Как у некоторых ее детишек…
Она раньше вообще не знала, как ей надо реагировать. Один раз простояла десять минут, ожидая продолжения беседы. Вроде как-то невежливо было уходить… Теперь же, зная об этих странностях, она просто пошла дальше. Скорее всего, он и не вспомнит, что разговаривал с ней. Или вообще сочтет ее за явившееся внезапно привидение…
Последняя мысль ее рассмешила.
Она не выдержала и рассмеялась.
Когда вошла в комнату, она все еще улыбалась.
Дети еще спали, только маленькая Геля сидела, прижимая к груди кулачки. Несчастная, с встрепанными волосами и расширившимися от страха глазами.
Анна кинулась к ней, оглядываясь — где же нянечка? Значит, опять бросила малышей, и особенно Гелю, которой вечно мерещились кошмары, и что самое ужасное, эти кошмары бедняжка не могла рассказать. Она ведь не умела разговаривать. Долгое время ее вообще считали немой. Но Анне казалось, что Геля просто не хочет разговаривать.
— Геля, — прошептала Анна, прижимая девочку к себе и гладя ее по спутавшимся волосам. — Все в порядке… Ночь ушла, и страшное тоже ушло… Посмотри, солнышко появилось… Ну, успокойся же…
Все ее слова были только словами, Геля всегда могла увидеть что-то страшное, вне зависимости от времени суток.
Анна все гладила девочку по голове и отпустила ее только тогда, когда поняла: она успокоилась.
Стали просыпаться другие дети, да и зазвенел уже церковный колокол.
Вот и новый день, подумала Анна, погружаясь все глубже в привычную суету. Еще один день…
Почему-то ей вспомнилась «тантрическая» дива, и она горько усмехнулась.
Ни Геля, ни остальные дети в это пространство не вписывались. А куда они вообще вписывались, кроме этого маленького мирка, надежно отгороженного от любопытных и часто недобрых взглядов?
«Может быть, зла так много на земле потому, что мир несчастен?»
Он вспомнил про материнскую просьбу только во второй половине дня.
«Данила, тебе же там недалеко…»
— Вот кретин, — пробормотал он. — Ладно… Скажу ей, что не смог вырваться…
Он не хотел именно сейчас отрываться от работы. В конце концов, не часто выпадает хороший заработок. А эта машина была навороченная, и хозяин был навороченный, хоть и неприятный. Он предпочитал не смотреть в глаза этого нувориша. Странные были глаза. Как будто неживые… Один глаз, как казалось Даниле, вообще косил в сторону, точно этот тип постоянно находился в напряжении.
Но какое дело ему было до того, куда смотрят глаза его клиента? Да еще такого…
Руки были грязные, он вытер их тряпкой. Снова посмотрел на часы.
В принципе, надо сходить. Ничего не случится за полчаса…
Он уже почти закончил.
Может, ей и в самом деле станет легче, когда она нацепит этот медальон, подумал он. Странные они люди… То кричат на всех углах, что атеисты, а то начинают трепетать от страха и просить, чтобы ты принес им какой-то медальон с ликом Богородицы… Потому как тете Марусе такой помог!
Но в последнее время мать и правда плохо себя чувствовала. Кто знает, может, ей и в самом деле полегчает?
Он умылся, быстро переоделся в чистую одежду, запер гараж, проверил замки. Если с этим «мерсом» что-то случится, он вовеки не расплатится…
Ему снова вспомнились странные глаза хозяина, и он зло усмехнулся. Прямо бесовская рожа, подумал он. И почему такие приспосабливаются быстро, черт их разберет…
Пока шел по направлению к огромному супермаркету, где располагалась монастырская лавочка, он почти забыл об этом типе, предпочитая раздумывать совсем о других вещах. Например, ему почему-то пришла мысль, что его жизнь сгорает без всякого смысла, и он даже усмехнулся — иногда среди его косноязычия вдруг возникали странные мысли и образы, как будто посланные кем-то извне… Ну, Стивеном Дедалом, например. Как будто иногда думал совсем не он, а кто-то другой…
Он увидел ее сразу, как только вошел в зал. В самом конце. Рядом с той самой монастырской лавочкой в этом вертепе…
Его дыхание остановилось. Во всяком случае, ему показалось, что лучше уж в данный момент не дышать совсем. Чтобы не спугнуть. Так как она вообще непонятно что там делала. Ее просто не должно было там быть. Она же преспокойно запихивала в пакет свечи. Ему показалось, что этих свечей огромное количество и пакет непременно порвется. Зачем ей столько? У нее что, в квартире нет освещения? А потом он увидел, что она разговаривает с женщиной в черном так, будто они с ней сто лет знакомы. Она что-то сказала, и монахиня рассмеялась. Или это не монахиня совсем? Иначе что она может так живо обсуждать с девицей в джинсах?
