И Каю это было известно лучше, чем кому-либо другому.

Дверь за ним захлопнулась с глухим стуком. Скрипа запираемого замка, характерного для келий послушников, не последовало, но он ощущал присутствие оставшихся снаружи Черных Часовых. Сарашина могла относиться к нему как к заблудшему сыну, но Головко придерживался совершенно иного мнения. Кай мог только гадать, какими кошмарами оборачивается для новичков его враждебность.

Его дорожного сундучка еще не было в келье, и Кай подозревал, что Черные Часовые исследуют его пожитки в поисках потенциально опасных вещей. Они ничего не найдут. Кай ничего не хотел брать с «Арго», и теперь все его имущество состояло из нескольких рубашек, туалетного набора, отлично сшитого костюма от портнихи с ниппонского полуострова и, конечно, множества переплетенных в кожу онейрокритик.

Для Черных Часовых книги ничего не значат, а вот криптэстезианцы внимательно будут их изучать, чтобы убедиться в отсутствии скрытых значений.

Они тоже ничего не обнаружат, но он понимал, что проверка необходима.

Внутри келья была почти пустой, и ничто не указывало на ее прежнего обитателя. Такой порядок был оправдан, поскольку остаточное ощущение предыдущего постояльца повлияло бы на видения Кая. У стены стояла простая парусиновая койка, в ногах небольшой сундучок, напротив них — письменный стол и стул. На столе имелась черная тетрадь, промокательная бумага, стило и роговая чернильница.

Над столом висели пустые полки, поджидающие постоянно пополняемой коллекции онейрокритик астропата. Полки были не слишком вместительными, поскольку для создания внушительной библиотеки визуальных образов, символов и расшифровок снов новичку требовалось немало времени.

Кай поставил на стол прихваченную на скиммере бутылку амасека и взял в руки тетрадь. Рассеянно перелистнув страницы, он вдохнул резкий запах новой бумаги и снова положил тетрадь на стол. Пустые страницы ждали толкований снов. Тетрадь пока чиста, но потенциал будущих записей может превратить ее в заряженное орудие.

Будучи опытным астропатом, Кай мог счесть за оскорбление необходимость поселиться в келье новичка, но гнева он не испытывал. Отсутствие ответственности, которую накладывали сильные чувства, подействовало на него умиротворяюще. Он вытянулся на кровати и закрыл глаза, постепенно замедляя дыхание, несмотря на ноющую боль пси-истощения.

Большинство астропатов не испытывали трудностей при засыпании, какими бы тревожными ни были их мысли. После надлежащих мантр и техник погружения в транс можно было достичь любого состояния сознания.

Сон быстро пришел к Каю, но видения не позволили ему отдохнуть.

Глава 3

ОТЛИЧНЫЙ ХОД

РУБ-ЭЛЬ-ХАЛИ[187]

АРЗАШКУН[188]

— Твоя императрица под ударом, — с усмешкой заметил хормейстер.

— Мне это известно, — ответила Сарашина и передвинула на доске фигурку из коралла, добытого в океанском мире Лаэран. — Или ты думаешь, что я впервые играю в регицид?

Немо Зи-Менг улыбнулся и покачал головой.

— Нет, конечно, я так не думаю. Но я не хочу выигрывать, воспользовавшись твоей рассеянностью.

— А ты уверен, что выиграешь?

— Как обычно.

— Только не сегодня, — ответила Сарашина, когда Зи-Менг взял своим рыцарем кастеляна и сбросил его на ковер.

Доска и фигурки, подаренные самим Фениксийцем, были поистине великолепны. Каждая фигура проработана до мельчайших деталей, у каждой свой характер, что неудивительно для примарха, прославившегося своим стремлением к совершенству. Прикосновение к этим изысканным скульптурам было не менее приятным, чем сама игра.

— Я думаю, ты ошибаешься, — возразил Зи-Менг, как только Сарашина передвинула по доске своего дивинитарха.

— Подумай еще, — сказала Сарашина и облокотилась на груду роскошных подушек, во множестве разбросанных по полу в покоях хормейстера. — Ну, видишь?

Зи-Менг наклонился над доской и, оценив расстановку фигур на доске, рассмеялся.

— Невероятно! — воскликнул он и всплеснул изящными и сильными руками скульптора.

