Несмотря на все несовершенство ранней акустической записи, скрупулезное сравнение звучания голосов Макса и Максакова обнаруживает хотя и малоразличимую, но весьма существенную разницу. Голос Макса звучит несколько ниже, приближаясь к высокому басу, произношение правильное, дикция четкая, а манера пения — энергичная. У Максакова же дикция менее четкая, произношение не совсем правильное, манера пения более вялая, а голос — баритон.

Но надо отметить, что перечисленные отличия не всем могут показаться убедительными. Признаться, я и сам раньше не обращал на них никакого внимания, также считая Макса и Максакова одним лицом, пока однажды, роясь в подшивках старого журнала "Граммофон и фонограф", не наткнулся на список артистов, наиболее активно сотрудничавших в начале века с обществом "Граммофон". В списке есть и Макс, и Максаков. Это заставило меня задуматься: значит, речь идет о разных лицах. С этого момента я и начал специально искать доказательства неидентичности этих двух лиц.

Вскоре с помощью некоторых рекламных выпусков общества "Граммофон" удалось установить, что у "г-на Макса" имеются инициалы — М. А. (у Максакова — М. К.). Затем, собирая материалы для статьи о граммофонной фирме "Якоб Рекорд", я нашел в журнале "Граммофонный мир" от 15 июля 1911 г., № 13, заметку, написанную издателем этого журнала и бывшим сотрудником фирмы "Якоб Рекорд" Д. А. Богемским. В заметке есть такое свидетельство: "Присяжных артистов у Рихарда Якоба было трое: тенор Каржевин, ныне известный оперный певец, баритон Макс, ныне владелец крупного экспортного дела, — и я".

На мой взгляд, это окончательный аргумент. Даже при самой буйной фантазии никак нельзя назвать М. К. Максакова — певца, режиссера и вокального педагога "владельцем крупного экспортного дела". Итак, сомнения в идентичности Макса и Максакова оказались обоснованными: это, безусловно, разные лица. Некий М. А. Макс, которого природа одарила довольно красивым баритоном, профессиональным артистом никогда не был, хотя и записывался на пластинках.

В заключение хотелось бы сказать несколько слов о первой попытке опубликовать изложенную здесь версию. Еще в 1984 году я предложил этот материал в каталог-бюллетень "Мелодия", который как раз публиковал серию моих статей по истории русских граммофонных фабрик. Статья попала на рецензию одному из сотрудников Всесоюзной студии грамзаписи. Ранее мне уже приходилось беседовать с ним на эту тему и он, помнится, настаивал на том, что Макс и Максаков — одно и то же лицо, обосновывая свою позицию цитатой из воспоминаний оперного режиссера Н. Н. Боголюбова. Не дав согласия на публикацию моего материала, через год он неожиданно напечатал в "Мелодии" свою статью, в которой доказывал, что Макс и Максаков — разные лица, то есть, фактически, подтвердил правоту моей версии. Статья эта довольно обширна, заняла несколько страниц в двух выпусках журнала. При этом в ней не оказалось ни одной ссылки на мой приоритет в разработке данного вопроса. Что ж, бывает и такое.

3. Советская грампластинка

Принадлежит народу

История советской граммофонной пластинки начинается с октября 1917 года, когда все предприятия, принадлежавшие иностранным граммофонным обществам, автоматически перешли в собственность народа в результате уничтожения в России власти капиталистов и помещиков.

В первые месяцы становления Страны Советов действовало всего три граммофонные фабрики: две в Москве — "Пишущий Амур" английского акционерного общества "Граммофон", французская "Братья Пате" — и одна на станции Апрелевка — граммофонная фабрика Русского акционерного общества граммофонов (РАОГ), бывший "Метрополь Рекорд".

Пластинки "Граммофон" стали выпускаться без прежнего наименования общества: сохранилось лишь изображение Пишущего Амура — пухлого крылатого младенца, сидящего на диске граммофонной пластинки с гусиным пером в руке, а фамилии исполнителей печатались без былых пышных титулов, вроде "Солист Его Императорского Величества". В репертуаре выпускаемых дисков также произошли изменения: исчезли записи культового характера и все то, что могло быть истолковано как прославление самодержавия и старого уклада жизни.

Апрелевская фабрика РАОГ первая начала записывать и выпускать пластинки с новым, революционным репертуаром. Так, например, в начале 1918 года появились следующие записи хора артистов государственного (Большого) театра:

15078. "Интернационал";

15079. "Варшавянка";

15082. "Смелость, друзья, не теряйте";

15083. "Смело, товарищи, в ногу".

Это и есть первые пластинки, с которых началась долгая, богатая многими событиями история советской грамзаписи.

Однако начало было трудным. В стране, истощенной бессмысленной империалистической войной, не хватало сырья, оборудования, электроэнергии. Техническое руководство граммофонных фабрик, состоящее, как правило, из иностранных специалистов, часто прибегало к саботажу. В результате, в середине 1918 года пришлось закрыть сначала московский завод "Пишущий Амур", затем зимой 1918–1919 гг. остановить и Апрелевскую фабрику РАОГ.

Начинающаяся в стране разруха отразилась и на снабжении городов продовольствием. Это вынуждало горожан вести натуральный обмен с деревней. На продукты менялось все: одежда, обувь, промышленные изделия, предметы роскоши и культуры, в том числе и граммофоны, которых к концу 1918 года в деревне оказалось довольно много. А раз были граммофоны, то к ним требовались и пластинки.

Учитывая это обстоятельство, Наркомпрод всячески поддерживал работу национализированной им единственной действовавшей в то время граммофонной фабрики "Братья Пате", используя выпускаемые ею грампластинки для обмена с деревней.

Начало 1919 года совпало с небывалым еще бумажным кризисом. Газеты выходили очень маленькими тиражами на плохой оберточной бумаге. Центральное Агентство ВЦИК по распространению печати (Центропечать), в обязанности которого входило снабжение печатными изданиями армии, агитпунктов, газетных киосков и изб-читален, вынуждено было систематически сокращать поставки.

В этих трудных условиях заведующий Центропечатью Б. Ф. Малкин предложил использовать граммофон для организации пропаганды политики партии с помощью пластинок. Получив в свое распоряжение Апрелевскую фабрику, Центропечать вынуждена была заняться несвойственными ей функциями — восстановлением разоренного производства. Работы затягивались, а граммофонные пластинки требовались немедленно. Тогда Центропечать начала борьбу с Наркомпродом за действующую граммофонную фабрику "Братья Пате". Наркомпрод не уступал, тогда Владимир Ильич решительно поддержал идею граммофонной пропаганды, и Наркомпроду пришлось расстаться с фабрикой.

Центропечать создала у себя отдел "Советская пластинка" и в начале 1919 года приступила к записи речей наиболее видных деятелей пролетарской революции. Сохранился первый каталог советских граммофонных пластинок, изданный Центропечатью в 1919 году. Вот первые агитационные пластинки:

А 001. В. И. Ленин. "Памяти председателя ВЦИК т. Свердлова";

А 002. В. И. Ленин. "Третий Коммунистический Интернационал";

А 003–004. В. И. Ленин. "Обращение к Красной Армии";

А 005. В. И. Ленин. "О погромной травле евреев";

А 006. В. И. Ленин. "Что такое Советская власть";

А 007. В. И. Ленин. "Сообщение о переговорах по радио с Бела Куном";

А 008. В. И. Ленин. "О крестьянах середняках";

А 010. А. М. Коллонтай. "Два пути";

А 013. Ю. М. Стеклов. "Привет Красной Армии";