Тем более что новая российская история, называвшаяся в 1917–1991 гг. историей СССР, имела одну особенность: поскольку в 1917-м была установлена диктатура пролетариата, то созданное на ее основе государство монополизировало не только заводы и фабрики, внешнюю торговлю и т. п., но и средства массовой информации. Поэтому события в них всегда подавались в трактовке, наиболее выгодной не столько для самого пролетариата, сколько для руководящей им партии, а еще точнее – для ее вождя. Скудность и однобокость трактовок событий заставляли додумывать то, что оставалось тайной. И тогда рождались слухи и сплетни[206].

И в нашей стране они всегда оказывались очень важным источником информации о реальных событиях. Печально признавать, что со временем подтвердились почти все яростно отрицавшиеся советской пропагандой «версии и сплетни»: о «немецком золоте» большевиков; о расстрелах в 1920 г. в Крыму зарегистрировавшихся белых офицеров, которым Советская власть гарантировала прощение; о том, что якобы стрелявшая в Ленина эсерка Каплан была полуслепой; о том, что жена Сталина Надежда Аллилуева умерла не от аппендицита, а от пулевого ранения; о том, что Кирова застрелил не зиновьевец, а якобы ревнивец; а жизнь Серго Орджоникидзе оборвал не сердечный приступ, а выстрел… Этот список можно продолжать до бесконечности. Значительное место в нем занимают события Второй мировой войны, и особенно Великой Отечественной. И все меркнет перед масштабами пережитой в ней трагедии нашего народа и цифрами потерь человеческих жизней.

О степени напряженности на информационно-пропагандистских полях сражений этой войны может, наверное, свидетельствовать такой факт. 10 мая 1945 г., сразу после Дня Победы, умер главный пропагандист и идеолог страны периода Великой Отечественной А. C. Щербаков (в 44 года), который одновременно был секретарем ЦК ВКП(б) по пропаганде (с 4 мая 1941 г.), начальником Совинформбюро (с 24 июня 1941-го), замнаркома обороны и начальником Политуправления Красной Армии (с июня 1942 г.). При этом он был еще первым секретарем Московского городского и Московского областного комитетов партии (с декабря 1938 г.). Человек просто надорвался от неимоверного напряжения. Ведь совершенно очевидно, что без колоссальной работы в этом направлении, в том числе без подачи фактов и событий в определенном ракурсе, порою даже без создания мифов, победить в той жесточайшей войне было невозможно. Поэтому в годы войны ее историю писали пропагандисты, а не ученые, и это было правильно, другого просто быть не могло.

Но, к сожалению, и после окончания войны воссоздание ее истории не пошло по принципу «теперь об этом можно рассказать», а продолжилось в русле пропаганды военного периода. И главной задачей ученых пропагандистов стало сохранение сложившихся канонов и сокрытие истинных причин и виновников катастрофы, произошедшей 22 июня 1941 г., и многих других трагических эпизодов войны. А основной способ для достижения этой цели был один – акцентировать внимание на удачных операциях и победах второй половины войны. И это понятно – у власти находился тот же вождь и его ближайшее окружение, были живы и руководители Красной Армии, допустившие трагедию 1941 г. Были также живы и продолжали свою работу многие пропагандисты, писатели и журналисты, создавшие ряд мифов о Великой Отечественной, в том числе те, кто сильно занижал людские потери в войне и даже обосновывал неизбежность громадных потерь 41-го. Этому весьма способствовала и начавшаяся вскоре после 1945 г. «холодная война», грозившая в любой момент превратиться в «горячую» и готовая использовать для этого любой повод.

