Я не брался за наркоту, потому что боялся, что в реальном мире может случиться что-то необычное, а я не увижу этого… Не хотел подменять миры…
Чего же ты ждал, что ты хотел увидеть?
За аэродромами есть вымершие леса, сухие деревья. Я иногда ночевал там. Знаю одно дерево, на котором кто-то вырезал два имени. Их нет, а имена остались. Я бы так не сделал. Зачем пустоте имена?
О чем ты думал, скитаясь один по мертвым лесам? От чего пытался избавиться и что нашел?
Мне иногда снились нормальные сны, особенно в детстве. По-моему, в какой-то больнице была женщина, которая со мной играла, что ли… не помню точно. Но она мне снилась потом. Не лицо, а голос.
Лучшее твое воспоминание?
И еще… По-моему, я себя обманул. Или я ничего не понимаю или в нем я любил тот мир, который он видел… Не могу сказать точно, но с недавнего времени я начал сомневаться.
Тори. Успею ли я получить за него деньги? И смогу ли завысить цену? А главное — не ускорится ли процесс самоликвидации Арина снова? Еще один такой скачок, и, скорее всего, он умрет мгновенно.
Я так ничего и не сделал. Я не смог справиться с собой. Я животное, которое добилось только осознания смерти.
Скай повернулся, притянул его ближе, нашел губами теплые губы, положил ладонь на его затылок:
Что ты у меня спросить хотел?
Арин закрыл глаза, тепло и нежно скользнул языком по его шее:
Ты только мне больно не делай.
Скай внимательно посмотрел на него, на влажную полоску на приоткрытых губах, на опущенные пушистые темные ресницы:
Хорошо.
Какие бы ни были шансы дать ему возможность прожить дольше, но тело его сейчас пропитано мягкой, ощутимой обреченностью, и оттого прикасаться к нему можно только так — осторожно, чертя кончиками пальцев по тонким свежим шрамам на подтянутом животе, по нежной коже сосков и узким бедрам. И целовать его можно только так — мягко, встречая движениями языка его движения, прижимая к себе гибкое тело.
И желать его можно только так, как желают самое необходимое, нужное, без чего невозможно дышать.
Отступает тьма, остается лишь выжидающий свет карих, усталых глаз, слова становятся лишними, они ему не помогут. Болью, сладко-мучительной, отдаются в душе его стоны, звук сбившегося дыхания.
В нем еще живет страх — он не может пойти навстречу сразу, приходится долго успокаивающе гладить его живот, грудь, руки, сдерживаясь, зная, что он возбужден, но инстинктивно защищается, боится.
Но эта задержка не мешает, наоборот, приятно ощущать его гладкую кожу, линии мышц, приятно видеть дрожащие ресницы и россыпь ярких повлажневших волос на светлой коже лба.
Угасающее тепло жизни, трогательная, отчаянная нежность, неосознанное доверие, искристые капельки слез.
Так поздно пришедшее к нему желание любви.
Арин вдруг отстранился, улыбнулся:
Да сделай же ты со мной что-нибудь… мне сейчас нужно.
Тогда прекрати сжимать колени.
Арин опустил глаза вниз, коснулся пальцами груди Ская:
Сам не понимаю, что мне мешает.
Я приблизительно понимаю, что тебе мешает, — признался Скай. — И не знаю, что с этим делать.
Арин недовольно поморщился:
Я себя чувствую девственником.
Ты себе льстишь, — отозвался Скай. — Ты просто научился нормально реагировать на боль.
Он почувствовал, как под его руками дрогнули узкие плечи, провел ладонью ниже, коснувшись возбужденного члена, подался назад, коснулся губами крепко сведенных колен.
Арин чуть расслабился, приподнялся, позволив положить руку под свою спину, сжал зубы, почувствовав ласкающую влажность языка, прошедшегося по чуткой коже внутренней стороны бедер.
Скай развел его ноги, осторожно, но настойчиво; потянул ладонь из-под его спины, провел пальцами по жаркой впадинке между ягодиц, услышал несдержанный, громкий стон:
Все?
Иди ты… — резковато бросил Арин. — Я тебя хочу, и так ясно.
Скай наклонил голову, сдержал улыбку, снова коснулся языком округлого колена, нажал пальцами, заставляя растянуться тугие мышцы, заставив Арина приподняться, вцепившись руками в его плечи.
