9. К величайшему сожалению, кажется, что Турция не желает что-либо делать, что могло бы заставить ее взять на себя определенные обязательства в этом направлении.США ничего не делают здесь в смысле беседы с Советским правительством и применения к СССР известного давления.Начальник 1-го Управления НКГБ СССРП. М. Фитин.(<i>ЦА ФСБ РФ. Ф. 3 ос. Оп. 8. Д. 56. Л. 1160–1163.</i> http://hrono.ru/dokum/194_dok/19410505kripps.html)Раз Криппс так представлял себе ситуацию 23 апреля, то трудно представить, что в это время он что-либо знал о конкретной дате нападения Германии на СССР. (Считается, что эта дата впервые была озвучена Гитлером лишь 30 апреля, я же убежден, что это произошло между 12 и 20 мая.) Поэтому дата «24/IV-41 г.» телеграммы Баумбаха в Берлин с сообщением о называемой Криппсом дате нападения Германии «22 июня» вызывает большое сомнение. Более вероятно, что телеграмма была отправлена Баумбахом 24/V-41 г. [см. 62. С. 67–76], а потом, уже после войны, доработана введением лишней палочки перед цифрой V с целью сокрытия истинных обстоятельств начала войны.
12 июля 1941 г. Подписание в Кремле советско-английского соглашения о совместных действиях в войне против Германии. Слева направо: Дэнлоп – секретарь английского посольства, Потрубач, Козырев, Криппс, Сталин, Молотов, неизвестный
Рассматривая вопрос об отъезде Криппса, следует помнить, что через четыре дня после нападения Германии на СССР он вернулся в Москву, несколько раз встречался с Молотовым, а 8 июля наконец встретился со Сталиным (по моему мнению, вернувшимся в Москву лишь 3 июля) и уже во время второй встречи с ним (12 июля 1941 г.) было подписано советско-английское соглашение.
<b>Беседа первого заместителя наркома иностранных дел А. Я. Вышинского с временным поверенным в делах Великобритании в СССР Г. Л. Баггалеем</b>16 июня 1941 г.По просьбе Баггалея я принял его в 17 час. 10 минут. Баггалей заявил, что он пришел ко мне как заместителю народного комиссара с первым визитом. Баггалей тут же добавил, что он с большим удовольствием прочел сообщение ТАСС, опубликованное в советских газетах 14 июня с.г. с опровержением слухов, распространяемых в иностранной печати, о близости войны между СССР и Германией. Он, Баггалей, однако, не совсем понимает и несколько удивлен тем, что в сообщении ТАСС упоминается имя Криппса. Слухи о предстоящем нападении на СССР со стороны Германии, заявил Баггалей, появились впервые в Стокгольме, Анкаре и других пунктах, а затем были опубликованы и в английской прессе. Почему в сообщении TАCC эти слухи и их распространение связываются с приездом Криппса в Лондон? Баггалей заметил, что в то время, когда Криппс прибыл в Лондон, туда же приезжали и другие лица, но в сообщении ТАСС упоминается только имя Криппса. Чем же это объяснить?Я ответил Баггалею, что сообщение ТАСС констатирует факты, как они есть. Факты таковы, что после прибытия Криппса в Лондон английская пресса особенно стала муссировать слухи о предстоящем нападении Германии на СССР. Сообщение ТАСС характеризует поведение английской прессы до и после приезда Криппса в Лондон. Баггалей заметил, что он понимает логически правильное изложение этой части сообщения TАCC, но не находит в сообщении ТАСС и в моих объяснениях ответа на вопрос, почему же в этой связи упоминается имя Криппса. Рядовой человек, прочитав эту часть сообщения ТАСС, неизбежно свяжет это сообщение с именем Криппса, что, по его мнению, было бы неправильно.На это я заметил, что какие-либо претензии по этому вопросу, очевидно, надлежало бы адресовать к английским журналистам и редакторам газет, которые так усиленно стали муссировать, слухи, опровергнутые ТАСС, особенно после приезда в Лондон Криппса.От дальнейшего обсуждения этого вопроса Баггалей уклонился, заявив, что в случае, если он получит инструкции от своего правительства, он позволит себе вернуться к этому вопросу.Я, разумеется, на дальнейшем обсуждении этой темы не настаивал.Далее Баггалей заявил, что в сообщении ТАСС, как он представляет себе, имеется два основных положения: во-первых, в сообщении указывается, что между СССР и Германией никаких переговоров не было и, во-вторых, что нет никаких оснований для выражения беспокойства в связи с передвижениями германских войск.На мой вопрос, кого Баггалей имеет в виду, говоря о выражении беспокойства, Баггалей ответил – СССР.На это я ответил Баггалею, что, как видно из сообщения ТАСС, <i>для СССР нет никаких оснований проявлять какое-либо беспокойство. Беспокоиться могут другие</i> (курсив мой. – <i>А. О.</i>).Беседа продолжалась 25 минут.При беседе присутствовал Зав.2-м западным отделом т. Гусев.А. Вышинский<i>(АВП РФ. Ф. 07. Оп. 2 /7.9. Д. 20. Л. 37–38. Машинопись, заверенная копия. Указана рассылка)</i>А. О.: Вообще, это тот случай, когда комментарии излишни – в беседе все очевидно. Похоже, что Сталин внушил своему окружению глубокую уверенность в том, что «ситуация под контролем». Ровно через день он напишет аналогичную по сути, но матерную по форме резолюцию на докладной записке наркома НКГБ Меркулова о готовности Германии к нападению на СССР. Суть же первого обращения Баггалея к советскому руководству одна – услышать подтверждение того, что между СССР и Германией никаких переговоров не было. Вышинский же на поставленный вопрос по вполне понятным причинам ответил уклончиво, но вполне понятно: «Беспокоиться могут другие!»
К чему готовили военачальников весной 1941 г. на Курсах усовершенствования высшего начсостава при Академии Генерального штаба?
В сентябре 2009 г. на выставке, посвященной 70-летию начала Второй мировой войны, в Государственном центральном музее современной истории (ГМСИР) я впервые увидел снимок, который меня поразил, – никогда мне еще не приходилось видеть на одной фотографии такого количества советских военачальников последнего предвоенного периода. Их там 63, разных родов войск, в основном – генералы, большинство – пехотинцы, но есть и представители ВВС, артиллерии, танковых и даже инженерных войск. Есть несколько политработников. Все это я определил по их мундирам и гимнастеркам, знакам различия, эмблемам и шевронам. В трудных случаях я обращался за помощью к Александру Глушко, и все вопросы успешно решались. Определил я приблизительно и время съемки – между июнем 1940 г. (5 – 14 июня этого года газета «Правда» опубликовала фотографии 1 048 военачальников, которым впервые в СССР были присвоены генеральские звания) и 22 июня 1941-го. Поскольку в первом ряду сидят шесть генералов в брюках навыпуск, я понял, что это преподаватели одной из военных академий – такую форму ввели для них в этот период. А найдя среди них известных мне людей – генерал-лейтенантов Карбышева (пятый слева) и Шиловского (третий справа), которые были тогда начальниками ведущих кафедр главной академии Красной Армии, предположил, что на снимке запечатлен выпуск Академии Генштаба.