Изменить стиль страницы

(Из очерка П. П. Ясковского и А. Ал. Якжина «Памяти Александра Андреевича Якжина (к 100-летию со дня рождения)» [Смирн, сб.-2007. С. 192])

«Захаронение» и «антропоген»

Как говорили острословы, в геологии началась эпоха «захаронения» (по фамилии нового министра П. А. Захарова). Она продолжалась четыре года. В 1953 г. непопулярный и малокомпетентный Захаров был снят с поста министра. Его сменил энергичный и умный П. Я. Антропов, бывший до этого времени заместителем начальника «атомного» Первого главного управления при Совмине СССР (предтечи Минсредмаша). Геологическая служба страны начала возрождаться, геологи стали называть эту эпоху «антропогеном».

(Из очерка д. г.-м. н. В. В. Семеновича [ГЖМ-10. С. 114])

Заместитель министра геологии — генерал-чекист

Рассказывает д. г.-м. н. И. И. Берсенев.

«В 1949 г. я работал в Приморском крае начальником 236-й геологической партии. У нас было три буровые бригады, которые разбуривали гидрогеологические скважины. <…> Начальник экспедиции Сидельников сообщил мне по телефону, что в край прибыл замминистра геологии СССР генерал-лейтенант НКВД Воронин <из команды министра, генерала Захарова> со свитой, и они выезжают к нам в партию. <…> На другой день я сопровождал генеральскую группу. В 1-й бригаде был полный порядок. Старший буровой мастер разбирал наряды, сменный стоял за рычагами, один из рабочих был около двигателя, второй — на вышке. Коллектор описывал керн, повариха у костра готовила обед. Вторая смена в тени деревьев играла в домино, а третья — спала в палатке. Во 2-й бригаде обстановка была аналогичной. Генерал, полковник и подполковник потоптались вокруг и молча сели в автомобили. В 3-й бригаде случилась авария — прихват бурового долота. Вся бригада, 10 человек, была на ногах. У штанги старший буровой мастер со сменным мастером возились с домкратом, рабочие колотили кувалдами по штанге и обсадной трубе…

Я заволновался. Аварии у нас на буровых были редко, а тут ЧП! Я ждал разноса. Но, к моему изумлению, генерал-лейтенант пришел в восторг. Он заявил: „Вот это молодцы, все работают, а то в других бригадах играют в домино и спят“. Еще в 1-й бригаде я объяснил этому „специалисту“, что работа бригад круглосуточная, по 8 часов, но он пропустил это мимо ушей. Генерал, весьма довольный, отбыл обратно. Мою информацию о работе геологосъемочных отрядов он смотреть отказался».

(Из очерка И. И. Берсенева [ГЖМ-9. С. 204])

«Профессор в законе»

«Работа заключенного Крейтера была организована по типу „шарашки“ — жил он в зэковском бараке на зоне, а утром ходил на работу, руководил коллективом геологов-„вольняшек“. Как он рассказывал, одним из обвинений, предъявленных ему, была дискредитация сурьмяно-ртутных высокогорных месторождений Шинг-Магианской группы в Таджикистане, и на самом деле мелких и малопродуктивных».

(Из очерка д. г.-м. н. проф. П. В. Полежаева

[ГЖМ-3. С. 139])

«Вспоминаю историю об известном русском геологе В. М. Крейтере. Он сидел в одной камере с уголовниками. В свободное от лесоповала время Крейтер читал им стихи. Знал он их много, а декламировал замечательно. „Эй, профессор, — говорили ему уголовники, — прочти нам еще что-нибудь“. И Крейтер читал им Пушкина, Есенина, Блока… Пришло время переводить профессора в другую тюрьму. На одной из последних прогулок воры тесно окружили Крейтера, потребовали встать на одно колено. И „пахан“, положив на плечо Крейтера руку, сказал: „Отныне и вовеки теперь ты — профессор в законе! Отныне никто и никогда тебя пальцем не тронет!“

Когда были поминки по Крейтеру и в его доме собрались те, кому он был нужен при жизни, жена рассказала эту историю и добавила, что званием „профессор в законе“ он гордился пуще всего».