На среднем пальце левой руки блеснуло кольцо с резным ониксом. Его переплетенные линии могли означать неизвестные символы, но, скорее всего, просто были затейливым орнаментом. Зи-Менг говорил, что купил кольцо у человека, утверждавшего, будто он прибыл из Четвертого Доминиона, но Сарашина считала, что это всего лишь очередная безвредная похвальба хормейстера. Если бы у него сохранились глаза, он наверняка бы подмигивал, рассказывая эту историю. Но его миндалевидные глазницы были плотно зашиты, а знающие люди понимали, что хормейстер был ослеплен больше ста лет назад, когда подобная практика была нормой.

Хормейстер еще раз изучил фигуры на доске, словно не веря в свое поражение.

— Я поражен кинжалом убийцы, спрятанным в бархатном рукаве. А я планировал еще много ходов, надеясь одержать легкую победу.

— Хороший игрок в регицид предвидит пять ходов, — сказала Сарашина. — А великий игрок…

— …планирует всего один ход, но это ход наилучший, — закончил Зи-Менг, перебирая тонкими пальцами пряди побелевшей бороды. — Если ты собираешься цитировать Жиллимана, окажи любезность, дай мне сначала выиграть.

— Может быть, в следующий раз, — ответила Сарашина, заметив у двери слепого сервитора хормейстера.

Это существо в белом одеянии, лишенное собственных мыслей, в ее мозгу казалось призраком, расплывчатым светлым пятном. Часть мозга сервитора, отвечающая за мышление, была удалена, и остались лишь рудиментарные навыки.

— Ты знаешь, почему я настаиваю на игре в регицид? — спросил Зи-Менг.

— Чтобы блеснуть своим мастерством?

— Отчасти, — признал он. — Но не только ради этого. Регицид учит нас терпению и дисциплине при выборе варианта, когда импульсивное решение кажется весьма привлекательным.

— Бесконечное обучение, так?

— Обучение проходит легче, если субъект не догадывается о том, что его учат.

— Ты и меня учишь?

— Думаю, нас обоих, — сказал Зи-Менг.

Сервитор внес сосуд с травяным отваром, закрытый стальным колпаком, но до Сарашины все же донесся теплый сладковатый запах.

— А как насчет твоего пристрастия к сладкому?

— Признаю, это моя слабость, — ответил Зи-Менг.

Он жестом отпустил сервитора и наполнил теплой жидкостью две чашки. Сарашина приняла напиток и осторожно отпила, наслаждаясь насыщенной сладостью.

— Сладость дает мне утешение, — с улыбкой сказал Зи-Менг. — А в такие времена надо пользоваться любым утешением, какое можно найти. Ты согласна?

— Я думала, что для этого тебе достаточно зажечь кальян, — заметила Сарашина.

— Утешения можно достичь разными путями, — ответил Зи-Менг, расстегивая пояс и позволяя одеянию упасть на пол.

У него было сухощавое и жилистое тело, но Сарашина знала, что в этих хрупких на вид конечностях таится немалая сила. Каждый квадратный сантиметр его бледной, пергаментно-сухой кожи покрывали татуировки, нанесенные при помощи иглы, которую, согласно слухам, Зи-Менг вырвал из тела окаменевшего существа, обнаруженного в мериканской радиоактивной пустыне. На полотне его плоти было изображено великое множество оберегающих символов: соколиные головы, змеи, пожирающие свой хвост, астропатические кресты, глаза и горгоноподобные лики.

Тот факт, что под давлением Имперского Кредо подобные символы вышли из употребления, ничуть не беспокоил хормейстера, поскольку он был старейшим из живущих в Городе Зрения астропатов и лучше многих других знал, как уберечься от опасностей имматериума.

Он улегся рядом с Сарашиной и с невероятной нежностью провел пальцами по ее руке. Она улыбнулась и перевернулась лицом вниз, позволяя Зи-Менгу массировать спину и снимать напряжение очередного трудного дня, полного отчаянных посланий, направляемых из залов мысли к Проводнику и далее, к намеченному получателю. Зи-Менг научился искусству массажа по книге мудрого старца, обитавшего в горах задолго до восшествия Императора и постройки венчающего мир Дворца. От прикосновений хормейстера по старым костям Сарашины разлилось исцеляющее тепло.