука, наполовину состоящая из перекачанных туда чужих мозгов, создаст, авось, силы и средства надежной зомбификации людей — и тогда все сложности мировой олигархии будут окончательно преодолены. Успехи наук о человеке сейчас таковы, что нужно еще каких-то два-три десятка лет — и с человеком можно будет делать, что угодно. Во имя демократии и общечеловеческих ценностей, разумеется. Человек даже не заметит. Будет свободен и счастлив. Будет крутиться и вертеться посреди все более дорогого, все более хлопотного и все более бесчеловечного рая. Будет, как говаривал Хасс в незабвенном «Мертвом сезоне», «рад оттого, что солнце светит, что помидор красный, что днем он получит миску горохового супа, а ночью женщину». Не беда, что тогда человечеству придет конец (ведь тут-то и распахнется главная пропасть — полное отсутствие перспективы). Важно, что особняки в Беверли-Хиллз на некоторое время станут еще роскошнее.

Не верится? Но, в конце концов, дрессированность населения в цивилизованных странах уже сейчас, безо всяких высокотехнологичных ухищрений, возросла за каких-то полвека ошеломляюще. Вспомните, как протестовал народ по всей Америке и по всей Европе против войны во Вьетнаме. А против бомбежек Сербии или Ливии вышел хоть один интеллектуал? Хоть один гуманист? Хоть один трудящийся с чувством классовой солидарности? Нет. Все, кто не остался и вовсе равнодушен, твердили: «Пра-авильное решение!»

Того, что происходит, куда мир идет, нормальные простые люди ТАМ сейчас тоже не понимают. Мы сейчас говорим не о славных американских работягах. И не о тех, кто исповедуя Христа или еще кого, с искренним состраданием едут из Мэна, скажем, в Африку учить и лечить людей, есть ведь и такие. Есть даже такие, кто совершенно искренне сочувствует русским и из самых лучших побуждений долбит: «Вам не хватает свободы».

Мы говорим о государственной политике, к выработке которой эти добряки не имеют ни малейшего касательства. Государственная политика всегда предельно эгоистична. Альтруизма она позволить себе не может — не за тем люди берут власть, ведь при власти они ОТВЕЧАЮТ ЗА СВОЮ СТРАНУ. Политика всякого нормального государства направлена на защиту интересов этого государства. Горбачевых в Америке нет и не будет, там люди знают, почем фунт лиха, за счастливое пионерское детство им благодарить некого. Только этот юродивый, мог, когда его уже вынесли из Кремля, звонить Бушу и просить его помочь новой России. Не оставить ее, так сказать, без мудрого совета и отеческой заботы[41]. И уже настолько совесть растерял, что до сих пор не способен угомониться и через западные СМИ учит нас, как управлять Россией. Разумеется, превознося по возможности свой богатый в этом деле опыт. «Вот при мне была гласность, демократия и развитие в правильном направлении, а у вас что?»

Но это к слову, а мы про ихнюю внешнюю политику.

Полная дебилизация населения и полное отсутствие собственного производства — вот что им от нас надо.

Как ни странно, нашим олигархам надо от нас то же самое.

Во-первых, потому, что перепродавать по сто раз то, что где-то произвели другие, гораздо легче и в краткосрочной перспективе выгоднее — поэтому наш капитализм не продуктивен, а спекулятивен. Я просто по рассказам капиталистов-друзей знаю, насколько белыми воронами являются у нас те, кто пытается именно что-то ПРОИЗВОДИТЬ.

И во-вторых, чтобы не вякал тут никто о светлом будущем, о великом прошлом, а главное, о том, что есть в жизни настоящие человеческие радости, испытать которые — страшно подумать! — вполне можно без экстази и без энергетических дринков, а просто ЧТО-ТО ПОЛЕЗНОЕ И НОВОЕ СДЕЛАВ. Все люди, которые это помнят, понимают и знают, должны вымереть. Такие персонажи — как песок в их колесах.

