7. Боевых единиц нового образца с новым вооружением и броней большей пулестойкости (мотоброневагоны, бронедрезины и пр.) не создавать.
8. Железнодорожные мины (ЖДТ-3) – снаряды на железнодорожных тележках – как не оправдывающие своего назначения в современных условиях боя снять с вооружения.
9. Подготовить все бронепоезда к переводу на колею западноевропейских железных дорог согласно приложенного плана.
10. Содержание (эксплуатация и деповский ремонт) и руководство боевой подготовкой бронепоездов передать в ведение УВОСО (Управление военных сообщений. – А. О.) Генерального Штаба Красной Армии.
На АБТУ РККА возложить материальное снабжение и заводской ремонт.
По данным вопросам прошу Ваших указаний.
Приложение.
1. Объяснительная записка по бронепоездам на 6 листах.
2. План работ по подготовке бронепоездов к переводу на железнодорожную колею Западно-Европейских дорог.
Объяснительная записка по бронепоездам.
Общее количество бронепоездов в Красной Армии следующее:
Легких – по штату 33, имеется 28;
Тяжелых – по штату 14, имеется 13;
Батальонов тяжелых бронедрезин – по штату 1, имеется 1…» (http://www.front2000.ru/fi-2004-03.shtml#top).
О том, что на Украине был даже не один бронепоезд, а целый дивизион, стало известно из другого интернетовского материала «Состояние бронепоездных частей РККА на 22.06.41 г.» (http://mechcorps.rkka.ru/files/bepo/pages/tab_003.htm).
Оказывается, на Украине находился 1-й дивизион бепо под командой майора Г. А. Макаева, Киев (КОВО). В него входило 3 бронепоезда: № 15 и № 17 – легкие бепо, № 31 – тяжелый бепо.
Скорее всего, именно в него входил разбомбленный бронепоезд с загадочной надписью, который видел в июне 1941 г. А. С. Тропаренко. Одно удивляет: почему немцы, обнаружив бронепоезд с такой надписью, не подняли шум в прессе, не напечатали нигде его фотографии в качестве подтверждения коварных замыслов русских напасть на Германию?
Легкий бепо № 17 1-го дивизиона бронепоездов, на котором уже хозяйничают немцы. Может, тот самый?
Рассказ профессора истории В. И. Дашичева
Этими воспоминаниями Вячеслав Иванович Дашичев поделился со мной при обсуждении моей гипотезы о начале войны. Я не могу сказать, как он ее оценил, но с тем, что до сих пор ситуация 22 июня 1941 г. неясна, он согласился и даже подтвердил это своим рассказом. Я обратился к нему с просьбой записать его для публикации в заключительной книге моей трилогии, и он любезно это сделал, за что я ему очень благодарен.
«Мой отец Иван Федорович Дашичев – участник Первой мировой войны, герой Гражданской войны, трижды награжденный в то время орденом Боевого Красного Знамени – тогда в их числе было всего лишь тридцать человек. С лета 1940 г. в звании комбрига командовал 35-м стрелковым корпусом, штаб которого располагался в Кишиневе. Корпус входил в состав Одесского военного округа под командованием генерала Никандра Евлампиевича Чибисова.
В начале июня 1941 г. отец пошел в очередной отпуск, и вся наша семья поехала из Одессы в Сочи морем на теплоходе «Грузия». В Сочи нас разместили в военном санатории им. Триандафилова. Отдохнули прекрасно. Назад плыли тем же теплоходом. Проплывая в ночь с 19 на 20 июня мимо крымского побережья в районе Севастополя, мы обратили внимание, что берег был погружен в темноту, не было видно ни единого огня. Кроме того, в открытом море навстречу нам попалась группа наших военных кораблей тоже в полном затемнении. Отца это очень встревожило.
20 июня мы прибыли домой. Отец сразу позвонил в штаб корпуса. После разговора лицо его приняло очень озабоченный вид. Он сказал, что срочно должен выехать на службу. Из штаба он позвонил домой и сообщил, что заночует на работе. И на следующий день он не ночевал дома. К нам приехал его адъютант и просил срочно собрать для отца в чемодан все необходимые на первый случай личные вещи. А нас он ошарашил словами: “Вы тоже упакуйте все нужные фамильные вещи в большой сундук для отправки их багажом в Москву и сами готовьтесь для отъезда из Кишинева завтра или послезавтра”.