Но появился и другой фактор серьезного воздействия на воссоздание истории Великой Отечественной войны. Развенчание новым лидером страны Н. С. Хрущевым на ХХ съезде партии в 1956 г. культа личности Сталина открыло возможность для публикаций, содержавших негативную информацию о роли вождя в войне и странном его поведении в самые первые ее дни. Было опубликовано большое количество ранее скрывавшихся фактов, дающих представление о деталях и обстоятельствах начала войны, а также предвоенных лет, начиная с неожиданно вспыхнувшей 23 августа 1939 г. дружбы с фашистской Германией. Именно «дружбы», ведь после первого договора СССР и Германии о ненападении был подписан второй, который так и назывался – «О дружбе и границе». Но, естественно, в угоду новому лидеру одновременно были смягчены ошибки Хрущева в годы войны и всячески возвышена его роль в Сталинградской битве и освобождении Украины.

Следующий этап в «воссоздании» истории войны начался после смещения Хрущева в октябре 1964 г. Брежневым и последовавшим за этим развенчанием «субъективизма» и «волюнтаризма». Теперь историки Великой Отечественной сосредоточили свое внимание на тех ее сражениях, в которых принимал участие новый лидер партии и страны, – Новороссийск, Малая Земля. Ярким примером этому служит вставленный в воспоминания маршала Жукова «эпизод» о том, как он заехал посоветоваться с полковником Брежневым, но, к сожалению, его не застал. Или анекдот тех лет, когда ветерану задают вопрос: «Что вы делали в годы войны – сражались на Малой Земле или отсиживались в окопах Сталинграда?»

Кардинальные перемены, начавшиеся в нашей стране с приходом к власти М. С. Горбачева, способствовали опубликованию огромного нового исторического материала о Великой Отечественной, и особенно о ее подготовке и начальном периоде. Пожилые ветераны торопились успеть рассказать и о своей военной судьбе, и о трагических и героических судьбах своих боевых товарищей. Стали переиздаваться без сокращений и исправлений мемуары советских военачальников и государственных деятелей, в книжных магазинах появились немецкие мемуары и книги о войне. В сочетании с отсутствием цензуры и открытием архивов это привело к обнародованию колоссального количества ранее неизвестных фактов, деталей, подробностей о начале войны и предвоенном периоде. Мы впервые увидели своими глазами множество советских и зарубежных документов того времени.

Военно-исторические журналы стали пользоваться большим спросом и резко увеличили свои тиражи. Обилие печатных изданий, их конкуренция, сделавшие сенсационность чуть ли не главным требованием к публикуемым материалам, даже при определенных издержках, способствовали увеличению массива новой, порой невероятной информации о войне, не укладывающейся в рамки исторической науки. Появился целый ряд интереснейших исторических работ по отдельным темам.

Однако главные устои в объяснении причин катастрофы 22 июня и начального периода войны оставались незыблемыми – вероломно и неожиданно, нарушив договоры, без объявления войны, имея полное превосходство в численности и боевой технике, Германия напала на СССР. Плюс сталинская формулировка о государствах агрессивных, которые всегда поэтому готовы к войне, и миролюбивых, всегда неготовых.

А ведь после обрушившегося на наше общество цунами новой информации о начале войны стало очевидно, что почти все, что в течение многих лет считалось каноном, не соответствует истине и причины катастрофы 22 июня совсем в другом. Отечественная историческая наука должна была принять этот вызов времени и честно объяснить, почему Красная Армия – самая большая и самая мощная в мире, непрерывно наращивавшая свою мощь более 20 лет – была почти полностью разгромлена в считаные дни армией страны, которой 16 лет вообще было запрещено иметь вооруженные силы[207] и которая существовала после своего воссоздания в 1935 г. в виде вермахта всего лишь 6 лет. Страны, с которой в течение 13 лет (с 1922 по 1933 и с 1939 по 1941 г.) Советский Союз осуществлял самое тесное тайное военно-техническое сотрудничество, способствовал развитию ее оборонной промышленности, обеспечивал сырьем и продуктами питания, то есть вскармливал ее армию во всех смыслах. В результате чего ей удалось уже через 4 года после воссоздания начать Вторую мировую войну, в кратчайшие сроки захватить всю Западную Европу и установить блокаду Англии. Но нельзя забывать, что это же сотрудничество позволило совершить поистине скачок и советской оборонной промышленности, поскольку во время него одновременно «ковались и германский и советский мечи».