(Из записок д. г.-м. н. А. А. Кременецкого [ГЖМ-6. С. 329])

Произвел геолога в сержанты и посадил

«Во главе „Енисейстроя“ был поставлен генерал МВД Панюков. Права его были неограниченными. Рассказывали, как он пинком вышибал человека из кабинета. Одного геолога приказал посадить под арест, но тот был гражданским. Тогда приказ уточнил: присвоить звание сержанта, посадить, а потом звание снять. <…>

Один геолог сбежал — улетел в Москву. Но долетел только до Свердловска, где его сняли органы и вернули назад: Панюкову подчинялась вся трасса».

(Из очерка к. г.-м. н. Г. Г. Кравченко [ГЖМ-3, 2000. С. 348])

Схватка геологов с куратором МГБ

Дело было зимой 1949–1950 гг. В управление госбезопасности Дальневосточного края были вызваны трое геологов: начальник Госгортехнадзора Алексей Никифорович Никифоров, инженер геолог Андрей Александрович Леонтович и Виктор Андреевич Ярмолюк, будущий начальник Хабаровского территориального геологического управления и затем замминистра геологии СССР (со слов последнего и приводится этот рассказ (Цит. по: [ГЖМ-2, 2000. С. 145–152]). Офицер по фамилии Рубан, курировавший геологию и горнодобывающую промышленность всего Дальнего Востока, предложил вызванным лицам дать показания на «врага народа профессора Русакова Михаила Петровича»42. Русаков был арестован в мае 1949 г. в Казахстане по делу геологов во главе с академиком И. Ф. Григорьевым, «разоблаченных при вскрытии вредителей, действовавших в Министерстве геологии» (см. выше). Русаков бывал на Дальнем Востоке как куратор-консультант, и МГБ считало, что и здесь он вел вредительскую деятельность. Сказал, что Русаков уже во всем сознался и сейчас идет поиск его сообщников. Дал пять дней, чтобы геологи изучили отчеты и рекомендации Русакова и составили письменные заключения о результатах его вредительства.

Геологи знали Русакова только с хорошей стороны. «Нас хотят сделать стукачами, — сказал Никифоров своим спутникам. — Я сочинять напраслину не буду». Двое других с ним согласились. Через пять дней они принесли в УГБ общее заключение, в котором, в частности, говорилось: «М. П. Русаков не только ничего не утаивал, а, напротив, с энергией энтузиаста настаивал на необходимости самого широкого разворота геологических работ в Приморье. Он требовал резкого увеличения ассигнований на эти работы. И его прогнозы блестяще подтвердились».

Получив это заключение, офицер МГБ швырнул записку на край стола, где сидел Никифоров, старший по должности из геологов.

— Заберите свою контру! И чтоб завтра принесли новый документ, по партийному правдиво изобличающий врага народа!

На что геологи сказали, что завтра он будет тот же самый. Последовали угрозы увольнения, обвинения в саботаже, аргументы, что «казахи уже разобрались» и пишут, что Русаков работал у них и вредил по заданию американской разведки.

«— Да мало ли что, помаш ли, казах наговорит на русского, — заметил Никифоров.

Офицер стал кричать и обвинил Никифорова в великорусском шовинизме.

— А ты на меня не кричи, — в свою очередь возвысил голос Никифоров. — Это ты можешь быть великорусским шовинистом, а не я. Я, помаш ли, чуваш! И не буду писать под твою диктовку донос на честного человека».

Воцарилось долгое молчание. Постепенно лицо Рубана стало менять выражение. От пылавшего гневом оно становилось спокойным и даже умиротворенным. Наконец, Рубан спросил лично каждого еще раз, не будет ли он менять показания. Получив утвердительные ответы, вдруг сказал:

«— Спасибо, товарищи! Вы, может быть, своим поступком спасли человека. А на мой резкий тон прошу не обижаться. Только так действуя, я мог убедиться в вашей искренности и сделать соответствующий доклад своему руководству».

К сожалению, слова Рубана не оправдались. Во избежание пыток М. П. Русаков на первом же допросе признался, что он — «матерый американский шпион», и получил 25 лет ИТЛ. В 1954 г. он был реабилитирован, стал академиком Казахской ССР, умер в 1963 г.

вернуться

42

Выдающийся геолог, первооткрыватель месторождений меди Коунрад и Кальмакыр в Казахстане. — Б. Г.