Он подошел совсем близко, затаил дыхание, делая вид, что рассматривает медальоны.
На самом деле эти медальоны волновали его в данный момент меньше всего.
— За сколько? — переспросила девушка, и монахиня повторила: «Три бутылки пива…» Наверное. Она же не знает, сколько пиво стоит… Просто этот мужчина принес икону, и она не смогла устоять… Выкупила ее, хотя в грех ведь человека ввергла… — Он сам туда погрузился, — сказала девушка. — Я так думаю, что ты ее спасла… Представляешь, что случилось бы с ней, если бы ты отказалась?
— Наверное…
Они перешли к каким-то другим темам, Даниил уже плохо понимал, о чем они теперь говорят. Кажется, о какой-то курсовой работе, которую должна была написать странная девушка, и что-то там о каком-то невероятно сложном догмате, потому что монахиня начала вздыхать и говорить, что тема досталась такая, что и какой-то Блаженный Августин с трудом бы управился…
— Ну, Августин-то как раз управился, — махнула рукой девушка, рассмеявшись. — А я точно завалюсь… И почему отец Алексей решил, что я умная?
— Нечего было пыль ему в глаза пускать, — назидательно сказала монахиня, но в глазах ее Даниил поймал легкую и теплую насмешливость. Она, похоже, не просто знала эту девицу, она ее любила…
Да и девица, похоже, где-то училась. Раз пишет курсовые про догматы…
Она так явно не вписывалась в его представления о церковных людях, что он онемел. Даже почти забыл, зачем сюда пришел.
— Мне пора…
Он испугался, что она сейчас уйдет. Уйдет снова, как тогда, в гаражах…
— А вы…
Он не знал, о чем ее можно спросить.
Она остановилась, вопросительно на него глядя. Он увидел ее глаза. Теперь слова совсем исчезли, растворились, пропали… «Все», — подумал он, судорожно вздохнув.
— Вы…
«Боже, — мысленно простонал он, — я же веду себя как идиот последний… Она сейчас точно уйдет…»
Но девушка почему-то не уходила, только смотрела на него с удивлением, как будто узнала его, во что он, впрочем, не верил…
— А вы любите «Лед Зеппелин»? — спросил он, чувствуя себя теперь уже точно погибшим, даже не понимая, почему ему в голову пришла именно эта глупость и почему он вдруг решил про это спросить.
— Любила, — кивнула она, улыбаясь чуть отстраненно и насмешливо. — Раньше… Много лет назад. А что?
— Ничего, — пробормотал он. — Почему вы говорите, что много лет назад?
— «Мне далеко за двадцать, — засмеялась она. — Я полный хлам…»
Он пытался вспомнить, откуда это, но так и не вспомнил название фильма.
Она все еще стояла, явно забавляясь его неуклюжестью.
— У вас сумка тяжелая, — сказал он. — Давайте я помогу вам ее донести…
«Какое безумие, — думала Анна. — Мне следовало быть более решительной…» Теперь он шел рядом с ней, тащил сумку. Совсем юный… Она задумалась ненадолго, удивляясь этому новому парадоксу. Мальчик… Ему лет двадцать пять— двадцать шесть… Когда-то она считала его ровесника очень взрослым… Выходит, он тоже был мальчиком?
Она улыбнулась грустно своим невольным сравнениям — он поймал ее улыбку и улыбнулся в ответ. Робко, нерешительно, словно испрашивая на то разрешения. Как несколько минут назад спрашивал разрешения ей помочь.
— Сколько тебе лет? — не выдержала она.
— Двадцать четыре…
«Да, он почти ровесник…»