Очень скоро после потопа остатки человеческой цивилизации погрузились на несколько тысяч лет почти в полную темноту и мрак…

Разрушитель и созидатель Шива исполнил свой танец.

В равновесие природа и новый животный мир приходили после потопа 5-6 тысячелетий. Полярные льды отступили от границы земель, где ныне лежат Белоруссия и страны северной Европы не более 5-6 тысяч лет назад. Животные и растения вновь расселились по всей Земле и заняли свои экологические и природные ниши…

Поколения живых существ в новом установленном ритме волна за волной сменяли друг друга, передавая свои новые знания, новый опыт и традиции…

Проходил век за веком, тысячелетия сменяли друг друга, жизнь вошла в свой ритм и как говорят опытные алкоголики – устаканилась. Но природа человека не изменилась. Он как был неразумным и неадекватным алкоголиком – так им и остался. Будучи человеком, он сохранил в себе властное, звериное и тёмное начало. Цели потопа были достигнуты лишь частично – человек получил серьезный урок, но его тёмную природу ещё предстояло извлечь на солнечный свет и, познав с помощью разума, преобразовать и растопить любовью. И сделать это мог только сам человек.

Виктор за короткий миг наяву увидел и прожил эту картину всемирного потопа и прошедших после этого 12 с небольшим тысяч лет…

Потом он выскочил из той, относительно недалекой от нас по времени возможной реальности и пелена наваждения рассеялась.

ГЛАВА 44. Про новых богов и живых существ, приносимых им в жертву.

Мурманская трасса отм.303 км, время в пути 7 часов 15 минут.

Сергей приоткрыл глаза и помолчал несколько минут. Он знал о том, что видел сейчас Виктор, но вскоре то единство, которое связало в единое целое их чаши разума, их души, исчезло и развеялось.

Они уже в обычном состоянии сознания продолжали свой путь к гиперборейскому северу.

Виктор думал о своём. Казалось, что после потопа человек должен быть другим – он должен был любить каждое живое существо, восхищаться им и быть владыкой и защитником.

Но – велиаровые дети продавили в нашу реальность свои обычаи, свои традиции и взгляды на жизнь.

На вопрос Виктора, который он адресовал Сергею, следовало дать ответ. Ответ можно дать разными способами, число их практически бесконечно. Сергей выбрал свой способ, без присказок и вступлений.

Сергей открыл ноутбук, пощелкал клавишами и начал негромко говорить:

- Витя, я тебе сейчас прочитаю статью публициста Розанова Василия Васильевича (1856-1918), который описывает сатанистский религиозный обряд. По этому обряду фарисеи возносят жертвы своим богам.

Розанов пишет, что « изуверный обряд этот не только не принадлежит всем вообще евреям, но даже, без всякого сомнения, весьма немногим евреям известен. Он существует только в секте хасидов, секте самой упорной, фанатической, признающей один только Талмуд и раввинские книги и отрекшейся, так сказать, от Ветхого Завета. Но и тут составляет он большую тайну, может быть, не всем им известен».

Итак, вот так выглядит этот фарисейский обряд:

"Мне однажды пришлось присутствовать на еврейской бойне и видеть убой скота по правилам еврейского ритуала. Передаю голый факт во всей его наготе.

Случилось это так. Лет шесть тому назад я, связанный службою, проживал в крупном центре Юго-Западного края, на три четверти населенном евреями.

Во время частых загородных прогулок мое внимание привлекло странного вида здание с длинными фабричного типа корпусами, обнесенными высоким плотным частоколом, каким принято обносить остроги и места заключения. Вскоре я узнал, что это городская бойня и бездействующий альбуминный завод. Интересуясь вопросами городского благоустройства и будучи знаком с постановкой столичных боен, я решил осмотреть местную городскую бойню, совершенно упустив из виду, что город населен преимущественно евреями, что вся торговля находится в руках евреев, а следовательно, и городская бойня должна быть еврейской.

Еврей-привратник на мой вопрос: "Можно ли осмотреть бойню?", замялся и, по-видимому, намеревался обратиться к авторитету своего начальства в небольшом флигельке у ворот. В это время из флигелька выскочил юркий, свирепого вида еврей и набросился на привратника. Понимая несколько еврейский жаргон, я мог разобрать следующую фразу: "Что же ты долго разговариваешь? Ты видишь, что это не еврей. Ведь тебе приказано пропускать только одних евреев".

"В таком случае надо будет во что бы то ни стало проникнуть на бойню", - подумал я и решил продолжать прогулку. Возвращаясь домой опять мимо бойни, я заметил, что привратника сменили, и решил вторично попытать счастья. Для большей убедительности я заявил привратнику, что я причастен к ветеринарному надзору, что мне по делу необходимо пройти в контору, ввиду чего я прошу провести меня в контору.

Привратник помялся, но затем объяснил, как мне пройти... Старика-еврея во флигеле, по-видимому, не оказалось, и я благополучно добрался до конторы. В конторе меня встретил интеллигентного вида еврей. Я отрекомендовался ветеринаром, не называя, впрочем, фамилии, и просил провести меня на бойню.

Заведующий начал подробно распространяться об устройстве бойни, при которой имеются бездействующий альбуминный завод, водопровод и также все новейшие приспособления. Наконец, заведующий начал сообщать, откуда преимущественно доставляют скот, какой породы, в каком количестве и пр. Когда я перебил его и вторично попросил провести на бойню, он после короткой паузы заявил мне, что провести на бойню не может. Впрочем, так как меня "интересует техническая часть дела", то, пожалуй, он "может показать мне разделку мяса".

В это время заведующего вызвали, и, уходя, он крикнул мне: "Сейчас пришлю вам провожатого". Я решил, что проводника дожидаться не следует, так как он, очевидно, покажет мне лишь то, что меня не интересует. Без особых приключений мне удалось добраться до помещения бойни. Она представляла ряд длинных каменных сараев, в которых происходила разделка мясных туш. Единственное, что бросилось в глаза, это крайне антисанитарное состояние помещения. Один из рабочих объяснил мне, что убой уже кончен, что лишь в последнем корпусе оканчивают убой телят и мелкого скота. Вот в этом-то помещении я увидел наконец интересовавшую меня картину убоя скота по еврейскому обряду.

Прежде всего бросилось в глаза то, что я вижу не убой скота, а какое-то таинство, священнодействие, какое-то библейское жертвоприношение. Передо мной были не просто мясники, а священнослужители, роли которых были, по-видимому, строго распределены. Главная роль принадлежала резнику, вооруженному колющим орудием; ему при этом помогали целый ряд других прислужников: одни держали убойный скот, поддерживая его в стоячем положении, другие наклоняли голову и зажимали рот жертвенному животному.

Третьи собирали кровь в жертвенные сосуды и выливали ее на пол при чтении установленных молитв; наконец, четвертые держали священные книги, по которым читались молитвы и производилось ритуальное священнодействие. Наконец, были и просто мясники, которым передавался битый скот по окончании ритуала. На обязанности последних лежало сдирание шкур и разделка мяса.

Убой скота поражал чрезвычайной жестокостью и изуверством. Жертвенному животному слегка ослабляли путы, давая возможность стоять на ногах; в этом положении его все время поддерживали трое прислужников, не давая упасть, когда оно ослабевало от потери крови. При этом резник, вооруженный в одной руке длинным - в пол-аршина ножом с узким лезвием, заостренным на конце, и в другой руке длинным, вершков шести, шилом спокойно, медленно, рассчитано наносил животному глубокие колющие раны, действуя попеременно названными орудиями.