– Для начала, – возразил Иванов, – я не предполагаю длинных путешествий. Например, для проезда на Луну и обратно довольно и недели. Так что вопрос о питании, на первое время, по крайней мере, не важен. Запас в несколько килограммов пищи и питья взять не затруднительно.

– Итак, господа, – резюмировал русский, – поработаем сообща над деталями проекта, а затем произведем опыты поднятия за пределы атмосферы на какие-нибудь 500-1000 километров.

– Потом мы расширим пределы опытов, – заметил Лаплас. – Я даже не прочь полететь первым, если только все будет устроено в совершенстве и опыт в моих глазах не представит опасности.

– О, в таком случае никто не откажется! – улыбнулся Франклин.

– Мы все полетим с Лапласом, – слышались дружные голоса.

– А пока, – заметил русский, – перед путем-дорогою нам не мешает восстановить в ярких красках картину путешествия…

– Я так люблю небо, – прервал Ньютон, – что буду очень счастлив, если общество позволит мне по вечерам во время нашего отдыха и общей беседы прочесть ряд лекций, на которых могли бы присутствовать и все желающие в замке.

– Прекрасно! Поручаем это тебе. Ты будешь заправителем наших астрономических бесед, – воскликнуло единодушно все общество.

– Но ты не должен забывать, что перед тобою не одни ученые: не забудь, что из замка многие пожелают слушать; некоторые из них не умеют отличить звезды от планеты.

– Да, да! Пусть твои лекции будут не только живы, но и общедоступны, – сказал итальянец. – Может быть, и я тебе помогу…

– И я, и я! – воскликнули прочие.

– Благодарю вас, господа, – ответил Ньютон.

– Днем мы будем работать, – сказал Гельмгольц, – а вечером наслаждаться в предвкушении неслыханного и невиданного.

– Когда же мы придем к благоприятным результатам, то назначим особое заседание, – заметил Франклин.

6. Первая лекция Ньютона

На следующий день, при закате солнца, все снова собрались в круглую залу. Кроме того, ее наполняли и другие лица, желающие слушать лекции.

Пятеро ученых уселись вокруг стола, прочие же на мягких диванах у стен. Ньютон начал:

– Планета, на которой живет человечество, имеет форму шара, окружность которого составляет 40 тысяч километров. Человек, проходящий ежедневно по 40 километров, употребит для обхода вокруг Земли тысячу дней, или около трех лет.

– Теперешняя быстрота движения на пароходах и железных дорогах, – заметил Франклин, – позволяет сократить время кругосветного путешествия в 24 раза. Действительно, теперь в среднем легко сделать не в день, а в час 40 километров. Тогда кругом земного шара мы объедем в 42 дня.

– Но на чем же этот гигантский шар держится? – воскликнул один из рабочих.

– Шар этот, – ответил Галилей, – ни на что не положен и, ничего не касаясь, мчится в эфирном пространстве подобно аэростату, увлекаемому ветрами.

Шар этот вдвойне магнит. Первый магнетизм направляет магнитную стрелку, а второй магнетизм мы зовем тяжестью; она-то держит все предметы, рассеянные по его поверхности: океаны, воздух и людей. Если бы не тяжесть, воздух, в силу своей способности расширяться, улетел бы давно от Земли. Также и человеку довольно было бы прыжка, чтобы навеки от нее удалиться и сделаться свободным сыном эфира…

– Какой это эфир? Неужели тот, который имеется у нас в аптеке? – спросил, улыбаясь, другой из рабочих.

– О нет! Это подобие воздуха, но только поразительно упругого и крайне разреженного, – заметил Гельмгольц. – Сущность эфира довольно загадочна[1]. Это та всенаполняющая среда, в которой распространяется свет. Благодаря ей, мы видим близкие и далекие предметы, достаточно освещенные и большие. Без нее мы не видели бы ни Солнца, ни звезд…

Если бы людей поместить рядком на расстоянии метра друг от друга, то они окружили бы шар Земли 200 раз[2].

– Только-то! Но ведь людей, кажется, 5 миллиардов? – спросил кто-то.

