Когда я переодевался в спальне в домашнюю одежду, ко мне из кухни заглянула моя 65-летняя мамаша.

— У тебя ведь сегодня получка, да, сынок? — подбираясь бочком, заискивающе проворковала она. — Дай нам немного денег. Сигэнобу всё просит игрушечный танк. Хочу ему купить!

— Нет! — закричал я. Сыновняя любовь тоже не мой конёк, — Иди лучше ужин готовить. Давай поворачивайся, глупая корова! Пока я тебя отсюда не выставил!

Но мамаша всё не уходила, что-то ворча. Я дал ей хорошего пинка, и она с хныканьем убралась к себе на кухню. Получила, что заслужила.

Я вернулся в гостиную.

— Ты не искупаешь Сигэнобу, дорогой? — попросила жена.

Сын — ему скоро два года — ползал по полу перед телевизором, по которому шёл очередной боевик. «Интересно, много он понимает?» — подумал я. Не обращая внимания на его писк: «Ещё хочу посмотреть!», я вытряхнул его из одежды и понёс в ванную. Сигэнобу всё ещё лопочет что-то по-своему, и не всегда поймёшь, что ему надо. Но какой милый это был лепет! Он мне так нравился, что я ненавидел себя. Ненавидел за то, что люблю своего сына. Приходя от этого в смущение, я даже наказывал его иногда, убеждая себя, что мальчиков надо воспитывать в строгости.

Над ванной поднимались клубы белого пара. Взяв Сигэнобу на руки, я окунул его в воду по грудь. Чтобы проверить температуру.

Вода была как кипяток. Сигэнобу пронзительно закричал и зашёлся плачем. Я выдернул его из ванны. Нижняя половина тельца сделалась пунцово-красной.

— Сигэнобу!

— Боже, что случилось?! — Жена и мамаша подлетели к ванной, распахнули стеклянную дверь и уставились на меня.

— Ничего, ничего, — сказал я со смешком, делая вид, что ничего особенного не произошло, — Воду проверяем, только и всего.

— Что ты наделал?! — закричала моя супруга, поднимая Сигэнобу на руки. — Ой! Ой! Бедный малыш! Ты же его обварил!

— Бо-бо!

Жена крепко прижала к себе сына, не переставая голосить.

— Ты что, сам не мог воду проверить?! — Она зло сверкала на меня полными слёз глазами.

— Заткнись! Жена должна воду проверять, если муж в ванную собрался. Дура! — Я отвесил ей полновесную пощёчину, — Хочешь, чтобы я сидел голый в холодной воде, пока не простужусь?!

Жена разревелась. Вслед за ней заревела и мамаша, безуспешно пытавшаяся меня унять. А я распсиховался не на шутку.

Сигэнобу, к счастью, не обжёгся. Его чем-то смазали, и боль вроде улеглась. Я вздохнул с облегчением и снова стал злиться на себя. Злился весь ужин. Понятно почему. Всё из-за этого мелкого псевдосчастья.

После ужина Сигэнобу с бабкой отправились спать в свою комнатушку. В нашей квартире три комнаты, плюс кухня и ванная. Семнадцатый этаж, блок № 46 в огромном жилом комплексе. Комнаты все маленькие, не больше восьми метров. В одной — наша спальня, в другой живёт мамаша, и третья — гостиная. Ещё туалет. Во всех комнатах мебель по последней моде. В гостиной — здоровенный цветной телевизор и котацу[5] — не повернёшься.

Я придвинулся к котацу и, поглядывая на телевизор, принялся за мандарины. Показывали какой-то старый американский фильм. Звёзды Голливуда разговаривали по-японски с сильным акцентом. Жена рядом шила что-то для Сигэнобу.

— Дорогой, — сказала жена, когда я протянул руку к шестнадцатому мандарину, — хорошо бы новый телевизор купить.

— Новый?! — Я бросил на жену рассеянный взгляд, — Этот только полгода назад купили!

— Последняя модель. Тебе так понравится. Иностранные фильмы можно смотреть хоть дублированные, хоть не дублированные. Нажмёшь на кнопку — и готово.

— Вау! — У меня округлились глаза. — Хорошая штука. Терпеть не могу дублированные фильмы. Берём новый, раз так.

— Тогда, может, зайдёшь завтра в банк «Асахи» и всё оформишь? Рассрочка на два года. Пятнадцать тысяч иен в месяц.

