Вытирая руки тряпкой, он представился:

Тони. Я так и понял, что это ты. Ни хрена себе ты дел наворотил… Менты с ума сходят. Знаешь хоть, чем все кончилось?

Нет, — нетерпеливо ответил Скай, — и знать не хочу.

Тони взглянул в серые непроницаемые глаза, кивнул:

Загоняй тачку, я сейчас открою ворота.

Через несколько минут, опытным взглядом оценив повреждения, механик хлопнул ладонью по искореженному крылу "пежо":

Три дня. Перекрасить и перебить номера — херня. А вот все остальное… Так что, три дня.

Три часа, — сказал Скай.

Тони поднял на него умные, удивленные глаза, провел рукой по взъерошенным волосам:

Ты и вправду псих. Никто тебе такого за три часа не сделает. Не паникуй. Все обойдется, три дня — можно перекантоваться.

Скай выдернул из сумки, пристегнутой к ремню, карту свободной передачи, протянул Тони.

Тот глянул на бегущие по карте тонкие полоски цифр, помедлил, но все же отрицательно качнул головой.

Я здесь один, я не успею, как бы ни старался. Ну, два дня.

Ты один на всю мастерскую?

Да нет… Просто собрать ребят сейчас практически невозможно, сам понимаешь… К такой спешке никто не готов, и вряд ли возможно как-то это сейчас решить. Не знаю… Благодаря тебе на улице сейчас полно ментов, просто так рисковать никто не захочет. Не уверен, что деньги здесь помогут, — он не договорил, поднял голову и остановился, глядя поверх плеча Ская.

Скай развернулся и увидел в дверном проеме знакомую фигуру. Тот самый. Тот самый парень. Неизвестно, удача ли это или провал, но хоть какой-то сдвиг с показавшейся только что мертвой точки.

Макс, — неуверенно сказал Тони, — не знаю, что делать… Слышал полицейские сводки? А это, — он указал рукой на машину, — результат. За три часа этого не сделать, а…

Макс подошел к "пежо", провел ладонью по запыленному крылу, посмотрел на кончики пальцев, сказал задумчиво:

Хорошая тачка. Я в своей жизни такую видел только два раза. Как же ты ее так угрохал?

Он не только тачку угрохал, — мрачно сообщил Тони, — там еще два мента попали под раздачу.

Макс наклонился, опершись руками о крышу, оглядел салон:

Я не понял, ты что, трупы ментов потом с собой катал?

Нет, — раздраженно сказал Скай, — и это вообще не имеет никакого отношения к делу. Мне нужна моя машина через три часа. Целая и перекрашенная. И меня интересует, можешь ли ты это сделать.

Я-то могу, — медленно ответил Макс, глядя через затканное камуфляжным узором, сильное плечо в спокойные серые глаза. — Но вот почему-то именно для тебя мне этого делать не хочется.

Вот ты какой, солдат. Ну что ж, сыграем на твоих догадках. Раз такой умный.

Сыграем и поставим в тупик:

Если я тебе скажу, куда я тороплюсь, уверен, машина будет готова через час.

Макс выпрямился, закусил губу, прищурился, что-то обдумывая, потом спросил глухо:

Не проще ли мне отказаться и просто проследить за тобой? Взять на себя твои заботы?

Попробуй, — ответил Скай, — я залезу в машину, дерну в ближайший бордель и проведу там незабываемые несколько дней, пока меня не накроют и не увезут в колонию. Несколько дней, Макс, — он глазами указал на залитые кровью сидения.

На зататуированном лице невозможно было прочесть ни одной эмоции, а вот сверкнувшие металлическим блеском глаза уверили поисковика, что он на верном пути. Страшно, солдат? Давай же, действуй.

Макс потянулся к карману, вытащил телефон, не отводя глаз от Ская, проговорил в трубку:

Собрать всех. Пятнадцать минут до сбора. Если у кого будут проблемы с полицией, вытащу. Отбой.

Три часа, говоришь? — обратился он уже к Скаю, — Ты уверен?

Лучше быстрее, — признался Скай отходя, садясь на шипованную покрышку у стены ангара, устало прикрывая глаза.

Макс подошел ближе, сел рядом, вытащил из пачки сигарету, закурил, прикрыв ладонью огонек зажигалки:

Так все-таки это ты, — задумчиво сказал он, пряча зажигалку в карман.