– Совершенно верно, – сказал Ньютон, – и отсюда вы видите громадность Земли по отношению к человеку, который справедливо судит о величии природы по отношению к самому себе…

– Если бы человечество вы распределили равномерно по всей земной поверхности, в холодных и теплых странах, на морях и суше, то увидели бы, что субъект от субъекта находится на расстоянии более тысячи метров. На этом расстоянии едва ли бы они могли удобно разговаривать. Еще поразительнее количественное ничтожество человека: если вы вообразите, что вся его собирательная масса превращена в порошок и равномерно рассеяна по всему земному шару, то толщина этого порошка составит около 1/23000 доли миллиметра, т. е. слой в тысячу раз более тонкий, чем папиросная бумага.

– Достаточно малейшего ветерка, чтобы сдуть его, – воскликнул один машинист.

– Прекрасна Земля – наследие человека, – вмешался Галилей, – но если бы кто сказал ему: возьми и осмотри свое владение… Как вы думаете, сколько бы ему потребовалось для этого времени?

– Не знаем, – послышались голоса.

– Если бы осматривать одну сушу, которая составляет около ¼ всей земной поверхности, и употребить на осмотр каждого гектара по 1 секунде, то и тогда понадобилось бы 400-500 лет!

– И я думал, что Землю во всю жизнь не осмотреть, – сказал один мастер.

– Вы не ошиблись! Но как же громадна масса Земли или объем ее! Если бы кто раскатал земной шар на равной величины шарики и дал бы каждому человеку, не исключая, конечно, ни младенцев, ни женщин, по шарику, то, как вы думаете, какой бы величины был такой шарик? – спросил Ньютон.

– Шарик, без сомнения, изрядный, – ответил один из присутствующих.

– О, это была бы целая планета, – сказал Лаплас, – диаметром в 112/3 километров.

– Ее поверхность, – добавил Ньютон, – равна была бы 380 квадратным километрам…

– Да это целое немецкое княжество, – заметил русский, – и в нем было бы одному довольно просторно!

– Еще есть способ, – продолжал Ньютон, – представить мизерность человека по отношению его к планете: представьте себе, что она и все находящееся на ней уменьшено в одинаковое число раз, например в 10 000 раз; тогда на шаре, диаметром в 1260 метров, увидим пигмея ростом 1/5 миллиметра. И это будет высокорослый обитатель Земли.

– Таким образом, – добавил Гельмгольц, – он потонул бы в море, глубиною в песчинку…

– Атмосфера имела бы высоту 20 метров, а высочайшие горы – только 85 сантиметров. Немного более была бы и глубина океанов.

– Однако это достаточно заметно, – сказал кто-то.

– Возьмите мельче масштаб, – и вы не заметите ни гор, ни океанов, – возразил Галилей. – Изобразите Землю шариком толщиною в 12½ сантиметров, и высочайшие горы, и глубочайшие моря представятся на нем уже неровностями в 1/10 миллиметра, не более. Такая неровность равна толщине писчей бумаги.

– Так что наш земной шар недурно выглажен, – сострил токарь.

– Да! – ответил Ньютон. – Если только от Земли удалиться настолько, чтобы она представилась шариком в 12½ сантиметров.

Было поздно, и потому положили разойтись до следующего вечера.

7. Вторая лекция

Когда население замка сошлось для своей вечерней беседы, небо было особенно ясно. Несмотря на то, что после солнечного заката не прошло и часу, небеса сияли звездами; Луны не было: она восходила поздно.

– Смотрите, какое множество звезд! – сказал русский, указывая на небо, отлично видное через хорошо отшлифованные стекла свода.

В хорошую погоду часть потолка раскрывалась, что было и на этот раз, и волны чистого горного воздуха несли приятную прохладу после жаркого дня.

– Что такое, в сущности, эти звезды? – послышался голос человека, устремившего взоры кверху.

– Поговорим прежде о Солнце и Земле, – сказал Ньютон, – и тогда поймем, что такое звезды. Из предыдущей лекции вы представили себе довольно рельефно громадность Земли. Теперь я постараюсь дать понятие и о размерах Солнца. Солнце есть огненный шар, из которого можно слепить 1 280 000 огненных шариков величиною с Землю.