Мне сделалось невыносимо от мысли, что с моего банковского счёта столько месяцев кряду будет уплывать такая куча денег. Но в конце концов, если захочется ещё что-то купить, тоже можно в рассрочку. Почти вся мебель в квартире так куплена, и мы до сих пор за неё расплачиваемся. Крупные суммы разом редко бывают нужны. В нашей семье, как и во многих других, большая часть доходов идёт на уплату кредитов. Если бы вдруг моя мамаша сыграла в ящик, я бы и похороны в рассрочку устроил.

Цены на землю и строительство как взбесились, и о том, чтобы построить собственное жильё, оставалось только мечтать. И не только простым людям, но и довольно состоятельным тоже. Впрочем, у этого минуса есть и свой плюс. Теперь можно было расслабиться. Работаешь как вол, надеясь когда-нибудь скопить на свою халупу, и всё время ломаешь голову, как бы угнаться за ростом цен. Держишься за заработанные бумажки, а они дешевеют вместе с инфляцией. К чёрту! Уж лучше жить в кредит. Получил, расплатился — бог с ними, с процентами, — и до следующего месяца. В этом смысла куда больше. Зарплата у служащих растёт. Надо лишь закрыть глаза на тесноту, в которой живёшь, и тогда ешь, пей, веселись, живи, ни в чём себе не отказывая, покупай классные вещи, мебель, новейшую электронику. Нельзя сказать, что такие тенденции меня полностью устраивают. Понятно, что они только разгоняют инфляцию. Но тратить деньги наверняка куда умнее, чем держаться за них. Что в них толку?! Дом всё равно не купишь. Поэтому приходится жить, как все живут. Других вариантов нет.

Я прихлёбывал приготовленный женой чай. Знаменитая марка — настоящий «удзу», заказывали напрямую в Киото. Классный чай!

Высокие напольные часы пробили десять. Дорогие, ручной работы. Куплены в рассрочку, конечно.

Жена занялась вязанием.

Я пил чай и смотрел телевизор.

Настоящая семейная идиллия.

Жена вдруг вздрогнула, подняла голову и, посмотрев на меня, заискивающе сказала:

— Дорогой, я так счастлива, — У неё в глазах даже слезинка сверкнула.

Не в силах сдерживаться, подавить в себе злость, замешательство, нетерпимость, я пнул ногой котацу и вскочил.

— Чёртова дура! Идиотка конченая! — орал я во всю глотку, во весь рот, так, что он чуть не порвался. — Что значит «счастлива»? Ты же понятия не имеешь, что такое счастье! Теперь я понимаю, почему баб коровами называют! Счастлива, когда всем довольна! И ты себя человеком считаешь?! Это называется жизнь?! Пропади ты пропадом! Пропадом!! Пропадом!!!

Я набросился на неё, стал изо всех сил пинать ногами. Жена потеряла равновесие, повалилась на линолеум в кухне и заелозила по полу в нервном припадке, подвывая:

— Дорого-го-гой! Прости меня! Прости!

— За что простить?! Ты даже не знаешь, отчего я психанул! За что прощения просишь?!

Злость во мне закипела ещё сильнее, я схватил жену за волосы и отхлестал по щекам. Врезал раз десять.

Перепуганные мамаша и Сигэнобу выскочили из своей комнаты, рухнули на пол по обе стороны от жены и запричитали, прося у меня прощения.

Я, как обычно, удалился в спальню взбешённый, бросился на кровать и натянул на голову простыню.

Со мной такие вспышки случались в среднем раз в месяц. Семейка моя никак не могла взять в толк, с чего я на всех кидаюсь. Для них это что-то вроде стихийного бедствия. Но уже на следующий день всё забывалось, и они снова лезли ко мне со своим тошнотворным счастьем. Счастьем, при котором время от времени возникают мелкие недоразумения, вспыхивают пустячные ссоры, но все тут же прикидываются, что всё в порядке. Заурядным узколобым счастьицем — таким лживым, что оно высасывало из меня всю энергию, таким тёплым и мягким, что блевать хочется.

На следующий день, после обеда, я зашёл в банк недалеко от нашего офиса положить зарплату на счёт и оформить кредит на телевизор. В банке, пользуясь обеденным перерывом, толпились такие же, как я, конторские люди вперемежку с торговцами с находившейся по соседству торговой улицы. Поняв, что застрял надолго, я устроился на банкетке у окна.

Я сидел, курил и ждал, когда меня вызовут. Напротив уселась молодая особа — с виду домохозяйка. Костлявая, с раскосыми щёлками вместо глаз. С ней был мальчик, примерно тех же лет, что Сигэнобу, который всю дорогу вертелся, будто ему шило в одно место вставили. Он тут же принялся колотить по пепельницам, стоявшим на металлических подставках, раскидывать рекламные листки и брошюрки.