Не я, — отозвался Скай, глядя в склоненное, неразборчивых из-за камуфляжной сети, черт лицо, — хотел спросить, как ты выжил? Я думал, с той войны не вернулся никто. Я видел людей, разрисовывающих себя ради попытки казаться круче, но не видел раньше настоящих солдат.

Не видел, не видишь сейчас и не увидишь.

Макс поднялся, загасил окурок, подошел к машине, открыл дверцу, вытащил из держателя за сиденьями автомат, вскинул его легким движением, вжал приклад в плечо, наклонил голову, ловя в перекрестье прицела фигуру у стены.

Тони опасливо отошел подальше и, услышав условный стук, пошел открывать ворота.

Гул голосов, громкий смех и ругань наполнили ангар. Заскрежетало железо, взвыли пилы, послышался металлический стук — люди принялись за работу, делая вид, что не замечают странной ситуации и ледяного спокойствия обоих: хозяина мастерской, все так же держащего палец на курке, и незнакомого им парня, который, наклонив голову, смотрит сейчас в глаза самой смерти.

Наконец, Макс расслабил руку, кинул оружие обратно в салон, потянулся, улыбнулся:

Тебе в какой цвет тачку перекрасить? В голубой?

Можешь на ней хоть самолично ромашки нарисовать, — отозвался Скай, переводя дыхание, — главное, чтобы во время уложился.

Уложусь, — посерьезнел Макс, — ребята, черный.

Следующий час они просидели молча. Скай — наблюдая, как возвращается к жизни его машина, Макс — облокотившись на стену, глядя прямо перед собой заледеневшими, задумчивыми, глазами.

А через полтора часа все было готово. Люди расступились, открывая взгляду сияющий новой краской новехонький "пежо".

Денег не надо, — прервал молчание Макс, — просто вали отсюда и побыстрей.

Скай кивнул, поднялся:

Спасибо, боец.

Макс досадливо поморщился, помолчал немного, спросил:

Куда?

Скай коснулся ладонью плеча.

Ясно. Все, я сделал все, что смог. Очередь за тобой. И учти, я приблизительно знаю, что тебе нужно, поэтому не думай, что отпускаю, веря в твои благородные намерения. Отпускаю я тебя по другой причине. Так что следи за своими поступками. Я предупредил.

Болит плечо. Интересно, почему? Будто свинец залили внутрь, режет и горит невыносимо, но…

"— Сколько ему, говоришь?

Пять лет.

Милое существо.

Холодные пальцы приподнимают меня за подбородок, я вижу чужое, длинное холеное лицо, но стараюсь не смотреть на него, я хочу видеть Хозяина, а это лицо его скрывает.

Мне сначала не понравился цвет его волос, но в питомнике быстро его перекрасили, когда поняли, что меня не устраивает.

А какой он был?

То ли лиловые, то ли бирюзовые волосы… Ярко, одним словом, некрасиво" Нет, все-таки интересно, почему я не чувствую своего тела, но точно знаю, что у меня болит плечо…

" — И что он из себя представляет?

Да что хочешь, то и представит.

Смех. Смех Хозяина. Значит, мне хорошо. Мне не нравится это чужое лицо и длинные холодные пальцы, гуляющие по моему телу, но Хозяин смеется, значит, все в порядке.

То есть, он не знает, что он человек?

Не знает. Да и зачем мне нужен человек? Я хотел животное и получил животное.

Не может такого быть, чтобы он совсем не соображал.

Третий голос. Но третьего человека я не вижу, потому что мне закрыли ладонью глаза, и холодные руки разводят мне ноги, потирая кожу между ягодиц.

Проверим?" Я начинаю вспоминать, почему болит плечо. Я хорошо помню этот день. Слишком хорошо помню этот день.

"— Проверим? Я готов поспорить. Вы не представляете, как им ломают психику в питомнике. С ним можно делать, что угодно, и он все равно будет одержим только любовью ко мне.

Это я понимаю. Любовь. Да, я люблю Хозяина.

Мне мешает неприятное ощущение внутри меня, давящее, грубое, мне мешает то, что меня заставляют открывать рот, проталкивая между губ горячий мокрый предмет. Но все в порядке, потому что я слышу голос Хозяина.