Третье.

Есть такая штука: система сдержек и противовесов. На ней всегда держится любая мало-мальски процветающая стабильность.

Я очень плохо отношусь к чиновникам. Кто читал меня — это знает, я им спуску не давал ни на теоретическом уровне, ни на публицистическом. Да, они срастаются с олигархами, да, они тоже норовят стибрить и слинять, да, они тоже презирают народ. Но тем не менее ныне это ЕДИНСТВЕННАЯ АЛЬТЕРНАТИВА ОЛИГАРХАМ, единственный их соперник внутри страны. Это единственная сила, которая до сих пор требует от олигархов хоть что-то самим производить. Которая хоть как-то не дает толстосумам стать людоедами. Которая осчастливливает нас не наглыми ваучерами, не завораживающими обещаниями пересадить всех депутатов на отечественные автомобили, не предложениями по типу Явлинского — раздать матерям-одиночкам пустующие земли (наверное, где-нибудь близ Таймыра, потому что ближе нету) и тем решить все их проблемы. Нет. А время от времени кидает пусть с перепугу, пусть под нашим давлением (а это и во всем мире так), пусть жалкие, унизительные, однако — РЕАЛЬНЫЕ подачки.

Вот такие у нас сейчас злосчастные сдержки и противовесы. Других просто нет. Хрен редьки не слишком слаще — но дело в том, что они в какой-то степени все же уравновешивают друг друга в нашем пайковом рационе. Только пока члены этой сладкой парочки не дают один другому стать полновластной силой, мы еще можем как-то на них воздействовать.

Не имеющие альтернативы ставленники аппарата у нас уже царили — при Союзе. Получилось нехорошо. В стране остались только умные нищие энтузиасты и тупые разжиревшие управленцы. Некоторые элементы свободы затем возникли лишь потому, что власть распалась на две основные силы — наследников этих разжиревших управленцев, то есть нынешнее чиновничество, и нуворишей, разжиревших бандюков.

Интересы этих двух, при всем их сходстве, совпадают не полностью.

Чиновникам страна все-таки нужна — без нее им будет нечем править и тем самым не с чего кормиться. Олигархам страна не нужна вообще. Их прокорм с другого угодья.

Как только у нас придет к власти проводник воли олигархов — снова исчезнет единственная возможность маневрирования. Исчезнет последнее препятствие к тому, чтобы в стране остались только барыги и их холуи. Крезы и их прислуга. Бандиты в законе и их шестерки. Остаткам нищих энтузиастов, которые двигали страну при социализме и по инерции продолжают еще плохо-бедно двигать ее сейчас, места окончательно не станет.

Однако именно такая Россия как нельзя лучше устраивает систему развитого капитализма.

Отсюда — четвертое.

В ответе на одно из писем я недавно сформулировал простенькое такое правило, на уровне «правила буравчика» из школьного курса физики — и повторю его сейчас.

Если одолели сомнения, если все властные рожи кажутся одинаково мерзкими, если хочется уже просто хоть каких-нибудь, только бы перемен, если чьи-то беспочвенные, но сладкие обещания кажутся соблазнительнее горьких, но неминуемых перспектив, перед тем, как что-то решать, просто посмотрите вокруг.

Последние годы неопровержимо доказали хотя бы одно. Если от кого-то пахнет Госдепом — пусть этот кто-то трижды хороший музыкант или писатель, — в политике от него надо шарахаться, будто от запаха серы. Если американцы что-то у нас хвалят, значит, это «что-то» — мина замедленного действия. Если американцы у нас кого-то поддерживают — значит, это очередной могильщик нашей страны. Если американцы что-то нам советуют или чего-то от нас требуют — надо по мере сил поступать наоборот. Если тот или иной наш чиновник, хоть самый высший, при всех своих недостатках и при всей, кстати, ограниченности своих возможностей не дает звездно-полосатым тут развернуться, надо его в этом поддерживать. Ведь так просто.