Арин прижался к его груди головой, застонал.
Скай почувствовал теплое дыхание на своей коже, обнял его крепко и замер, давая ему возможность двигаться самому.
Медленно, нерешительно, сжимая зубы, Арин опустился ниже так, чтобы головка члена Ская уперлась в приоткрывшуюся дырочку, помедлил, задыхаясь, развел бедра, разрешая ему проникнуть глубже.
Больно? — спросил Скай, сдерживая сбившееся дыхание.
Арин мотнул головой:
Да все равно.
Тогда осторожно, стараясь не делать лишних движений, Скай уложил его спиной на кровать, поставил руки по обе стороны его головы, качнулся вперед, глядя в затуманенные, широко раскрытые карие глаза:
Шлюха ты чертова, неисправимая, — мягко сказал он.
Очень вовремя, — с трудом проговорил Арин. — Спасибо за комплимент.
Ночная тьма сменилась легким прозрачным дымчатым светом утра, смешивающиеся звуки тяжелого дыхания пропитали этот робкий свет насквозь, растворяясь, тая, Разметались и исчезли ночные призраки, погас монитор, свет лежащего на столе датчика мерцал приглушенно, лишь быстрый бег цифр напоминал о том, что его владелец еще жив.
Арин на мгновения забыл о ломких цифрах на экранчике прибора, забыл, выгнувшись в сильных руках Ская, царапнув его спину, оставив на ней яркие алые полосы, застонав в голос.
Теплые судорожные волны накрыли его с головой, перед глазами метнулась рассыпающаяся на искорки пелена, и лишь потом он почувствовал ласковые губы на своих губах и, приподняв руку, осторожно провел пальцами по татуировке на виске Ская, очертив четкие линии посеребренного скорпиона.
Скай приподнялся, лег на спину, притянул Арина к себе:
Знаешь, что я хочу?
Сигареты еще есть.
Верно мыслишь.
Арин поднялся с кровати, прошел по комнате, взял со стола пачку сигарет, остановился, глядя на лежащий рядом датчик.
Скай сквозь прикрытые ресницы посмотрел на его побледневшее лицо, позвал:
Арин.
Арин перевернул датчик, вернулся на кровать, вытащил сигарету, крепко прижал фильтр губами, закурил.
Скай некоторое время молча наблюдал за ним, скользя взглядом по хитросплетению угловатых сиреневых узоров, бегущих от виска к скуле.
Ты обещал мне странные вещи, — сказал он наконец, забирая у Арина сигарету.
Я все странное уже и сказал, и сделал, — огрызнулся Арин. — Куда дальше? И, к тому же, я черт те что говорил, просто не в себе был от этого датчика. Это прошло.
Скай приподнялся, затушил окурок в пепельнице, лег обратно, обнял его за плечи:
Дрянь ты мелкая, — лениво сказал он. — Но я тебя люблю.
Утром Лия, не найдя Арина в комнате, быстро определила, где он может быть, так и не решив для себя, хорошо это или плохо, заглянула к Скаю. Увидела прикрытые ресницы Арина и его спокойное лицо, свежие припухшие царапины на спине Ская и то, как властно, словно защищая, сомкнул он руки вокруг плеч подростка, закрыла дверь и остановилась в коридоре, раздумывая.
Потом улыбнулась снисходительно и пошла прочь, стараясь не стучать каблуками по пластиковому покрытию пола.
Когда Арин проснулся, Ская рядом уже не было. Жалюзи были открыты, и сквозь окно струился мягкий серебристый свет, выключенный компьютер тревожно мигал зеленым огоньком.
Арин поднялся, сбросил тонкое одеяло, прижал ладонь к ноющему боку, поморщился.
Ага, — мрачно сказала вошедшая Лия. — Болит. Иди сюда, сволочь. Тебе кто разрешал?
Я еще разрешения должен спрашивать? — огрызнулся Арин, ища глазами зажигалку.
Было бы неплохо! — ответила Лия. — Если бы ты знал, сколько у тебя швов, ты бы письменные заявки мне писал по этому поводу.
Мне уже все равно, — ответил Арин, протягивая руку. — Дай зажигалку.
Ладно тебе, — примирительно сказала Лия, подходя к окну, поднимая жалюзи выше. — Раз в процессе не сдох, значит, положенное тебе отживешь, — она вдруг остановилась, темные глаза посерьезнели.