В ночь с 21 на 22 июня отец снова не вернулся из штаба домой. Рано утром около 5 часов мы проснулись от грохота взрывов. Я выбежал на улицу и увидел в небе довольно низко летящие самолеты, на крыльях которых виднелись немецкие черные кресты. Они сбросили свой смертоносный груз на Кишинев. В тот же день адъютант отца отвез нас на вокзал и отправил в Москву. Отца мы так и не увидели после нашего возвращения из отпуска 20 июня 1941 г. вплоть до 1953 г. А причиной тому было следующее.
В первые дни и недели войны 35-й стрелковый корпус достойно сражался с врагом, и отец оказался в числе советских военачальников, которым генеральское звание было присвоено первым после начала войны – 24 июля 1941 г. С сентября 1941 г. он принял командование 9-м стрелковым корпусом, оборонявшим в составе Крымского и Кавказского фронтов Крым и принимавшим участие в Керченско-Феодосийской десантной операции. Из боевой характеристики отца: “Проявил себя подготовленным, опытным командиром, в совершенстве владеющим навыком командования частями в бою. Выдержан, тверд, политически развит хорошо. С массой командиров и бойцов связан, авторитетом пользуется” (Великая Отечественная. Командармы: Военный биографический словарь. М., 2006. С. 66). 16 января 1942 г. принял командование 44-й армией после тяжелого ранения ее командующего генерала Алексея Николаевича Первушина. Армия вела тяжелые отступательные бои. В июле 1942 г. получил новое назначение – заместителем командующего Калининским фронтом Ивана Степановича Конева. К месту назначения ехал вместе с одним полковником. В разговоре с ним весьма критически отозвался о военном руководстве Сталина в начальный период войны, о его трагических промахах и ошибках, приведших к тяжелым поражениям Красной Армии. Этот разговор оказался для отца роковым. Он был брошен в тюрьму и просидел в ней без суда и следствия десять лет.
Комкор Иван Федорович Дашичев
Только после смерти Сталина в марте 1953 г. он был полностью реабилитирован решением Особого совещания при МВД СССР от 31 июля 1953 г. за отсутствием состава преступления и восстановлен в рядах Советской армии. А сколько пользы он мог бы еще принести Родине в годы суровых испытаний Великой Отечественной войны, если бы не этот шизофреничный арест. В начале 1942 г. в Красной Армии прокатилась по указанию Сталина новая волна арестов генералов в поисках «козлов отпущений» за поражения 1941 г. Ее жертвой стал и отец. Такая же участь постигла, например, и его друга – генерала Теплинского, бывшего начальником оперативного управления штаба ВВС. Ему инкриминировался заговор с “целью взрыва Кремля”. Под пытками, как он рассказал, ему ничего не оставалось, как признать, что он «вынашивал такие планы».
Отец после возвращения на волю остался таким же преданным идеям социализма, каким он был и до ареста. Он сказал мне, что во время революции прапорщиком царской армии перешел по идейным соображениям на сторону Красной Армии и нисколько не изменил своих социалистических убеждений, несмотря на действия Сталина, дискредитировавшие в сильной степени социалистический строй.
Я, естественно, был заинтересован узнать от него, что же произошло в те достопамятные дни 20–22 июня, когда мы вернулись из отпуска в Кишинев и он оба дня не вернулся из штаба домой. Он рассказал, что и в штабе корпуса, и в штабе Одесского военного округа имелись абсолютно надежные сведения войсковой разведки, что группировка немецко-румынских войск в Румынии приведена в полную боевую готовность для начала войны против Советского Союза. Что нападение может состояться 21 или 22 июня, и поэтому все было сделано, чтобы отразить его. На этот счет он получил указания от командующего Одесским военным округом генерала Чибисова. Приведение войск корпуса в полную боевую готовность позволило им успешно отразить наступление противника и удерживать границу. Лишь прорыв немецких войск севернее, в Украине, заставил войсковую группировку Одесского военного округа планомерно, без потерь в живой силе отступить в глубь советской территории.